Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма - Игорь Святославович Филиппов
Эти замечания не имеют целью поставить под сомнение перспективность биоархеологических исследований. Важно только не фетишизировать их результаты и продолжать наращивать объем обработанной информации. Судя по книге А. Дюран, данные антракологии и палинологии не противоречат сведениям, содержащимся в письменных источниках, а лишь уточняют и дополняют их. Примером может служить обоснование тезиса о начавшемся в IX–X вв. освоении болотистых местностей у побережья. Будем надеяться, что сочетание традиционных и естественнонаучных методов позволит со временем перейти от отдельных наблюдений к воссозданию более целостной картины природной среды.
2. Население
Автохтонным населением Средиземноморской Франции принято считать лигуров, занимавших, наряду с северо-западной Италией, Прованс и часть Лангедока, к востоку от реки Орб, и иберов, живших дальше на запад. Многие исследователи относят их к доиндоевропейцам[676]. В середине I тысячелетия до н. э. в Средиземноморье появились кельты; аборигены были частично ассимилированы, частично оттеснены в горы[677]. Почти одновременно, около 600 г. до н. э. началась греческая колонизация региона. Греки хорошо освоили округу Марселя и Ривьеру (Монако, Ницца, Антиб), в южном Провансе и в Лангедоке возникли только небольшие эмпории, самым значительным из которых была Агата — нынешний Агд. Однако культурное и хозяйственное влияние греческих городов ощущалось и вдали от моря, особенно в долине Роны[678].
Проникновение в этот регион римлян относится ко времени войн с Ганнибалом, а в 125–118 гг. до н. э. он вошел, вместе с территорией Дофинэ, Савойи и Вьеннэ, в provincia Narbonensis. Здесь возникло более двадцати римских муниципиев (часто на месте прежних поселений); некоторые из них, например Нарбон, Ним и Арль, стали важными центрами античной цивилизации[679]. "Часовой римского народа" — так отозвался Цицерон о Нарбоне[680]. В районах Арля, Безье, Нарбона, Оранжа и Фрежюса имели место поселения ветеранов, засвидетельствованные и сообщениями древних авторов[681], и эпиграфическими находками[682], и разнообразными следами кадастрации[683]. Первый кадастр Безье был составлен еще в I в. до н. э.[684] Здесь возникло множество рабовладельческих вилл разного размера и облика, в т. ч. роскошных, например в Лупиане, на запад от Монпелье. Плиний, бывший одно время прокуратором Нарбонской Галлии, считал, что она, скорее, похожа на Италию, чем на "настоящую" провинцию[685]. И все же представлять ее полностью романизированной было бы ошибочно: многие горные районы, в частности массив Matures к северу от Тулона, до конца античного периода в значительной мере сохраняли свой доримский облик[686]. Небезосновательное мнение о том, что латынь окончательно вытеснила галльский язык только в эпоху Домината[687], находит подтверждение даже в Провансе. Доказательством служит слово baccalarius (baccalaria), впервые зафиксированное в Марсельском полиптике 814 г. и означающее человека, не имеющего своей семьи и своего хозяйства. Лингвистика уверенно производит его от кельтских слов bach ("маленький") и родственного ему bachlach ("слуга", "пастух")[688].
Германцы впервые появились в средиземноморских районах Галлии в конце II в. до н. э. (напомню, что тевтоны были разбиты Марием под Эксом), затем в середине III в. н. э., в ходе вторжения Крока. В начале V в. через Прованс и Септиманию прошли вестготы, обосновавшиеся большей частью в Тулузене, позднее также в Нарбонэ. В 60-е годы в Верхний Прованс стали проникать бургунды; Нижний Прованс после 476 г. отошел к вестготам, а в 510 г. — к остготам. После 507 г. франки закрепились в Тулузе и Альби, вероятно, также в Изесе, а в середине 30-х годов — и в Провансе. Другие германские племена, например лангобарды и саксы, опустошившие в 572–574 гг. Прованс и Дофинэ[689], не смогли закрепиться в регионе и не оказали сколь-нибудь заметного влияния на его дальнейшую судьбу.
Переходя от этих хрестоматийных фактов политического характера к собственно этнической истории, следует сразу же сказать, что ее изучение строится в основном на косвенных данных, что, впрочем, информативно и само по себе, — оправдано предположить, что, имей они место, серьезные изменения этнического облика региона нашли бы адекватное отражение в источниках.
В текстах местного происхождения варвары фигурируют главным образом как представители находящихся где-то далеко властей или как пришедшие извне враги. Так, Цезарий ни разу не говорит о них сколь-нибудь внятно; хотя ему пришлось иметь дело и с вестготскими, и с остготскими, а затем и с франкскими властями, тщетно стали бы мы искать у него соответствующие этнические характеристики. По цензурным, надо полагать, соображениям, он избегает и слова "варвары"[690], и очень редко говорит об арианах[691], хотя о еретиках вообще и язычниках рассуждает предостаточно[692]. Упоминание об осаде Арля варварами (видимо, франками и бургундами в 508 г.) со стилизованным рассказом об их бесчинствах[693], две-три ремарки о военной службе или пиршестве у rех'а[694], призыв жертвовать на выкуп пленных[695], да еще предупреждение тем, кто не хочет платить десятину ("отдашь нечестивому солдату то, что не хочешь дать священнику"[696]), — вот, пожалуй, и все, чем отозвался епископ на подвластность города германскому конунгу. В его глазах, Арль оставался римским городом, где действуют римские законы[697]. Эти зарисовки соответствуют сообщениям Кассиодора, который, применительно к Провансу, говорит только о готских гарнизонах[698]. Франкское господство этим не ограничилось, но, идет ли речь о VI или о VIII в., правильно говорить именно о господстве, выразившемся в установлении политического контроля, направлении на Юг своих представителей, охотно заключавших брачные союзы с местной знатью, в контроле за замещением епископских должностей и поддержании общего порядка[699], но не о колонизации как таковой, во всяком случае крестьянской.
Этнический облик Септимании был более пестрым[700], но несмотря на досадную невнятность сообщений, у нас нет причин сомневаться, что римляне преобладали и здесь. Франкские авторы, в отличие от испанских, обычно называли ее страной готов; местные жители осознавали себя готами, как будто, в моменты конфликтов с франками. Так, жители Нарбона открыли ворота Пипину Короткому лишь после того, как он пообещал сохранить им готские законы[701]. Хорошо известно, что правовые и социальные различия между готами и римлянами в значительной мере стерлись уже к середине VII в., когда вступило в силу территориальное законодательство
