Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
Кто знает, какие горшие несчастья, чем те, что выпали и выпадут, отвел от нас Гааз и эти люди, поспешившие за ним с добром.
«Урод рода человеческого» – написала Екатерина Великая на приговоре Салтычихи. Но и Гааз – урод, юрод, вернувший слову его плюс. Отбеливший это слово, как салтычихины полы, как общую совесть, от крови, пролитой на Кузнецком Мосту.
На краю Кучкова Поля с его темой поединка власти и земли.
Дом Собакина на Кузнецком Мосту. Чертеж из Альбомов Казакова. Около 1800
Дом ужасов
Конечно, дом Малюты Скуратова есть в каждом уважающем себя квартале старой Москвы. Другое дело Ромодановский. Вот Алексей Толстой в романе «Петр Первый» поселяет князя-кесаря в начале Мясницкой улицы. Причем двумя дворами, жилым и пыточным. Литературный вымысел (дворы главы Преображенского приказа известны в Камергерском переулке и на Большой Никитской улице) пришел под бок новейшего, лубянского сыскного и пыточного двора.
Преображенский приказ помещался на Яузе, в селе, которому обязан именем. Однако на углу Мясницкой и Лубянской площади, согласно Сытину, располагалось другое детище Петра – Тайная канцелярия.
Речь, вероятно, о палатах бывшего Рязанского архиерейского подворья, «дома ужасов», снесенного в начале XX столетия. Снос вызвал романтическое возбуждение, передавшееся Гиляровскому, который утверждал, что открывались подвалы на подвалах, отыскивались цепи и скелеты.
Тайная канцелярия, учрежденная в 1718 году в Петербурге для дознания по делу царевича Алексея, действительно имела филиал в Москве, деля (или, напротив, смешивая) роль с Преображенским. Когда Приказ был упразднен, его преемницей де-юре стала Канцелярия. И переехала на Яузу.
Петр III манифестом упразднил Тайную канцелярию, запретил «ненавистное изражение» – сыскной клич «Слово и дело!» – и предложил Сенату учредить Тайную экспедицию. Учреждение совпало с воцарением Екатерины, и в том же 1762 году новая Экспедиция арестовала Салтычиху.
Считается, что бывший дом Рязанского подворья принят Экспедицией от упраздненной Комиссии о Пугачеве, тринадцатью годами позже. Но Гиляровскому передавали запись слов Чередина, секретаря московской Экспедиции во всю сорокалетнюю эпоху Екатерины и Павла, который утверждал, что видел в доме Салтычиху, а не только Пугачева.
Словом, традиция назначила этому месту быть центром политического сыска.
Чему служила Экспедиция – тайной ли силе места или внеположной, в том числе и просто петербургской власти? Ответ будет двояким, даже двоящимся, как многое в судьбе Кучкова Поля. Например, дознание о Новикове, отправлявшееся в доме Экспедиции, было заострено против международного масонства и французской революции; однако же московское масонство новиковского колена было антиреволюционным.
Две «России»
Два дома Страхового общества «Россия», до перестройки одного из них, что на Лубянской площади, могли казаться оборотами друг друга. Между их фасадами словно заключено раздавшееся до бульваров Кучково Поле. Протяженный дом «Россия» на Сретенском бульваре оформляет его край в предельно представимой дальности.
Архитектурная активность Страхового общества по-новому оформила встречу Кремля и Яузы. Он представал ей крепостным фасадом на Сретенском бульваре, она ему – немного бюргерским, петровским, немецко-слободским фасадом на Лубянской площади.
А вскоре Яуза вернется в дом «Россия» большевистским переизданием тайного сыска. Память Преображенского приказа придет наполнить новым смыслом слово «Лубянка» – и воротится Яузе новым смыслом слова «Лефортово». Кучково Поле уместится между двумя «Россиями» – домом, в котором хотят жить все, и домом, в который никто не хотел, но в который против воли были взяты многие.
Определение Поля
Итак, необходимо различение Лубянки как синонима подлинной безопасности – и как синонима пыточного двора и политического сыска.
Для службы, занимающейся в самом деле безопасностью, Кучково Поле служит лучшей подосновой. Но пыточный или тюремный двор в этих местах есть жест опричный, пришлый, значащий, что часть земли, будь то удел или любого цвета партия, склоняет к подчинению всю землю, целое земли. Что землю избивают в ее же средоточии.
Красное и черно-белое
Арбат военный
Дом графа Апраксина на Знаменке (будущее Александровское военное училище). Чертеж фасада. Альбомы Казакова. Около 1800
Глава I. Отводная стрельница
Продление Ваганькова
Красное командование выбрало Арбатскую площадь сразу. Реввоенсовет и Наркоматы армии и флота поместились в доме Александровского военного училища на Знаменке. Училище основано в 1867 году на базе Сиротского кадетского корпуса.
Арбат есть продолжение Ваганьковской горы, с ее предместной цитаделью приблизительно в межах Пашкова дома. Нет лучше места для такого укрепления, чем над торговым перекрестком стратегических дорог и через реку (Неглинную) от города (Кремля), на равной с городом отметке высоты.
В отсутствие острога на Ваганькове трудно найти лучший военный образ или знак Арбата, чем кремлевская предмостная Кутафья башня на арбатском берегу Неглинной. Отводная стрельница, ворота изначальной улицы Арбат (Воздвиженки). Как эта башня, Арбат есть отводная стрельница Кремля.
А. М. Васнецов. В осадное сиденье. Троицкий мост и башня Кутафья
Москва сосредоточивалась, собиралась с силами в Арбате, когда ждала угрозы с Запада, включая северо– и юго-запад, или с юга. Враг мог идти Смоленской или Волоцкой дорогой, от москворецких перевозов – Дорогомиловского, Сетунского – и от Пресненского брода. Мог и от Крымского, где легче преодолевала реку конница, чаще всего татарская. Ваганьковская крепость, прикрывая брод у торга, пристреливала и замоскворецкие – юго-восточные и южные – дороги. Словом, Арбат, благодаря естественности бродов и искусности расположения мостов и перевозов, оборонял кремлевскую треть мира от двух других третей.
Когда же обращался против самого Кремля, то делался в его глазах передним краем, цитаделью внешних мировых долей. Так, например, арбатская опричнина была пародией на только что разгромленный Ливонский орден.
Арбатский торг
Совпавшее с опричниной в межах и по фасаду, арбатское пространство совпадает с ней и в средоточии, на нынешней Арбатской площади.
Во времена до Калиты на месте площади сошлись, пересекая Черторый, старая Волоцкая (новгородская) и новая Смоленская дороги, образовав особый загородный торг. В конце XVI века стена Белого города, взяв левый берег Черторыя себе подошвой, а сам ручей приняв за ров, перечертила перекресток, увенчав его Арбатскими воротами. Стрелка дорог на Волок и Смоленск, оставшаяся за воротами, ныне разводится угольным домом ресторана «Прага»; на Боровицкой площади это была бы стрелка Знаменки с Волхонкой.
Так боровицкий торг во времена от Долгорукого до Калиты распался на два: подкремлевский, позже окончательно остановившийся на Красной площади, – и занеглименский, арбатский, отъехавший по старой Волоцкой дороге, вдоль Знаменки. Арбатский торг стал дополнительным, опричным в точном смысле слова торгом
