Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей
В течение следующих восьми лет, действуя по собственной инициативе, Цезарь делил год на две части. Летнюю военную кампанию он проводил к северу от Альп: кроме завоевания Галлии (достижение, непревзойденное даже величайшими его современниками), он пересек Рейн и дважды побывал в Британии. Зимний сезон он посвящал — пусть даже менее эффектно — гражданскому управлению в мирных провинциях Цизальпинская Галлия и Иллирик на Балканском побережье. Позднее, в 49 г. до н. э., он пожаловал римское гражданство жителям Цизальпинской Галлии к северу от реки По, завершив таким образом объединение Италии.
Случались и неудачи: Луций Домиций Агенобарб угрожал, что если его изберут консулом на 55 г. до н. э., он потребует отзыва Цезаря в Рим, чтобы тот ответил за свое поведение в 59 году (при этом последний не осмелился возражать против выдвинутых обвинений) и восстание галльского вождя Верцингеторига, царя арвернов, в 52 г. до н. э., поддержанное большим союзом племен центральной Галлии. Однако ничто серьезное не угрожало непомерному, страстному и исключительно своекорыстному стремлению Цезаря к тому, что Саллюстий назвал «беспрецедентной войной», которая дала бы возможность проявить свои способности.[24] Плутарх щедро перечисляет величие его достижений: «Он взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен».[25] Цезарь, как всегда, использовал победы в Галлии, чтобы добиться славы, в которой несговорчивый сенат упрямо ему отказывал. Личная победа досталась ценой полного уничтожения двух племен: мужчин, женщин и детей тенктеров и узипетов, выкошенных римской кавалерией за один день битвы и потерявших, по подсчетам Цезаря, 430 тысяч человек.[26] Это был геноцид на службе у самовосхваления. В лучшем случае данные убийства имели политическую подоплеку. Хотя римляне были восхищены грандиозностью побед Цезаря, удостоив его многими благодарственными церемониями, в которых над городскими алтарями поднимался дым жертвоприношений и сами боги были свидетелями растущего величия империи, но такая вызывающая жестокость в отношении мирного населения вызвала неоднозначную реакцию в Риме. Подобная безжалостность, даже если списать ее на ограниченность мышления, должна повлиять на нашу оценку, и она определенно побудила некоторых римских сенаторов к размышлениям. «Всю Галлию, что лежит между Пиренейским хребтом, Альпами, Севеннами и реками Роданом и Рейном, — писал Светоний, — более 3200 миль в охвате, он целиком… обратил в провинцию». Цезарь, находясь в безопасности в своей провинции (в которой у него теперь было не менее десяти легионов), наконец-то стал богатым и великим. Ему еще не было и пятидесяти лет.
В 55 г. до н. э. в ответ на угрозу Агенобарба члены триумвирата встретились в Луке (ныне Лукка). На этот раз более очевидными были противоречия, нежели доброжелательство, в этом самом непрочном из всех оппортунистических союзов. Верх взяла дипломатичность Цезаря вкупе с его обаянием. Красс и Помпей в 55 г. до н. э. сохранили консульство, сместив Агенобарба, одержав победу на выборах с помощью подкупа и запугивания. Они продлили проконсульство Цезаря еще на пять лет и от своего имени внесли закон, который провел трибун Требоний. Закон предусматривал пятилетнее проконсульство для каждого из них: в Сирии — для Красса и в двух провинциях Испании — для Помпея. Последнему разрешено было жить в Италии, так как он занимал дополнительную должность, отвечая за поставки зерна в Рим, но он оставался в своих загородных имениях с молодой женой, дочерью Цезаря Юлией, управляя снабжением города через легатов.[27] После этого Цезарь планировал избрание на второй консульский срок в 48 г. до н. э., начав его, как предписывали римские законы, через десять лет после завершения первого. Несмотря на победы, которые безгранично повышали столь ценную для него дигнитас, злоупотребления первого консульства не забылись. Цезарь остался в Риме персоной нон грата. Агенобарб вместе со своим коллегой-претором Гаем Меммием впервые попытался расследовать его поведение как консула еще в конце 59 г. до н. э.: как видим, ни память о проступках, ни желание их разоблачить не пропали.
