Век империи 1875 — 1914 - Эрик Хобсбаум
Если оставить в стороне монографии, то большинство авторов, пишущих об этом периоде, можно разделить на две группы: на тех, кто смотрит назад, и на тех, кто смотрит вперед. Те и другие стремятся сосредоточить внимание на одной из двух самых очевидных сторон этого времени. С одной стороны, оно кажется страшно далеким и невозвратимым — если смотреть на него через непреодолимый барьер августа 1914 года, С другой стороны, как это ни парадоксально, множество особенностей, свойственных концу двадцатого столетия, берут свое начало в тридцатилетии, предшествовавшем первой мировой войне. Пожалуй, наиболее известный пример, представляющий первую группу авторов, — Барбара Тухман с ее бестселлером «Башня гордости», рисующим портрет мира перед войной, в 1890–1914 годы; вторую группу хорошо представляет Альфред Чандлер со своим исследованием происхождения современного менеджмента корпораций под названием «Видимая рука».
По количеству названий и по размерам тиражей, безусловно, лидирует первая группа — те, кто «смотрит назад». И это понятно: ведь не до конца осмысленное прошлое представляет собой вызов хорошему историку, который хоть и знает, что его нельзя вполне понять с позиций анахронизма, но не может устоять перед непреодолимым искушением, вызываемым ностальгией. Наименее проницательные и наиболее сентиментальные исследователи постоянно пытаются воссоздать очарование ушедшего времени, которое в памяти высшего и среднего классов видится сквозь некую золотую дымку и обозначается выражениями «счастливые времена» или «прекрасная эпоха». Естественно, такой подход очень нравится предпринимателям и продюсерам средств массовой информации, дизайнерам одежды и т. п. людям, обслуживающим лиц с тугим кошельком. Этот взгляд на эпоху хорошо знаком широкой публике благодаря кино и телевидению. Он, конечно, совершенно неудовлетворителен, хотя, несомненно, отражает одну явную особенность того времени, благодаря которой в обиход вошли выражения: «плутократия» и «класс прожигателей жизни».
Здесь можно было бы порассуждать о том, являются ли указанные исследователи более (или менее) бесполезными, чем писатели, обладающие более сложным интеллектом (хотя и испытывающие еще более сильную ностальгию), которые надеются доказать, что утерянный рай мог бы и уцелеть, если бы не были допущены некоторые ошибки (которых вполне можно было бы избежать) или не произошли бы некоторые роковые события — и тогда не было бы ни мировой войны, ни русской революции, ни разных других несчастий, из-за которых и погиб мир, существовавший до 1914 года.
Другие историки больше озабочены не «великим разрывом времен», а, наоборот, тем фактом, что очень многие из характерных качеств нашего времени берут свое начало (иногда совершенно неожиданно) из десятилетий, предшествовавших 1914 году, и до сих пор сохраняют свое значение. Они находят в прошлом корни и признаки сегодняшних событий, иногда поистине бросающиеся в глаза.
Например, если обратиться к политике, то рабочие и социалистические партии, которые в большинстве стран Западной Европы либо образуют правительство, либо возглавляют оппозицию, являются порождением периода 1875–1914 годов, и то же самое можно сказать о другой ветви этого семейства — коммунистических партиях, возглавляющих правящие режимы стран Восточной Европы (коммунистические партии, правящие в других странах, были сформированы по той же модели, но после рассматриваемого периода). Там же берет начало и политика правительств, избранных демократическим путем, а также современные массовые политические партии, профсоюзные организации национального масштаба и современное законодательство, обеспечивающее права трудящихся.
Большая часть выдающихся достижений культуры двадцатого века состоялась под знаменами течения, получившего название «модернизм», возглавленного так называемым «авангардом», который по своему происхождению тоже относится к рассматриваемому периоду девятнадцатого века. Даже в наши дни некоторые «авангардисты» и другие школы, не признающие больше этих традиций, продолжают определять свою идеологию в терминах, которые они (на словах) отвергают, например, так называемый «постмодернизм». Да и в повседневной культуре до сих пор доминируют три нововведения девятнадцатого века: рекламная индустрия (в ее современном виде), современные газеты и другие периодические издания массового тиража и кино (в чистом виде или в совокупности с телевидением).
Наука и техника, конечно, прошли большой путь со времен 1875–1914 годов, тем не менее в современной науке существует очевидная преемственность по отношению к веку Планка, Эйнштейна и молодого Нильса Бора. Что касается техники, то автомобили с двигателями внутреннего сгорания и самолеты, впервые появившиеся в указанный период, так и остаются выдающимся элементом городских пейзажей и сельских ландшафтов. Телефон и радиосвязь, изобретенные тогда, были, конечно, усовершенствованы, но не были заменены чем-то другим.
Таким образом, оглядываясь назад, можно сказать, что самые последние десятилетия двадцатого века хоть и не вполне вписываются в рамки, определенные до 1914 года, но эти рамки все еще продолжают служить в качестве ориентиров по большинству направлений.
Все же представление об истории прошлого будет неполным, если учитывать только две указанные выше точки зрения. Да, вопросы преемственности и разрыва связей между Веком Империи и настоящим временем все еще имеют значение, поскольку наши эмоции до сих пор непосредственно связаны с этим отрезком исторического прошлого. Однако, с точки зрения историка, чисто теоретически, вопрос о непрерывности и прерывности времен является тривиальным. Как же все-таки следует рассматривать этот период? Ведь тема связи прошлого с настоящим находится в центре внимания как тех, кто пишет историю, так и тех, кто ее читает. Те и другие хотят (или хотели бы) понять, как прошлое перешло в настоящее, и почему настоящее не похоже на прошлое.
«Век Империи», будучи вполне самостоятельной книгой, является третьим томом труда, дающего полный обзор значения девятнадцатого века в мировой истории. Историки называют его «долгое девятнадцатое столетие» и считают его началом примерно 1776 год, а окончанием — 1914 год. Сначала намерения автора не были столь амбициозными. Но, по мере того как, с интервалами по нескольку лет, были написаны, один за другим, три тома, они составили, хотя и непреднамеренно, единую серию взаимосвязанных книг, так как они отвечали общей концепции освещения роли девятнадцатого века в истории. И поскольку удалось выдержать эту общую концепцию, связав содержание «Века Революции» с содержанием «Века Капитала», а затем — содержание обеих книг с содержанием «Века Империи» (по крайней мере, я надеюсь, что это так), то было бы полезным сохранить связь содержания «Века Империи» с содержанием следующей книги.
Необходимо подчеркнуть, что главная ось, вокруг которой я попытался расположить весь материал по истории столетия, — это тема торжества и трансформации капитализма, принявшего специфическую историческую форму буржуазного общества, точнее — его либеральной разновидности.
История капитализма началась с решительного двойного прорыва, совершенного сначала первой промышленной революцией в Британии, открывшей безграничные возможности системы производства, введенной с целью экономического роста и глобального распространения нового строя, а затем —
