Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
С учетом исчезновения реликтов гражданского брака это означает, что доля мужской молодежи, остававшейся в XIV–XV вв. в холостом состоянии, резко выросла по сравнению с двумя предшествующими столетиями. Тогда вне брака оставалась лишь часть тех, кто не достиг 18–21 года. Ныне холостяками были не только они, но и основная масса мужчин 22–24 лет. Внебрачное состояние длилось для них по 10–12 лет после наступления половой зрелости. Следовательно, по отношению к XIV–XV вв. надо говорить не о сокращении доли холостых мужчин, но, наоборот, об ее значительном увеличении. Если исходить из обычного допущения, согласно которому доля детей и молодежи до 25 лет составляла примерно половину всего средневекового населения, а доля подростков от 15 до 25 лет — примерно четверть населения, то окажется, что едва ли не 20–25 % всех молодых мужчин оставались в XIV–XV вв. холостыми.
Что касается доли холостых мужчин во всех возрастных классах, то нельзя исключить, что она была сопоставима с долей холостых мужчин во Флоренции начала XV в. — около трети лиц мужского пола старше 14 лет[560]. Все это не идет в сравнение с тем, что считается типичным для последующих трех столетий — XVI–XVIII вв., — в течение которых преобладал очень поздний брак и у мужчин, и у женщин, и для которых была характерна очень высокая доля холостяков (см. ниже, гл. 5). Тем не менее преуменьшать значение резкого роста доли холостых мужчин не приходится. Именно с этим феноменом были, на наш взгляд, связаны многие особенности брачно-сексуального поведения во Франции XIV–XV вв., и он же имеет немалое значение для понимания демографического тренда этого времени.
Касаясь первого из названных аспектов, отметим непосредственное воздействие, которое не могло не оказывать обилие холостых мужчин на распространение конкубината, домов терпимости и насилий над женщинами. Лишь в этих формах удавалось холостякам найти хоть какую-то замену браку. Только таким образом могли они употребить свою сексуальную энергию[561]. Чем заметнее увеличивалась доля холостяков, тем острее становилась проблема их «умиротворения». Конкубинат, проституция, насилия объективно превращались в своеобразный «предохранительный клапан», использование которого позволяло обществу защищать законный брак от агрессивных поползновений со стороны холостяков. Отчасти отсюда рождалась терпимость ко всем маргинальным формам половых отношений. С помощью них надеялись обеспечить стабильность, устойчивость законного брака для основной части населения. Удавалось это, естественно, не всегда. Адюльтер и насилия над замужними ясно об этом свидетельствуют. Тем не менее главной тенденцией оставалось укрепление моногамного брака, чему маргинальные формы объективно лишь содействовали.
Переходя теперь ко второму аспекту, касающемуся демографических последствий обилия холостяков, отметим прежде всего наиболее очевидное. Холостой статус значительной части молодежи во Франции XIV–XV вв. означал заметное ограничение роста населения. Как известно, повышение возраста первого брака — наиболее часто встречающееся в традиционных обществах средство регулирования рождаемости. Сколь бы терпимо не относились к бастардам, число детей, появлявшихся на свет в союзах, не признававшихся законными, бывало всегда меньше обычного. Поэтому с повышением принятого возраста первого брака рождаемость неизбежно сокращалась. Ги Буа, придававший возрасту первого брака значение не только регулятора рождаемости, но и важнейшего показателя демодинамики, утверждал даже, что в традиционных аграрных обществах увеличение этого возраста свидетельствует о росте средней длительности предстоящей жизни и сокращении числа мест для хозяйственного устройства молодых семей[562].
Парадоксальность демографической ситуации во Франции XIV–XV вв. состоит, однако, в том, что хотя повторяющиеся социально-политические и демографические кризисы, несомненно, могли создавать немало таких «свободных мест», вновь принятый в это время возраст первого брака не поощрял, но, наоборот, ограничивал возможность образования новых семей и соответствующий прирост населения. Можно, конечно, допустить, что военные и чумные опустошения создавали немалые трудности в хозяйственном использовании освободившихся земель. Тем не менее почти невероятно, чтобы только эти трудности смогли предотвратить рост новых хозяйств (в частности, животноводческого профиля)[563] до такой степени, чтобы это сказалось на повышении возраста брака. Видимо, дело в гораздо более сложных особенностях всей социально-демографической системы, почему-то нацеленной в эти столетия на ограничение доли состоящих в браке и сокращение рождаемости. (Напомним, что мы сталкивались с такими ограничениями и в условиях заключения и расторжения брака, и в обстоятельствах вступления в повторный брак.)
Осмысливая эти особенности, необходимо, конечно, учитывать хронологическую и локальную специфику. Нельзя забывать, что, как отмечалось выше, непосредственно после острых демографических спадов возраст первого брака временно понижался, обеспечивая некоторую компенсацию потерь в численности населения[564]. Однако впоследствии он вновь возвращался к принятым цифрам, демонстрируя их устойчивость в масштабе всего периода. По-видимому, черты социальной и демографической системы, заставлявшие сдерживать рост брачности и рождаемости, были во Франции XIV–XV вв. не конъюнктурными, но структурными, вызванными к жизни взаимодействием всех элементов этих систем. Чтобы проверить это предположение и объяснить, почему в период войн, эпидемий и хозяйственных кризисов демографический механизм Франции был ориентирован на сдерживание роста населения, обратимся к изучению численности детей и средней длительности жизни.
3. Численность детей
Прямые данные о численности детей во Франции XIV–XV вв. остаются почти столь же разрозненными, что и одним-двумя столетиями раньше. Чтобы избежать абсолютизации отдельных казусов, попытаемся сравнить свидетельства о числе выживших детей для отдельных периодов XIV–XV вв. с сопоставимыми данными предшествующего времени. Благоприятную возможность такого сопоставления представляет анализ генеалогических материалов о семьях, история которых известна как для XIV–XV, так и для XII–XIII вв. Материалы этого рода собраны в первую очередь для аристократических семей.
Одно из таких собраний — вышедшее в 1976 г. просопографическое издание Э. Перруа «Знатные семьи Фореза в XIII в.»[565]. Отправляясь от состава форезской знати в XIII в., Э. Перруа проследил историю каждой семьи и в предшествующее, и в последующее время. Всего исследованием охвачено 210 родов. Каждый из родов представлен несколькими, иногда
