История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Повторилась старая история: солдат во все времена высказывал неудовольствие на тяжесть караулов, на недодачу провианта и т. п., но никогда не отказывался от схваток с неприятелем. Солдаты ощущали недостаток во всем. В магазинах «везде было пусто», — как сообщал Г. М. Армфельт своей жене. Надежда возлагалась на быстрое взятие Фридрихсгама и тут... неожиданная задержка.
Король уехал. Лагерь представлял удивительную и своеобразную картину. Солдат проявлял такое душевное довольство, точно отправлялся на свадьбу. Офицеры же, которые так недавно решили уехать домой, или вернуться обратно к границе, пали духом; они проклинали солдат, с которыми не сумели справиться. Они грозили заколоть их собственными шпагами, если не станут повиноваться. Они проклинали все распоряжения короля и говорили, что теперь будут биться до последнего! Между тем приготовили жженку, и стали пить; мужество возрастало; не преминули, конечно, высказать кое-что о короле; указывали, чего он стоил и т. п. Противодействие было сломлено и весь отряд выступил ночью, с целью помочь нападению Сигрота на Фридрихсгам.
Если король полагал, что игра была им выиграна, то он ошибся. Офицеры не были обезоружены и не думали уступать. Они, понизив тон, вследствие первой неудачи, продолжали, однако, настаивать на отступлении, поддержанные теперь своим начальником ген. К. Армфельтом. Король, вчера говоривший о наступлении, сегодня приказал отступить до Пикала и отказался от продолжения осады Фридрихсгама. Он оказался плохим полководцем и, окруженный недовольными офицерами, не отважился на решительный шаг. Разделив армию на два корпуса, он, по-видимому, желал окружить себя более надежными лицами.
Решение колеблющегося и нерешительного короля было обильно последствиями. Предпринятая война оказалась бесцельной. Королевству стали угрожать большие бедствия. Аньяльские злоумышленники ободрились. До сих пор малочисленные, они удвоили свою агитационную работу среди офицеров и солдат, заметив, что те и другие недостаточно распропагандированы. Одних ласкали, другим грозили. В присутствии одних они грубо оскорбляли короля, заявляя, что он недостоин царствовать, другим говорили, что он ведет их как быков на убой. В полках появились письменные указания, что война незаконна и за нее придется отвечать перед риксдагом, вследствие чего в Свеаборге многие офицеры подали в отставку. Офицеры-агитаторы обходили палатки солдат, уговаривая их отказываться от дальнейшего похода. Агенты конфедерации (Маннергейм и Тролль) объезжали отряды армии, уговаривая всех участвовать в союзе. Офицеры не стеснялись призывать себе на помощь унтер-офицеров.
«Никакого начальства в армии, — заявляет Экман, — раз нарушена верность королю и законам. Кто обязан слушаться: капитан ли своего полковника, или этот своего генерала? Ведь все свободные подданные, все считают себя вправе умерщвлять друг друга». Знамена и законы лежали повергнутыми общей изменой.
Около сотни офицеров подали в отставку, исходя из того положения, что война начата не по предписанию основного закона. Короче, офицеры открыто поднялись против своего короля.
Аньяльцев первоначально было немного, но среди них оказалось несколько весьма энергичных личностей и в то же время влиятельных по своим должностям. И. А. Йегергорн и Клик состояли старшими адъютантами, а Ладо — адъютантом штаба. Дерзость их возрасла с той минуты, когда король приказал отступить, а К. Г. Армфельт, видя их противозакония, робко смолчал.
Во время отступления от Хусала к Ликала, у финских офицеров созрел план самим обратиться к русской Императрице с письменным предложением мира. Нет сомнения, что эта мысль принадлежит И. А. Йегергорну. Из начальников Хестеску ранее других узнал о сем намерении и одобрил его.
Труднее всего коноводам было получить согласие К. Г. Армфельта на приведение плана в исполнение. Без подписи всеми уважаемого начальника послание к Императрице лишалось всякого значения. В начале план показался генералу «необычайным и отвратительным». Но ему успели внушить, что иначе нельзя спасти государства, и что достижение мира составляет сокровенное желание короля. И действительно, К. Армфельт сам слышал, как король говорил, что война — ошибка, но он не может сделать первого шага к миру, рискуя получить отказ от разгневанной Императрицы. «Не следует ли в таком случае, — рассуждали заговорщики, — начальникам армии, как добрым гражданам и верным подданным, сделать все, для спасения короля и отечества?» После некоторого колебания, К. Армфельт согласился на злосчастное предложение. После отступления от Хусала, он находился в крайне удрученном состоянии, и полагал, что план офицеров в состоянии принести пользу Швеции. Особенно повлиял на К. Армфельта Клингспор. Он много вращался среди дворян, и генерал ошибочно принял его настойчивую поддержку плана за голос известных сфер.
Первоначальный проект ноты (или «всеподданнейшего мемориала»), которую имелось в виду представить Императрице, составлен был Йегергорном, но К. Армфельт не вполне соглашался с её текстом. Ввели поправки и послали за майором Кликом, которому надлежало придать ноте окончательную редакцию. «Ноту» предполагалось подписать на следующий день. Но среди ночи заговорщики созваны были на новое совещание и, наскоро составленную ноту, торопливо подписали: генерал К. Г. Армфельт, Хестеску, Клик, и др. всего 7 человек. Подпись Йегергорна отсутствовала. Эта записка известна под именем «Ликала-ноты». Приводим этот документ в том виде, в каком он прошел через руки нашего главнокомандующего.
«Нижеподписавшиеся генералы и шефы здешних финских полков и корпусов, собравшихся по воинскому порядку и по повелению для защищения границы от намеренного нападения, а потом уже и для перехода оной и к занятию оставленных войсками Вашего Императорского Величества мест, удостоверяют сим, что все сие учинено без всякого о прямом предмете сведения; но, приближаясь уже к стенам Фридрихсгамским, узнали, что предпринятое совсем противно правости народной, которую мы, как сограждане, столько же, сколько и воинский долг, наблюсти обязаны. По сим обстоятельствам находились мы в таком положении, что не знаем, какие принять средства к исполнению патриотического долга нашего, так что при том не нарушить и воинской должности. Однако же уповаем, что обе сии обязанности исполняем, когда пред Вашим Императорским Величеством всеподданнейше открываем и изъясняем искреннее желание всей нации, особенно финской, о восстановлении мира и союза между обоими государствами, какового лишаемся ныне по причиненным от некоторых беспокойных особ возмущениям, затеянным, под видом общего блага, к достижению одной только посторонней пользы. Сим особам весьма легко было возбудить восхищение в мыслях о прямом благе отечества несведущих, дабы, пользуясь случаем, получить удовлетворение в отнятом в последнюю с Россией войну. И для того Всемилостивейшему Вашему Императорского Величества благоусмотрению во глубочайшей преданности представить осмеливаемся:
