Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии 1917-1921
4 мая на заседании Политбюро ЦК Евгений Преображенский, по его выражению, секретарствовал. На заседании обсуждались следующие вопросы:
«1. О тезисах Троцкого.
2. Об агитации в связи с положением на Польском фронте.
3. О бумаге для агитационных изданиях в связи с Польским фронтом.
4. О широком оповещении населения, о манифесте в связи с Польской войной.
5. О параде в 4 ч. 5 мая [войск, отправляющихся на Польский фронт].
6. О торжественном заседании в Большом театре.
7. Об опубликовании соглашения между Мархлевским и Пилсудским.
8. О непрерывном дежурстве в секретариате ЦК.
9. О письме Брусилова.
10. О напечатании выдержек и воспоминаний Людендорфа.
11. О поездке Троцкого на Западный фронт.
12. О Тухачевском.
13. О письме Уншлихта [об отношении к белорусским левым эсерам].
14. О тезисах Радека.
15. О Польском бюро при ЦК.
16. Постановление польской конференции о мобилизации польских коммунистов для фронта.
17. О сношениях с Англией и Германией. 1
18. О сессии ВЦИК.
19. Об инженере Кили.
20. О Грузии.
21. О сношениях с Австрией.
22. О делегации английских тред-юнионов.
23. О 12 пайках для III Интернационала по просьбе Радека.
24. О центре мусульманской агитации на Востоке.
25. О Татарской республике.
26. О ставках ответственных профессиональных, политических и советских работников.
27. О следующем заседании Политбюро.
28. О Лутовинове.
29. Заявление Луначарского.
30. Поручение ВЧК.
31. О сношениях с Англией и Германией»[653].
Одним словом, «куча международных вопросов»[654].
Вечером Преображенский сделал в своём дневнике, изъятом впоследствии органами НКВД, запись о заседании с пометой: «Жаль, что не стенографируются все заседания в назидание потомству». Присоединяюсь к сетованиям Преображенского и предлагаю проанализировать сведения из его дневниковой записи.
Важнейшим был вопрос о ноте Керзона. Как выясняется, Троцкий был не единственным, кто не был готов к дискуссии. Преображенский пишет: «Я лично не был подготовлен к решению и не обдумал основательно своей позиции. Но для меня было совершенно ясно, что дело идёт к войне со всей Антантой». Единственным по-настоящему подготовленным человеком был, естественно, Ленин, «который имел возможность обдумать ситуацию основательнее всех», потому «основательнее всех подготовился к решению» вопроса. Ильич зачитал членам Политбюро «заранее набросанные коротенькие тезисы, составленные чрезвычайно искусно. Они начинались с совершенно бесспортного пункта, что мы должны помочь польским рабочим добиться советизации Польши, предлагали отвергнуть посредничество Антанты и Лиги наций и заканчивались директивой продолжать наступление». Таким образом, Ленин заранее устраивал проработку важнейших военно-политических вопросов. Дебаты были, по признанию Преображенского, «очень оживлёнными». Зиновьев от лица «коминтерновских спецов» (его самого, Н.И. Бухарина, К.Б. Радека) гарантировал поддержку в возможной войне с Антантой Коминтерна: «представители других стран могут принять по нашему указанию всё что угодно». Коротко и ясно.
Троцкий выступил категорически против возможной войны с Антантой: «представил заключение военного командования на случай новой общей интервенции: со стороны Румынии левый фланг не обеспечен, и для соответствующих перебросок нужно время. В случае выступления Латвии не обеспечен правый фланг. Вообще же он оценивал положение даже на Польском фронте не совсем оптимистически, указывая, что поляки не сдаются в плен, отступают в порядке, разложения у них большого не заметно».
Таким образом, Политбюро раскололось на две группировки. Первая (В.И. Ленин, Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин, Я.Э. Рудзутак, Л.Б. Каменев) разделяла основные тезисы Ленина:
«1. Надо отвергнуть посредничество. Пора это сделать. Антанта не может двинуть против нас свои войска, а на мелкие государства, как Румыния, Латвия и Финляндия, мы произведём своим резким ответом импонирующее влияние.
2. Предложение заключить перемирие — это попытка нас надуть.
