Век империи 1875 — 1914 - Эрик Хобсбаум
За несколько лет до этого один молодой человек тоже совершил путешествие в Египет, но только из Лондона. Его семейные связи были гораздо более скромными. Отец, эмигрировавший в Британию из российской части Польши в 1870 г., был столяром-краснодеревщиком по профессии и кое-как зарабатывал на жизнь, обитая сначала в восточной части Лондона, а потом в Манчестере. Он имел дочь от первого брака и еще восемь детей — от второго; большинство их родились уже в Англии и получили скромное воспитание, которое смог обеспечить им их отец. Лишь один из сыновей имел способности к бизнесу; остальные не были склонны к подобным занятиям. Этот сын, один из самых младших, дольше других учился в школе и стал горным инженером в Южной Америке, бывшей в ту пору частью, хотя и неофициальной, Британской империи.
Все дети, однако, с большой охотой старались выучить английский язык и усвоить обычаи страны, стремясь ничем не отличаться от англичан. Один стал актером, другой продолжил занятия семейным ремеслом, еще один стал учителем начальной школы, а двое других нашли работу в растущей сфере услуг, став почтовыми служащими. Как раз незадолго до этого Британия оккупировала Египет, и вскоре один из братьев стал олицетворением частички Британской империи в качестве заведующего отделением Службы почты и телеграфа Египта, находящимся в дельте Нила. Он решил, что Египет вполне может стать полем деятельности и для другого брата, обладавшего разнообразными способностями, которые могли бы обеспечить ему интересную жизнь, если бы не постоянная необходимость зарабатывать себе на хлеб. Этот молодой человек был умен, приятен в обращении, имел способности к музыке и занимался различными видами спорта, причем, как боксер легкого веса, мог участвовать в чемпионатах по этому виду спорта. Таким образом, он являл собой как раз тот тип англичанина, который мог легко найти работу служащего судоходной компании и достойно занимать этот пост именно «в колониях», а не где-либо еще.
Вот этот молодой человек и стал впоследствии отцом автора данной книги, так как встретил свою будущую жену именно там, где их свели законы экономики и политики Века Империи, не говоря уже о социальной истории. Они встретились в Спортивном клубе, находившемся в пригороде Александрии, неподалеку от того места, где они потом устроили себе свой первый дом. Крайне мало вероятно, чтобы такая встреча могла произойти в подобном месте и привести к браку таких двух людей, если бы все это происходило ранее периода истории, о котором рассказывает эта книга. Читатели сами смогут понять — почему.
Существует и вполне серьезная причина для того, чтобы начать эту книгу с рассказанной автобиографической истории. У каждого из нас есть определенная «сумеречная зона», располагающаяся между историей и памятью, между прошлым в его обобщенной записи, открытым для сравнительно беспристрастного изучения, и тем прошлым, которое является частью воспоминаний или началом своей собственной жизни. Для отдельных человеческих существ эта зона простирается от начала живых семейных традиций и воспоминаний, например, от самой первой семейной фотографии, которую может узнать и объяснить старейший из живых членов семьи, и до конца отрочества, когда события общественной и личной жизни становятся неразделимыми и взаимно определяющими друг друга («Я встретил его незадолго до конца войны»; «Кеннеди, кажется, погиб в 1963 г., как раз когда я еще жил в Бостоне»). Протяженность этой зоны может меняться, как и четкость или расплывчатость ее образов. Но это всегда какая-то «ничейная полоса» времени, та часть истории, которую труднее всего понять как историку, так и любому человеку. Для автора этой книги, родившегося к концу первой мировой войны у родителей, которым в 1914 году исполнилось 33 года и 19 лет, Век Империи попадает как раз в такую «сумеречную зону».
Сказанное верно не только для личностей, но и для обществ. Действительность, в которой мы живем, все еще представляет собой, в очень большой степени, мир, созданный мужчинами и женщинами, выросшими в период, рассмотренный в этой книге, или вскоре после него. Возможно, так получилось просто потому, что двадцатый век непосредственно следует за девятнадцатым — кто знает? Но это утверждение вполне справедливо для первых семидесяти лет нашего столетия.
Давайте посмотрим, например, список политиков, которые, как принято считать, определили исторический образ и развитие двадцатого века. Итак: в 1914 году Владимир Ильич Ульянов (Ленин) был в возрасте 44 лет; Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) — 35 лет; Франклин Делано Рузвельт — 30 лет; Дж. Мэйнард Кейнс — 32 лет; Адольф Гитлер — 25 лет; Конрад Аденауэр, создатель Федеративной Республики Германии, образованной после 1945 года, — 38 лет. Уинстон Черчилль был в возрасте 40 лет; Махатма Ганди — 45 лет; Джавахарлал Неру — 25 лет; Мао Цзедун — 21 года; Хо Ши Мин — 22 лет, так же, как Иосип Броз (Тито) и как Франсиско Франко Багамонде (генерал Франко), т. е. на 2 года моложе, чем Шарль де Голль, и на 9 лет моложе, чем Бенито Муссолини.
Посмотрим также соответствующие числовые данные, относящиеся к деятелям культуры, воспользовавшись для этого «Словарем современного мышления», изданным в 1977 году. Итак: выдающиеся деятели культуры XX века, родившиеся в 1914 году и позже, составляют 23 % от общего количества; такие же деятели, активно работавшие в период с 1880 по 1914 год или ставшие взрослыми в 1914 году, — 45 % от общего количества; такие же, родившиеся в 1910–1914 гг., — 17 %; такие же, активно работавшие до 1880 года, — 15 %.
На основе этих данных можно сразу сказать, что XIX век был более важным для формирования современного мышления, чем текущий период; видимо, так считали и составители словаря, поскольку он был издан, когда прошло уже больше двух третей XX века. Согласимся ли мы с оценками составителей или нет — эти оценки все равно сохраняют свое значение.
Таким образом, не только сравнительно немногие оставшиеся в живых личности, непосредственно связанные с периодом до 1914 года, должны определить свое отношение к образам своей личной «сумеречной зоны»; это приходится делать всем нам, живущим в 1980-е годы (хотя и без чисто личной заинтересованности), потому что наше время сформировано периодом, приведшим мир к первой мировой войне. Я не говорю, что более отдаленные времена не столь важны для нас; просто они связаны с нами по-другому.
Рассматривая отдаленные периоды истории, мы знаем, что мы находимся при этом в роли чужаков и посторонних наблюдателей, подобно западным антропологам, собравшимся исследовать жизнь папуасов. Если эти периоды достаточно далеки от нас (географически, хронологически или эмоционально), то они могут оживать
