Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Африканский прокуратор был достойным слугою такого господина, который считал денежные штрафы и конфиска­ции одной из самых доходных статей императорского бюдже­та. Он вынес несправедливый приговор, в силу которого несколько богатых юношей из местного населения должны бы­ли лишиться большей части своего состояния. В этой крайно­сти они с отчаяния решились на такое предприятие, которое должно было или довершить их гибель, или предотвратить ее. Они с трудом вымолили у жадного казначея трехдневную отсрочку и воспользовались этим временем для того, чтобы созвать из своих имений множество рабов и крестьян, воору­женных дубинами и топорами и слепо преданных своим гос­подам. Вожаки заговора, добившись аудиенции у прокурато­ра, закололи его кинжалами, которые были спрятаны у них под одеждой, завладели при помощи собранной ими бесчин­ной толпы небольшим городом Физдроми водрузили знамя восстания против повелителя Римской империи. Они осно­вывали свои надежды на общей ненависти к Максимину и приняли благоразумное решение противопоставить этому ненавистному тирану такого императора, который уже успел снискать своими кроткими добродетелями любовь и уваже­ние римлян и влияние которого на провинцию могло придать более веса и прочности их предприятию. Их проконсул Гордиан, на котором остановился их выбор, отказывался с неп­ритворным отвращением от этой опасной чести, со слезами прося у них позволения спокойно окончить долгую и безуп­речную жизнь и не пятнать своих преклонных лет кровью своих сограждан. Их угрозы принудили его принять императорское достоинство, которое, впрочем, было его единствен­ным убежищем от завистливого жестокосердия Максимина, так как тираны обыкновенно придерживаются такого прави­ла, что всякий, кого считают достойным престола, достоин смертной казни, а всякий, кто только обсуждал подобный вопрос, уже провинился в мятеже.

Род Гордиана был один из самых знаменитых в среде рим­ского сената. С отцовской стороны Гордиан происходил от Гракхов, с материнской - от императора Траяна. Большое состояние давало ему возможность поддерживать достоинст­во своего происхождения, а в пользовании этим состоянием он обнаруживал изящный вкус и склонность к благотвори­тельности. Дворец в Риме, в котором когда-то жил великий Помпей, принадлежал в течение нескольких поколений роду Гордиана. Он был украшен старинными трофеями морских побед и новейшими произведениями живописи. Вилла Гор­диана, находившаяся на дороге в Пренесту, славилась оригинальной красотой и обширностью своих бань, тремя роскош­ными галереями, имевшими по сто футов в длину, и велико­лепным портиком, который поддерживали двести колонн, сделанных из четырех самых редких и самых дорогих сортов мрамора. Публичные зрелища, которые он устраивал за свой счет и во время которых появлялись на арене сотни ди­ких зверей и гладиаторов, по-видимому, должны были превышать денежные средства подданного; тогда как щед­рость других сановников ограничивалась несколькими пуб­личными празднествами в Риме, Гордиан в бытность эдилом проявлял свое великодушие раз в месяц, а в бытность консу­лом распространял его на главные города Италии. Он был два раза возводим в это последнее звание - Каракаллой и Александром Севером, так как он обладал редкой способно­стью внушать добродетельным государям уважение, а в ти­ранах не возбуждать зависти. Его долгая жизнь протекала безупречно в занятиях литературой и в наслаждениях мир­ными отличиями в Риме, и, пока он не был назначен проконсулом Африки по выбору сената и с одобрения Александра, он, как кажется, уклонялся и от командования армиями, и от управления провинциями. При жизни этого императора Африка была счастлива под управлением его достойного наместника, а когда Максимин захватил верховную власть, Гордиан старался облегчить несчастья, которых он не был в состоянии предотвратить. Когда он принял против воли им­ператорское достоинство, ему было более восьмидесяти лет; на него смотрели как на последнего и достойного представи­теля счастливого века Антонинов, добродетели которых он воскресил своим управлением и воспел в изящной поэме, состоявшей из тридцати книг. Вместе с почтенным проконсулом был провозглашен императором и его сын, сопровождавший его в Африку в качестве помощника. Его нравы были менее чисты, чем нравы его отца, но его характер был так же симпатичен. Двадцать две официальные наложницы и биб­лиотека из шестидесяти двух тысяч томов свидетельствовали о разнообразии его наклонностей, а из того, что от него оста­лось после его смерти, можно заключить, что и женщины и книги служили не для одного удовлетворения пустого тщес­лавия. Римский народ находил в чертах лица молодого Гордиана сходство со Сципионом Африканским и, с удовольствием припоминая, что его мать была внучка Антонина Благочестивого, возлагал свои упования на те скрытые доб­родетели, которые, по его предположению, должно быть, та­ились под праздной роскошью частной жизни.

