Исаак Тейлор - Славяне и арийский мир
Но хотя идея об общем происхождении греческой и индусской мифологии, поддерживаемая одно время с такой уверенностью, и должна быть совершенно оставлена, однако мы можем видеть более ясно то, что было общего у греков и индусов. В Индии, как и в Греции, существовали одни и те же небесный свод, солнце, луна и звезды, грозовые облака и ветер; последовательность дня и ночи, лета и зимы были сходны точно так же, как все таинственные явления природы. В обеих странах были элементы общего языка; люди называли все эти предметы сходными именами, имели одни и те же мысли, размышляли одинаковым образом о небесных явлениях; так что, по мере того как цивилизация прогрессировала у индусов и у греков, мифы, взятые из природы с чертами существенно подобными, но не скопированными одни с других, образовывались самостоятельно как попытки объяснить виды физического мира.
Но если арийцы разделились, не имея мифологических верований, а имея лишь общие наименования дня, неба и света, то легко видеть, каким образом эти слова могли стать независимо одни от других именами небесных богов. Корень div или dyu, блистать, дает нам целый ряд арийских слов, обозначающих день, полдень и небо, небесное и божественное, богиню; и таким именно образом и сформировались, наконец, наименования специальных божеств. Таковы в греческом и латинском языках имена Διαίνη и Διώνη), Divania и Diana, Дианус и Янус, Диовис и Иовис, Зевс, а выражения вроде hora meri-diana, jove diano, sub dio, έν δΐος, полдень; deus, divus, δίος, божественный; таковы суть еще по-галльски dyw, день, и duw, бог; по-ирландски diu, день, dia, бог, и de — богиня; по-армянски div, день{300}.
Но если мы допустим тождественность греческого Зевса и индусского Диауса (и что наиболее достоверно), то мы можем утверждать с профессором Райсом, что так называемая сравнительная мифология, устремившаяся так давно на эту попытку отожествления, не может утверждать, чтобы она много подвинулась вперед за все эти годы, и можно спросить себя, точно ли это тождество мифологического порядка, а не просто лингвистического.
Очевидно, легче думать, что грубые и необразованные дикари, бывшие еще в каменном периоде, не возвысились до представления о Зевсе греков, чем предполагать, что подобная концепция, если только она тогда существовала, могла при развитии цивилизацию мало-помалу свестись к материальному представлению. Одинаково трудно понять, каким образом наименование и культ верховного бога неба могли совершенно потеряться между иранцами и славянами.
Если арийцы, как замечает профессор Райе, достигли идеи о боге, столь тождественном, то было бы трудно понять, как, подобно Диаусу санскритской литературы, он утратил свой божественный характер или, подобно Тиу, он был заменен у тевтонов Воденом и Тором, а у галлов первенству его постоянно угрожало преобладание Меркурия{301}.
Идеи могут быть подобными и язык тождественным; но мы не можем утверждать, что первобытные арийцы обладали общей мифологией. Более вероятно, что с одними и теми же словами и одними и теми же мыслями арийские народы, после своего разделения, создали мифологические рассказы, сходство которых скорее кажущееся, чем действительное.
Другая причина также должна быть принята в соображение. Большая часть цивилизации, приписываемой первобытным арийцам, была, как мы видели, заимствована ими у других народов, и вероятно, что и мифы распространялись таким же образом от племени к племени. Во многих случаях констатировано, что это произошло таким образом. Мы знаем, что большая часть мифических рассказов Греции в действительности произошла из семитических источников, что латинские поэты перенесли мифические греческие рассказы на божества Италии, совершенно различные, что тевтоны усвоили себе кельтские божества, даже мифология Эдды пропитана идеями, происходящими из христианства, готтентотское предание о Всемирном потопе, очевидно, вышло из смутных воспоминаний об учении христианскими миссионерами.
Религиозные мифы, как и народные сказки и басни, имеют удивительную способность к переселению. Священные легенды буддийских жрецов прошли путь из Индии в Багдад, из Багдада в Каир, из Каира в Кордову и очутились на страницах Лафонтена после перевода их профессиональными рассказчиками с пали на пехлеви, с пехлеви на арабский язык, с арабского на испанский, с испанского на французский и на английский. Более вероятно предположить, чти все эти божественные мифы, которые могут оказаться сходными в арийских языках, были таким образом перенесены в весьма отдаленную эпоху, чем предполагать, как сравнительная мифология, что они составляли часть общего наследства арийцев в те варварские и крайне отдаленные времена, которые предшествовали лингвистическому разделению. Во всяком случае, ясно, что заключения, бывшие в ходу лет тридцать назад относительно природы и объема первобытной арийской мифологии, основаны на предположениях, представляющих гарантий не более чем теория последовательных переселений арийцев с востока на запад.