3. Надо прощупать красноармейским штыком, готова ли Польша к Советской власти. Если нет, всегда сможем под тем или иным предлогом отступить назад». Гришка Зиновьев как всегда вовремя поддакнул: «Надо наступать, выхода другого всё равно нет».
Вторая группировка (Л.Д. Троцкий, К.Б. Радек, А.И. Рыков, М.И. Калинин) доказывала, что Европа не готова к социальной революции, посредничество расколет лагерь Антанты, экономика не потянет войны, страна и так накануне голода:
«Радек доказывал, что он, [Юзеф] Мархлевский и другие польские коммунисты считают Польшу не готовой к советизации. Наше наступление вызовет лишь взрыв патриотизма и бросит пролетариат в сторону буржуазии. Он говорил также о том, что вообще Европа не созрела до социальной революции.
Троцкий доказывал нецелесообразность отвергать посредничество. Он говорил, что прочитал последние французские газеты и его поразил резко враждебный тон французских газет против Англии за её соглашательскую политику по отношению к большевикам. Он доказывал необходимость усилить раскол между Англией и Францией, тогда как отказ от посредничества усилит позицию [Александра] Мильерана и заставит Ллойд Джорджа капитулировать перед французами. Говорил, что полезно иметь делегацию в Англии и ради постоянных осведомителей о намерениях Антанты, чего мы были бы лишены, отвергнув посредничество.
Рыков полагал, что попытки советизировать Европу посредством таких частей, как будённовские, лишь скомпрометируют нас перед европейским пролетариатом. Главное же, что у нас недостаток снаряжения, обуви, одежды, нет достаточно свинца и негде его взять; на заводах, работающих на оборону, одна стачка за другой. Хлеба не даём, а хотим, чтобы красноармейцы шли на Берлин. С таким тылом идти на Антанту недопустимо».
Преображенский, по собственному признанию, «хотел сказать то же, что Троцкий по части раскола между Англией и Францией. Кроме того, указывал, что английские рабочие не переварят скоро изменения нашей тактики. Нам легко повернуть руль, но повернуть миллионы, которых мы приучили к мысли, что ведём лишь оборонительную войну и хотим, как можно скорее мира, будет невозможно.
Калинин говорил, что все у нас хотят мира и что стоит быть осторожней, год голодный и т.д. Говорил он по обыкновению не очень вразумительно»[655].
Ленин, по заявлению Преображенского, буквально «набросился на Рыкова» (Алексея Ивановича не для того ставили в РВСР, чтобы он разделял политические установки его председателя): он-де «развивает упадочные мысли, все объективные данные говорят, что в промышленности и продовольствии мы имеем успехи». (Сложно удержаться от комментария: конечно, председатель СНК знал положение дел в экономике и промышленности лучше председателя ВСНХ и Чрезкомснабарма!) Затем Ленин возразил Преображенскому: «Наша делегация советует не уступать, а она настроение английских рабочих знает лучше нас. Сообщил также оптимистические телеграммы от Смилги». А вот это было очередной публичной пощёчиной Троцкому: Ленин использовал излюбленный приём — привёл мнение руководящего военного работника, не соизволившего в рамках субординации доложиться, как это и следовало, главе военного ведомства.
Своим прекрасно подготовленными действиями Ленин буквально продавил свою позицию на заседании Политбюро. Таким образом, победу в важнейшем вопросе — мировой революции — одержала первая группа во главе с вождём партии, вдохновлённая контрнаступлением Красной Армии и ободренная телеграммой члена ЦК Ивара Смилги. Эта группа твёрдо стояла за осуществление «западного» варианта мировой революции.
Вторая группа была резко против по соображениям, прежде всего, прагматическим. Правда, тут следует добавить, что Троцкий оставался убеждённым сторонником идеи мировой революцией. Но с поправкой — её «восточного» варианта, связанного с отобранием у Великобритании её колоний.
Казалось бы, Ленин как основная ударная сила на заседании, должен был нести ответственность за принятое Политическим бюро решение (тем более что Троцкий подстраховался и позднее ещё раз предложил на заседании Политбюро «соглашательский мир»[656] — с тем же успехом, что и в первый). Но, как показали события, «не так это было, не так» (цитируется высказывание Иосифа Сталина).
