Живая вода и вещее слово - Александр Николаевич Афанасьев
Рядом с поэтическими картинами, изображавшими войну небесной грозою, «Слово о полку Игореве» допускает сравнения битвы с молотьбою хлеба и ковкою металлов: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела», «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше».
Гром, как глагол Божий, назывался метафорическим звоном, ибо громкие звуки голоса и колокола, у которого есть свой язык, обозначались на древнем языке родственными, тождественными выражениями; сравни: звучать, звучный – зычный (звук – зык), звон, звать (кликать), зов; глагол, глас (голосить – причитывать, плакать), голчи(а)ть – говорить, кричать, голка — крик. Из указанного сближения колокольного звона со словом человеческим возникли следующие интересные поверья: когда льют колокол, то нарочно распускают молву (какую-нибудь весть), чтобы колокол был звучен и слышался везде, как мирская молва; когда кто онемеет («отымется язык»), то «добывают языка на колокольне»: обряд состоит в том, что поливают колокольный язык водою и, собравши ее в сосуд, поят больного. На том же сближении звона и речи основана и общая славянским, германским и романским племенам примета, что если звенит в ухе — это знак, что где-нибудь говорят о нас, осуждают или хвалят наши действия. Слова трезвонить и колоколить употребляются в разговорной речи в смысле: без умолку болтать, разносить вести. В народных загадках звон колокола обозначается теми же метафорами, как и громовые удары: «Стоит бык на горах (на верху церкви) о семи головах (семь колоколов?), в ребра стучат, бока говорят», «Рыкнул вол на семь сел», «Ржет жеребец на перегородье, слышно его голос в Новегороде», «Заржал жеребец на Сионской горе»; о звоне к заутрене: «Сидит петух на воротах, голос до неба, а хвост (веревка от колокола) до земли»[49]. Загадки, уподобляющие колокольный звон реву быка и ржанью коня, почти слово в слово прилагаются и к грому. Петух самым именем своим обязан звучному голосу; как птица, предвозвещающая восход солнца, он играет весьма значительную роль в древних верованиях; крик его как бы прогоняет мрак ночи и потому сравнивается со звоном к заутрене, раздающимся на рассвете. Новогреческие сказки говорят о драконовом покрывале с погремушками и колокольчиками и про мешок с бубенчиками, звоном которых можно напугать злую ведьму (лямию): и покрывало, и мешок – метафоры грозового облака. Как символ грома, как указание на грядущего бога-громовника, разителя демонов, звон, по общему поверью славян, немцев и других народов, прогоняет нечистую силу. Когда тучи заволокут небо, на Украине причитывают: «Вий, дзвоне, бий! хмару разбий! нехай хмари на татаре, а сонечко на хрестяне». Во время затмений солнца и луны – для отогнания демонов, пожирающих эти светила, на праздник Коляды – для отстранения тех же враждебных духов от новорожденного солнца, а равно весною – при обрядовом изгнании Мораны (Смерти – Зимы), крестьяне с криком и гамом бегают по селам, ударяя в бубны, тазы, сковороды и чугунные доски, бренча колокольчиками и бубенчиками, хлопая бичами и стреляя из ружей. То же хлопанье бичами, те же бешеные крики и тот же звон в тазы и сковороды сопровождают и обряд «опахивания», когда изгоняется из села Моровая язва – всепожирающая Смерть. Скоморохи, окрутники и кудесники, на которых издревле лежала обязанность участвовать в этих суеверных обрядах и заправлять ими, нацепляли на свои одежды звонки и бубенчики; с течением времени, когда они утратили свое прежнее значение и обратились в народных увеселителей, фигляров, звонки и бубенчики сделались необходимою принадлежностью шутовского (дурацкого) наряда[50]. Нечистые духи и ведьмы боятся колоколов и, заслыша их звон, улетают как можно дальше; если звон застигнет их вблизи, то охватывает своими звуками, как волнами, и вертит в страшном вихре, словно легкую ладью, попавшую в стремительный водоворот. Потому во многих местах Хорутании во время грозы звонят в колокола и стреляют из ружей, чтобы разогнать ведьм, угрожающих бурею и опустошением. В Нижегородской губ., когда покажется в окрестностях села холера или другое «поветрие», одна из девиц выходит в полночь, пробирается тайком к церкви и ударяет в колокол тревогу; жители в испуге выбегают из домов, а девица между тем скрывается, никем не замеченная: это делается, чтобы напугать ведьму, насылающую смертоносную язву, и отвадить ее от села. Отсюда вера в целебную силу звона: в Воронежской и других губ. парни и девки ходят на Святой неделе звонить на колокольне, чтобы не болели голова и руки. Звон, которым возвещаются жители о случившемся пожаре, по мнению простолюдинов, созывает божьих ангелов, которые расширяют вокруг загоревшегося здания свои крылья и не дают ветрам раздувать огонь. Народная русская легенда рассказывает о том тревожном страхе, с каким увидели черти, что оставленный в адских вертепах Соломон вздумал построить там колокольню и установить церковные звоны. Но если, с одной стороны, звон, как символ разящих громов, прогоняет духов, шествующих в буре и вихрях, то, с другой стороны, как тот же символ грозы, всегда сопровождаемый ветрами, он может накликать бурю, и потому архангельские промышленники, отправляясь на лов, стараются выйти в море в такое время, когда не слышно колокольного звона.
Наше соловей-славий происходит от словослава, почему «вещий» Боян (певец) называется в «Слове о полку Игореве» «соловьем старого времени»; Иоакимовская летопись говорит о жреце Богомиле, что он сладкоречия ради наречен Соловей, а народная загадка называет «язык» – соловейкою: «За билыми березами (зубами) соловейко свище». Пение соловья обозначается в старинных памятниках словом щекот; щекатить — дерзко браниться, щекатый – сварливый, бойкий на словах, щекотуха — говорливая женщина, щекотка – сорока, болтунья. В
