Век империи 1875 — 1914 - Эрик Хобсбаум
Развитие событий привело к уверенному покорению мира капиталистической экономикой, ведомой ее определяющим классом — буржуазией, под знаменами идеологии либерализма, явившейся основным интеллектуальным выражением новой эпохи. Об этом говорится во втором томе, охватывающем короткий период между революцией 1848 года и наступлением депрессии 1870-х годов, когда перспективы развития буржуазного общества и его экономики казались достаточно благоприятными, благодаря достигнутому поразительному триумфу. Потому что политическое сопротивление «старых режимов», против которых боролась французская революция, было преодолено, либо они сами подчинились и приняли экономическую, государственную и культурную гегемонию триумфально наступающего буржуазного прогресса. В экономическом отношении трудности индустриализации и экономического роста, обусловленные узостью первоначального базиса, были преодолены, в немалой степени благодаря распространению промышленных преобразований и громадному росту мирового рынка. В социальном отношении взрывчатое недовольство бедных слоев общества постепенно разрядилось во время Века Революции. Короче говоря, главные препятствия непрерывного и вначале неограниченного буржуазного развития, казалось, были устранены. Возможные трудности, порожденные внутренними противоречиями прогресса, казалось, не должны были вызвать немедленного напряжения. В Европе в этот период было меньше социалистов и революционеров, чем в других частях мира.
С другой стороны, Век Империи весь пронизан и окрашен этими противоречиями. Это была эра беспрецедентного мира, установившегося в странах Запада, породившая эру столь же беспрецедентных мировых войн; эра растущей социальной стабильности, наступившей (несмотря на отдельные вспышки противоречий) в промышленно развитых странах, сформировавшая небольшие группы людей, которые, с почти бесцеремонной легкостью, подчиняли себе обширные империи и управляли ими, что неизбежно создавало на границах объединенные силы мятежа и революции, грозившие поглотить все и вся. Начиная с 1914 года в мире воцарился страх — страх перед возможной (или реальной) мировой войной и мировой революцией (вызывавшей, впрочем, у многих не страх, а надежду), приход которых был обусловлен исторической ситуацией, сложившейся непосредственно в Век Империи.
Это была эра, когда массовые организованные движения класса наемных рабочих, созданного промышленным капитализмом и являющегося его неотъемлемой частью, неожиданно поднялись и потребовали свержения капитализма. Однако они возникли и укрепились в странах с процветающей и растущей экономикой, в то время, когда именно капитализм предложил им несколько менее жалкие условия существования, чем было раньше. Это была эра, когда политические и культурные институты буржуазного либерализма расширились за счет масс трудящихся (или были готовы это сделать), включив в себя (впервые в истории!) даже женщин; и это расширение привело к вытеснению центрального класса — либеральной буржуазии — на окраины политической жизни, поскольку электоральные демократии, явившиеся неизбежным продуктом либерального прогресса, ликвидировали буржуазный либерализм как политическую силу в большинстве стран. Это была эра глубокого кризиса и трансформации буржуазии, чьи традиционные моральные основы разрушились под давлением накопленных богатств и комфорта. Само существование буржуазии как класса хозяев было подорвано в результате преобразования экономической системы. Юридические лица (т. е. организации крупного бизнеса или корпорации), представлявшие акционеров, нанимавшие на работу менеджеров и исполнителей, начали заменять реальных лиц и их семейства, владевшие и управлявшие фамильными предприятиями.
Таким парадоксам нет конца. История Века Империи полна ими. Действительно, ее основными объектами являются (как следует из этой книги) общество и мир буржуазного либерализма, продвигающиеся в направлении своей «странной гибели» и приходящие к ней в апогее своего развития, становясь жертвами тех самых противоречий, которые обусловили это движение.
Более того, культура и интеллектуальная жизнь этого периода показывают странное понимание неизбежности перемен, неминуемой гибели одного мира и прихода другого. Но что придает этому периоду его неповторимую окраску и аромат — так это ожидание и, одновременно, непонимание грядущего катаклизма и при этом — неверие в него. Мировая война стояла у порога, но никто, даже лучшие из пророков, не понимали, какой в действительности будет эта война. И когда мир в конце концов оказался на грани катастрофы, люди, ответственные за принятие решений, бросились в пропасть, сохраняя свое полное неверие. Великие новые социалистические движения были революционными, но для большинства из них революция была, в некотором смысле, логическим и необходимым результатом развития буржуазной демократии, дававшим растущему большинству превосходство над сокращающимся меньшинством. Для тех социалистов, кто действительно готовился к восстанию, целью грядущей битва было, в первую очередь, установление буржуазной демократии в качестве необходимой предпосылки чего-то более передового. Таким образом, революционеры оставались в пределах Века Империи, хотя и готовились выйти за эти пределы.
В науке и искусстве были отброшены ортодоксальные понятия девятнадцатого века, но никогда еще так много образованных и интеллектуально развитых мужчин и женщин не верили столь твердо в такие вещи, которые уже тогда были отвергнуты небольшим «авангардом». Если бы в то время в развитых странах были проведены перед 1914 годом опросы общественного мнения по темам: «надежда — против дурных предчувствий» и «оптимизм — против пессимизма», то, несомненно, одержали бы верх оптимизм и надежда. Парадокс, но они собрали бы больше голосов уже в новом веке, когда западный мир стоял вплотную перед 1914 годом, а не в последнем десятилетии девятнадцатого века. Но, конечно, среди оптимистов были не только люди, верившие в будущее капитализма, но и те, кто надеялся на его уход.
Собственно говоря, никаких новых или необычных случаев радикальных перемен и подрыва собственных основ, которые отличали бы этот период от других, в то время не было. Просто происходили исторические преобразования под действием внутренних сил, как это имеет место и теперь. Удивительным в XIX веке является то, что титанические революционные силы этого периода, изменившие мир до неузнаваемости, были привнесены в него специфическим и, с исторической точки зрения, ненадежным и даже странным способом. Преобразование мировой экономики в течение краткого переломного периода отождествлялось с успехами одной страны средних размеров — Великобритании, так что развитие современного мира временно олицетворялось развитием либерально-буржуазного общества этой страны в девятнадцатом веке. То, что идеи, ценности, концепции и институты капитализма столь широко ассоциировались с одной этой страной, олицетворявшей триумф Века Капитала, показывает исторически преходящий характер этого триумфа.
Настоящая книга описывает тот момент истории, когда стало ясно, что общество и цивилизация, созданные для западной либеральной буржуазии и под ее руководством, представляют не постоянную форму современного индустриального мира, а лишь одну фазу в начале его развития. Экономические структуры, на которых держится мир XX века, даже оставаясь капиталистическими, уже не являются «частнопредпринимательскими» в том смысле, как это понималось в 1870 г. Революция,