Рис. Гордиан I.

Лишь только Гордианы восстановили спокойствие, нару­шенное участием народа в их избрании, они перенесли свой двор в Карфаген. Африканцы встречали их с выражениями восторга, так как чтили их добродетели и так как со времени посещения Африки Адрианом не имели случая созерцать ве­личие римского императора. Но от этого восторженного при­ема нисколько не увеличивались и не упрочивались права Гордианов на императорский престол, и они решились, час­тью из принципа, частью из личных расчетов, ходатайство­вать о признании этих прав сенатом. Депутация из самых знатных жителей провинции была немедленно отправлена в Рим для того, чтобы оправдать образ действий их соотечест­венников, так долго с терпением выносивших все угнетения и наконец решившихся принять энергичные меры. Новые императоры выражались в своих письмах к сенату скромно и почтительно; они объясняли, почему они были вынуждены принять императорский титул, но подчиняли свое избрание и свою судьбу верховному решению сената.

Желания этого собрания не могли вызывать сомнений и были единодушны. Происхождение и родственные связи Гордианов тесно связывали их с самыми знатными римскими семьями. Их богатства доставили им много приверженцев между сенаторами, а своими личными достоинствами они приобрели много друзей. Их мягкое управление подавало надежды не только на восстановление гражданской формы правления, но даже на восстановление республики. Опасе­ние насилий со стороны армии, сначала заставившее сенат позабыть об умерщвлении Александра и утвердить избрание варварского крестьянина, теперь имело противоположные последствия и заставило его вступиться за нарушенные пра­ва свободы и человечества. Ненависть Максимина к сенату была явная и непримиримая; самая униженная покорность не могла смягчить его ожесточения; самое осторожное и безупречное поведение не могло предохранить от его подозре­ний; наконец даже заботы о своей личной безопасности за­ставляли сенаторов принять участие в рискованном предпри­ятии, неуспех которого обрушился бы прежде всего на них самих. Эти мотивы и, может быть, некоторые другие особые соображения обсуждались на предварительных совещаниях консулов и должностных лиц. Лишь только было постанов­лено окончательное решение, сенат был созван в своем пол­ном составе в храм Кастора в закрытое заседание, согласно с древним обычаем, установленным с целью обратить особое внимание сенаторов на обсуждаемый предмет и скрыть от публики содержание их декретов.

"Римские сенаторы, - сказал консул Силлан, - два Гордиа­на, оба облеченные званием консулов, из которых один со­стоит вашим проконсулом, а другой - вашим заместителем, провозглашены императорами по общему желанию афри­канских провинций". "Выразим нашу признательность, - продолжал он с отвагой, - юношеству Физдра, выразим нашу признательность верному карфагенскому населению, избавившему нас от отвратительного чудовища. Отчего вы отве­чаете на мои слова такой холодностью и робостью? Отчего вы со страхом посматриваете друг на друга? К чему коле­баться? Максимин - общественный враг! Пожелаем, чтобы его вражда исчезла вместе с ним самим и чтобы мы могли долго наслаждаться плодами мудрости и счастья Гордиана-отца, мужества и твердости Гордиана-сына!

Благородный пыл консула воодушевил нерешительных се­наторов. Избрание Гордиана было утверждено единогласным решением; Максимин, его сын и его приверженцы были объ­явлены врагами отечества, а щедрые награды были обещаны тем, кто будет иметь смелость и счастье избавить от них им­перию.

Рис. Гордиан II.

В отсутствие императоров отряд преторианской гвардии оставался в Риме для охраны столицы или скорее для того, чтобы держать ее в повиновении. Префект Виталиан доказал свою преданность Максимину тем, что усердно исполнял его жестокосердные приказания и даже предугадывал их. Одна только его смерть могла оградить авторитет сената от униже­ния, а жизнь сенаторов от опасности. Прежде нежели приня­тое ими решение сделалось кому-либо известным, на одного квестора и нескольких трибунов было возложено поручение лишить префекта жизни. Они исполнили это приказание с отвагой и с успехом и, держа в руках свои окровавленные мечи, бегали по улицам, объявляя народу и солдатам об удачном результате переворота. Энтузиазм свободы был поддержан обещаниями щедрых наград землями и деньгами; статуи Максимина были ниспровергнуты; столица империи с восторгом признала власть обоих Гордианов и сената, а примеру Рима последовала и остальная Италия.