Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
В 1930-е годы на месте снесенной Никольской церкви предполагали строить дом командного состава Красной армии: ведомство обороны располагалось по соседству, в бывшем Александровском училище.
Глава III. Дом-роман
Юнкера
Усадьба будущего Училища на Знаменке образовалась при Апраксиных, в исходе XVIII века, из трех кварталов. Конгломерат из множества строений с тремя дворами и с огромным главным домом представлялся домом-городом уже тогда. А при военных он казался огражденной крепостью благодаря глухой ограде вдоль бульвара и по Знаменке.
Эта ограда и создаваемое ею впечатление одни остались неизменны после перестройки дома Министерством обороны. Крепостное впечатление даже усилилось: за домом, в Колымажном переулке, появилась башня, перекликаясь с башней «Моссельпрома» через площадь. Перестройка шла в 1944–46 годах, знаменуя наступление Победы.
Дом Александровского военного училища. Фото конца XIX века
У Куприна в романе «Юнкера» есть все, что нужно знать об Александровском училище, родном писателю, и трудно вспомнить дом в Москве, описанный на большем числе страниц. Как дом-город, он обнаруживает средокрестную природу Арбатской площади, заимствованную у Боровицкой. А дому-городу нетрудно превратиться в дом-роман.
Московитость дома и романа такова, что юнкера втайне считают несправедливостью судьбы жизнь государя в Петербурге. Училище есть средоточие военного присутствия в столице невоенной. Новый образ военного Арбата, пересказ средневековой темы.
Другой Арбат
Вокруг Училища лежит Арбат интеллигенции. Но, кажется, интеллигентское теряет силу на пороге дома и романа. Арбат интеллигенции и дом-роман разделены стеной.
Однако эти два лица́ суть ли́ца одного. Старинное двуличие Арбата как предместного холма сказалось в пореформенные годы во взаимном отчуждении военного училища, на старой роли отводного укрепления Кремля, – и разлитой вокруг нее, держащейся за каждый дом интеллигентской фронды.
Интеллигенция располагала собственными цитаделями для сосредоточения фрондерства. Юнкеру Александрову, герою и alter ego Куприна, припоминается «тот бледный, изношенный студент, который девятого сентября, во время студенческого бунта, так злобно кричал из-за железной ограды университета на проходивших мимо юнкеров: «Сволочь! Рабы! Профессиональные убийцы, пушечное мясо! Душители свободы! Позор вам! Позор!»
Университет в его позиции на Моховой был обречен служить одним из лиц Арбата перед лицом Кремля. В природе Университета и в его архитектурной мимике смешались фронды Грозного и Герцена.
Дом Александровского училища (слева) на панораме Арбатской площади. Фототипия. Между 1901 и 1905. Фрагмент. Показаны фасад и двор по Пречистенскому бульвару. В остром ракурсе, – главный фасад по Знаменке
Сила, сосредоточенная в Александровском училище, той же, арбатской природы, но другого направления. Пока слова студента ей горох. Однако в противостоянии гражданском Арбат военный может повернуться и совпасть с Арбатом фронды. Так это было, без необходимости, в опричнину и, по необходимости, в исходе Смуты.
Интеллигентский же Арбат, чья боевая разрушительная сила рассредоточена пока что по квартирам и особнякам (бомбисты с мастерской были соседями Бориса Зайцева, а Горький привечал их сам), – этот Арбат рассчитывает овладеть и средоточием защитной силы. Овладеть во зло, как царь опричников, а не во благо, как Пожарский.
Разумеется, на внешнюю угрозу Арбат военный отвечает недвусмысленно. «Нет, не прав был этот студентишко, – думает сейчас Александров, допевая последние слова молитвы Господней. – Он или глуп, или раздражен обидой, или болен, или несчастен, или просто науськан чьей-то злобной и лживой волей. А вот настанет война, и я с готовностью пойду защищать от неприятеля: и этого студента, и его жену с малыми детьми, и престарелых его папочку с мамочкой. Умереть за отечество. Какие великие, простые и трогательные слова! А смерть? Что же такое смерть, как не одно из превращений этой бесконечно непонимаемой нами силы, которая вся состоит из радости.»
То говорит защитный центр Москвы, Кремля. Но ясность станет невозможной в 1917 году.
Глава IV. Октябрь семнадцатого
Семь дней
В семидневной московской обороне «белый дом на Знаменке», как называл свое Училище Куприн, стал центром белых сил. Вторым, формально первым, центром послужил Штаб округа в начале Пречистенки. Штаб, в свою очередь, был мышцей Комитета общественной безопасности, который заседал сперва в московской Думе, затем в Кремле под руководством городского головы.
В лучший свой час силы Февральского правительства взяли контроль над частью центра города, включая Кремль. Но только в худший час стало понятно, где помещался силовой и нервный центр белой Москвы: училище на Знаменке сдалось последним. Баррикады и окопы окружали дом-квартал, как ров – острог Пожарского.
Штаб округа можно считать аналогом Остоженского стана князя, проекцией военной силы к Пречистенским воротам от Арбатских.
Третий день
Межи древних уделов и узлы земли разом явились на карте октябрьских боев.
С утра решительного дня 27 октября белый Арбат распространяется к традиционным точкам своего контроля: мостам Дорогомиловскому (Бородинскому), Крымскому, Каменному, а затем и дальше, к Москворецкому мосту и Красной площади.
Граница красного и белого колеблется между Никитской и Тверской, что в мирных обстоятельствах есть колебание границ Арбата. Знаком неустойчивости служит переход между противниками резиденции градоначальника на середине Тверского бульвара. Пространство южнее Никитской, древней опричной границы, беспримесно бело; дом Гагарина у Никитских ворот (на месте памятника Тимирязеву) выступает его северным бастионом. Западные бастионы суть Катковский (Николаевский) лицей и комплекс Провиантских складов, оба в конце Остоженки, у Крымского моста, и 5-я школа прапорщиков у Смоленской площади, на взгорье над Дорогомиловским мостом. Последний связывает город с Киевским вокзалом, на который ожидаются, но не приходят, верные части с фронта.
Четвертый день
28-го юнкера захватывают на Мясницкой здание Почтамта с телеграфом и междугородным телефоном, а в соседнем Милютинском переулке – Телефонную станцию.
Оба пункта, стратегические в терминах нового века, принадлежат Кучкову Полю. Телефонная станция, многоэтажная, на высочайшем в городе холме, становится буквально крепостью. Ее наружность такова, как будто архитектор за тринадцать лет до революции предвидел ход событий.
Кучково Поле и Арбат соединяет цепь опорных цитаделей белых в долине нижнего течения Неглинной: «Метрополь» в пределах Старых Полей, Большой театр, Городскую думу, «Националь», Манеж.
Тем же днем красные роты 56-го полка, блокированные в Кремле, сдаются и расстреляны юнкерами.
Сдавшиеся не знали, что за кольцом белой блокады Кремля лежала мало сказать не усмиренная, но только что мобилизованная красная Москва. Что в ней разагитированы все казармы.
Телефонная станция в Милютинском переулке. Фото 1908
