Советская ведомственность - Коллектив авторов
Категория времени в хрущевских экономических нарративах тесно связана с идеей ускорившегося научно-технического прогресса и темпа, который нельзя терять. «Такой метод управления противоречит бурному развитию техники производства», – напишет в начале февраля 1957 года директор Свердловского завода транспортного машиностроения. В подтверждение им были приведены многочисленные примеры того, как бюрократические решения приводили к потере темпов производства[556]. Традиционное для директоров измерение времени посредством повторяющихся производственных ритмов (квартал, год, пятилетка) органично дополнялось линейным восприятием прогресса. Главный инженер киевского завода «Точэлектроприбор» жаловался, что большая номенклатура изделий «приводит к нарушениям производственного ритма <…> мешает эффективному и быстрому внедрению новой, передовой техники»[557].
Можно убедиться, что смелая риторика директоров в 1957 году была не только данью идеологической кампании, она действительно отражала пошатнувшееся соотношение сил в хозяйственной иерархии. На закрытых мероприятиях директора столь же громко обличали пороки ведомственности. Достаточно сравнить тональность двух совещаний в Ленинградском горкоме КПСС с руководителями крупнейших предприятий. Первое происходило в 1952 году и было приурочено к XIX съезду ВКП(б), а второе посвящено обсуждению тезисов Н. С. Хрущева в феврале 1957 года. Стоит отметить, что и в 1952 году директора периодически жаловались на то, что нормативы и плановые задания, спущенные министерствами, далеки от реальности, что невозможно установить деловое сотрудничество с предприятиями других главков[558]. Однако тон этих выступлений был предельно уважительным, без каких-либо оценочных суждений в адрес министерской системы. Иное дело стенограмма 1957 года.
Директора употребляли понятие «ведомственность» и его аналоги в самых разных контекстах. Можно привести некоторые примеры: «Настолько ведомства, министерства выпячивают свои личные интересы, что ничего нельзя сделать <…> чувствуем ведомственность и местничество»[559]; «Что эта междуведомственность нам дает? …ничего, кроме того, что по существу сужает инициативу на местах»[560]; «Это „центропупия“, которая и привела к тому, что заводы не имеют ни пятилетнего, ни даже твердого плана на 1957 год»[561]; «Что ленинградская промышленность не способна снабдить себя основными материалами? конечно, да, но опять-таки, довлеет ведомственная надстройка, на каждом заводе есть своя литейка, кузнечная»[562].
В глазах ленинградских директоров министерства представлялись территорией без правил, где царствует эгоистичный интерес отдельных группировок, где голос руководителей предприятий не слышен. Так, по словам директора Кировского завода, «идет драка между заместителями министров, они стараются как бы подопечные заводы чего не втиснули», «аппарат министерства был вне контроля промышленностью снизу, он был вне критики»[563]. Практически все докладчики видели причину хаоса в системе главков, существовавших под министерствами и непосредственно определявших фонды и нормативы предприятиям. В представлении директоров у главков шла «межведомственная „дипломатическая“ игра»[564] по перекидыванию невыгодных министерских заданий друг другу, что приводило к размещению заказов на не приспособленных к тому предприятиях.
Эфемерность обещаний и договоренностей с министерством директор «Электросилы» сформулировал кратко: «Забьют – и все. Вот на нас как ведомства действуют. Не я же один такой». Тот же директор поделился опытом, что часто прибегал к решению вопросов через голову министерства (через обком КПСС или Совмин СССР) либо пытался попасть напрямую к министру, минуя главк и администраторов нижнего уровня: «Но если можно решать с министром вопросы по такому заводу, как „Электросила“, то есть заводы, директора которых у министров не бывают годами»[565]. Представление о слабой информированности чиновников разделяли многие выступавшие, полагая, что «наши руководители не знают своих заводов <…> принимают решения, доверяясь своему личному авторитету <…> анализируют без карандаша; разучились считать»[566].
Выступления директоров позволяют усомниться в абсолютности идеи Д. Берлинера и Я. Корнаи о «семейном круге», согласно которой перетекание кадров с заводов в министерства и обратно повязывало всю систему крепкими личными контактами. Недостаток доверия все же остро ощущался. По словам директора Балтийского завода, «практически хорошие люди – наши технологи, конструкторы, металлурги, попадая в министерства, начинают портиться», поскольку «отрываются от предприятий» и «у них такие функции, что они могут заниматься работой и могут ею не заниматься»[567]. «Мы» и «они» в устах директоров разделялись четко. Недооценивать фактор ведомственной идентичности в неформальных сетях номенклатуры не стоит. Правила и этос бюрократической среды могли перевешивать в глазах сотрудников министерств значимость социальных связей с бывшими коллегами по заводу. Также не стоит представлять неформальные сети 1950‑х годов как равномерные, симметричные структуры.
В отличие от газетных публикаций закрытые дискуссии гораздо чаще поднимали ту же повестку, что и в 1955 году. Выступающие дежурно поддерживали тезисы Н. С. Хрущева, приводили примеры провальной кооперации между заводами, но значительную часть времени говорили о проблемах вертикальных взаимодействий, о необходимости большего доверия директорам. В записке, подготовленной ЦК КПСС в июне 1957 года по итогам обсуждения проекта реформы в парторганизациях, также указывалось, что многие предложения были связаны с дальнейшим расширением прав директоров[568]. В частности, цитировались предложения директоров из Харькова и Пинска о передаче ряда кадровых вопросов в ведение руководителей предприятий.
Таким образом, директора сыграли не последнюю роль в том, что в середине 1957 года вертикальная экономическая система была радикально пересмотрена. Голоса директоров во многом подготовили фундамент для ликвидации отраслевых министерств. Однако, как вскоре выяснилось, экономическая реформа, разбив ведомственность, одновременно и усилила местничество[569], что также не было выгодно директорам, особенно зависевшим от поставок из других регионов.
***
Материалы дискуссий второй половины 1950‑х годов позволяют говорить о сосуществовании в советской промышленности двух пониманий «ведомственности». Первое исходило от высшего политического руководства, и оно сформировалось как минимум в позднесталинский период. Раздражение партийной верхушки вызывала практика руководителей министерств и главков занижать задания для своей отрасли, завышать потребность в ресурсах, сорить деньгами на непроизводственные нужды (вроде строительства санаториев, выписывания бесполезных командировок и т. п.). В таких практиках руководители страны видели разбазаривание общественных фондов и торможение задач развития экономики. Вместе с тем в 1957 году непосредственно Н. С. Хрущев сместил акцент на административные барьеры между ведомствами, ставшие следствием министерского эгоизма, накопительства, нежелания делиться ресурсами и обычной лени. В ходе кампании по продвижению идей совнархозной реформы активно обсуждался дефицит горизонтальных связей в промышленности, а само слово «ведомственность» стало олицетворением «отживших» сугубо вертикальных методов управления.
Для директоров хрущевского времени