Цезарь мог чувствовать себя в безопасности в Риме только как консул, облеченный военной имперской властью, которой обладают магистраты и пропреторы во время пребывания в должности. На тот момент все заслуги на протяжении последних двадцати лет были принесены в жертву юридическим тонкостям, злонамеренно используемым недругами, которые совершенно справедливо видели в Цезаре не только угрозу собственному положению, но и самому существованию Республики, какой они ее знали. Возможно, это правда, что даже в это время основной целью Цезаря не была верховная власть сама по себе. Но человек, столь щедро одаренный динамизмом, едва ли мог одобрять пустопорожнее двурушничество системы, беспомощность которой была очевидна для него в триумвирате. Этот союз добился своих целей вне сферы обычной сенаторской деятельности, он представлял собой новую реальность в римской политике. Железный кулак авторитаризма мог пробить преграду там, где была бессильна даже правомочная демократия сената. Самовластие выдвигало на первый план деятельность и движение вперед. Цезарь не мог отвернуться ни от того, ни от другого. А это значит, что на смену инертной власти сенаторов, заботящихся прежде всего о своих интересах, должен был прийти авторитаризм. Второе консульство Цезаря еще на один год предупредило бы предъявление ему обвинений и кризис государства. Оно также снова поставило бы его в положение, в котором он мог пренебречь сенаторским конституционализмом для достижения собственных целей.
Однако Цезарь не принял в расчет вездесущность смерти. В данном случае не одна, а три смерти разрушили лучшие его планы. Через год после встречи триумвирата в Луке в августе 54 г. до н. э. жена Помпея и дочь Цезаря Юлия умерла при родах. На короткое время недолюбливающих друг друга отца и зятя объединило горе. Оба признавались, что связь между ними ослабела. «Друзей же их охватило смятенье, — свидетельствовал Плутарх, — потому что теперь распались узы родства, которое еще поддерживало мир и согласие в страдающем от раздоров государстве».[28] Помпей отклонил предложение Цезаря взять в жены свою внучатую племянницу Октавию, в то время как тот женился бы на дочери Помпея (пример политического обмена женами, который потребовал бы развода от трех из четырех участников). В 53 г. до н. э. Красс потерпел сокрушительное поражение от парфян при Каррах: ему самому отрубили голову, римские войска понесли огромные потери, а штандарты были захвачены неприятелем. Важный посредник между Цезарем и Помпеем исчез с одним взмахом меча. В довершение к унижению Рима, за которое Цезарь позже поклялся отомстить, 6 декабря погиб Клодий Пульхр, выходец из патрицианского рода, демагог и трибун плебса, о котором ходили слухи, что он был любовником третьей жены Цезаря. Судя по рассказу Светония, он был убит, вероятно, бандитами на Аппиевой дороге в предместьях Рима, и не исключено, что его убийство было политическим. Похороны Клодия дали повод к волнениям, которые, в свою очередь, вызвали панику сенаторов, почувствовавших нарастание беззакония в государстве, неспособном справиться с новыми вызовами. «Многие, — сообщает Плутарх, — уже осмеливались говорить открыто, что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия».[29] Внимание сосредоточилось на Помпее. По предложению Катона он без выборов был назначен единственным консулом с расширенными правами, которые он, в свою очередь, использовал, чтобы узаконить желание Цезаря стать соискателем консульства в свое отсутствие. Помпей также получил пятилетнее продление срока собственного командования в Испании. Вскоре после этого он неожиданно изменил мнение и провел закон, запрещающий заочно избираться консулом. В конце 52 г. до н. э. он подсластил эту пилюлю, одобрив вторую церемонию благодарения в честь победы Цезаря над Верцингеторигом. По версии Плутарха, прежнее пренебрежение Помпея к Цезарю как к младшему по возрасту и имеющему меньшие заслуги и величие с некоторым запозданием превратилось в страх перед бывшим триумвиром.
Для Цезаря церемония благодарения в Риме имела второстепенное значение. Главным были выборы консула на второй срок и, что не менее важно, проведение этих выборов таким образом, чтобы не дать врагам шанса провести судебное разбирательство в отношении прежних злоупотреблений. Это было возможным, только если он сохранит проконсульскую власть, которую имел, лишь оставаясь за пределами Рима. Победа на выборах в отсутствие соискателя стала для Цезаря делом чести, более важной проблемой, чем явная потеря дружелюбия Помпея. На службе Республики он одерживал победы, не имеющие себе равных, поэтому отказывался даже рассматривать возможность формального предъявления обвинений в нарушениях, допущенных в предыдущее десятилетие. Поскольку сенат становился все несговорчивее, Цезарь предъявил ультиматум: или ему позволят участвовать в выборах проконсула Галлии, или, в случае если его обяжут отдать провинцию, другой держатель военной власти (намек на Помпея) должен сделать то же самое.