Дело последних десяти лет было прежде всего делом разрушения. Все сделанное в течение предшествующего полустолетия было пересмотрено, и остроумные, но неосновательные теории были по большей части разрушены, а почва расчищена для возведения более прочных сооружений.
Тогда как, с одной стороны, наука специализировалась, с другой стороны, было показано, что взаимная связь доисторических наук столь же тесна, как и связь наук физических. Старинная тирания санскритистов была удачно поколеблена, и мы видим, что слишком поспешные филологические выводы требуют систематической проверки при помощи заключений археологии, краниологии, антропологии, геологии и здравого смысла.
ПРИЛОЖЕНИЕ
РАСОЛОГИЯ ДРЕВНИХ СЛАВЯН
ДОИСТОРИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОПРОС В АНТРОПОЛОГИИ
С тех пор как благодаря археологическим работам Софуса Мюллера (Sophus Müller) (1877) т. н. височные кольца (бронзовые, серебряные, золотые женские украшения, вплетавшиеся в волосы у висков; известны с бронзового века, были распространены у славян в Средние века. — Примеч. ред.) были признаны в качестве характерного славянского украшения, принадлежность ряда мест древних захоронений, находящихся в Восточной Германии и не имевших до того времени определенной идентификации, могла быть с уверенностью приписана славянам. При этом антропологи наталкивались на факт, чрезвычайно для них поразительный: в исследуемых могилах они обнаруживали черепа, которые длинными формами своего строения соответствовали вовсе не славянским народам современности, но тому типу, который в то время обычно еще обозначали как «германский». Изначальными же отличительными чертами славянства тогда считались короткая голова и волосы темного цвета, ибо эти признаки и встречались в массовом порядке среди населения, проживающего в областях, которые рассматривались как родина славян, в частности в Галиции, которая в восьмидесятые годы (XIX века. — Примеч. ред.) была, благодаря работам Мейера и Коперницкого, одним из лучше всего в антропологическом аспекте изученных мест Европы.
Исходя из этого мнения, существовавшего по поводу изначального и характерного славянского типа, длинноголовые древние славяне должны были производить впечатление прямо-таки чужеродного элемента. Во многих случаях они рассматривались в качестве славянизированных лишь в культурном, но не в расовом понимании, потомков других народов. Так, Коперницкий [1) Коперницкий, И. Черепа с крюковидными кольцами и кости с трех кладбищ (Kopernicki, I.: Schädel und Knochen von drei Friedhöfen mit Hakenringen. Zbiór Wiad. do Anthrop. Kraj. VII, 3–40, 1883)] видел в обладателях найденных возле Слабошево (Slaboschewo) черепов славянизированных германцев, а Лиссауэр [2) Лиссауэр A.: Crania Prussica. Вторая серия. II. Лоренцберг — древнее захоронение под Кальдусом близ Кульма (Lissauer, A.: Crania Prussica. Zweite Serie. II. Das Gräberfeld am Lorenzberg bei Kaldus im Culmer Land. Z. Ethn. X, 81–134, 1878)], исследовавший местность под Кульмом, — славянизированных пруссов (Pruzze). Наконец, длинные головы восточных древнеславянских групп Талько-Гринцевич [3) Талько-Гринцевич. Человек на наших землях (Talko-Hryncewicz, J.: Czlowiek na ziemliach naszych (Der Mensch in unseren Landen)) 152 S., Warschau, 1913. — Из всех исследователей славян Талько-Гринцевич дольше других упорствовал во мнении, что изначальным славянским типом является темноволосая короткая голова.] истолковывал как принадлежащие потомкам «светловолосых длинноголовых финских племен», которым меньшинство славянских завоевателей навязало свою культуру и национальность. Для интерпретации вполне унифицированного явления использовались самые различные народы, причем каждый исследователь выбирал такую возможность трактовки, что ближе всего подходила в территориально-пространственном отношении материалу его исследований.
