Истории города Бостона - Леонид Спивак
Град Петров и город на берегах Чарльз-ривер демонстрировали сходство в складывавшихся типах культуры. Рождение общества на новой политико-социальной основе, общий подъем национального самосознания вызвали ориентацию на античные образцы. Для Бостона был органичен республиканский дух с торжественно-монументальной архитектурой первого в стране Капитолия (State House). В Петровскую эпоху актуальными стали ассоциации с величием Римской империи, начиная с присвоения Сенатом Петру I титула императора и заканчивая гербом Санкт-Петербурга, в котором отразились элементы герба Рима.
Классицизм как художественная форма наиболее полно отражал гражданственные идеалы нового общества. Это заметно в архитектуре общественных зданий и в облике жилых домов. «Дом имеет деревянный портик, стройные колонны с каннелюрами, всегда окрашенными в белый цвет и вместе с изящной лепкой на карнизе составляющими единственное и достаточное украшение фасада; ничего не может быть проще и красивее», – так описывает типичный городской особняк Уильям Дин Хоуэллс, один из самых известных «бытописателей» Бостона XIX столетия.
С самых своих первых дней Петербург стал городом европейских иммигрантов. Наиболее многочисленной здесь была немецкая община; заметный удельный вес населения составляли также шведы и англичане. Это во многом способствовало формированию особой, не похожей на остальные, городской культуры. Не случайно Гоголь в 1836 году, рисуя «общее выражение Петербурга», отмечал его схожесть с «европейско-американской колонией».
Логика исторического развития сделала и Петербург, и Бостон самыми европейскими городами в своих странах. Новая Англия во всех отношениях тяготела к бывшей метрополии больше, чем какая-либо иная часть США. При всем различии в образе жизни обитателей домов Английской набережной Санкт-Петербурга и аристократических кварталов Бикон-Хилл, просвещенное общество обеих столиц следовало европейским культурным образцам. Достаточно вспомнить первую главу «Евгения Онегина», которая, перефразируя известное определение, являет собой «энциклопедию английской моды в русской жизни».
В эссе «Путеводитель по переименованному городу» Иосиф Бродский писал: «Изображение внутреннего и духовного интерьера города, его влияния на людей и их внутренний мир стало основной темой русской литературы почти со дня основания Петербурга. Фактически русская литература здесь и родилась, на берегах Невы… К началу девятнадцатого века Петербург уже был столицей российской словесности, и совсем не потому, что среди ее героев или ее создателей были придворные. В конце концов, двор столетиями находился в Москве, но ничего не вышло оттуда. Причина столь неожиданного творческого взрыва опять-таки была, главным образом, географическая. В контексте тогдашней русской жизни возникновение Санкт-Петербурга было равносильно открытию Нового Света: мыслящие люди того времени получили возможность взглянуть на самих себя и на народ как бы со стороны».
Интересно отметить сходство – в значимости для общества и самом месте возникновения – двух самых престижных гуманитарных учебных заведений Америки и России. Царскосельский Лицей и Гарвард, оба расположенные в пригородной тиши, пестовали политическую и интеллектуальную элиту двух стран. «Рядом с запущенным двором колледжа и семью зданиями из красного кирпича, где обитали «питомцы муз», находилась «деревня»… Кембридж выглядел несколько провинциальным, однако трудно, пожалуй, назвать другой американский город, где так хорошо бы жилось ученому, философу или писателю. Даже молодой поэт, окажись он там ненароком, не вызвал бы насмешек и не встретил бы ледяного молчания», – писал о Кембридже первой половины XIX века профессор О. Шепард.
Район Бэк-Бей
Бостон, город торговый и мастеровой, был также центром изящной словесности и литературных героев. Уступив лидерство в коммерции и промышленном производстве Нью-Йорку, он оставался духовной столицей США. Здесь сохранялись традиции высокой интеллектуальности, восходящие к пуританскому идеализму и духовным традициям века Просвещения. Здесь увидели свет «Алая буква» Н. Готорна, «Уолден» Г. Торо, «Песнь о Гайавате» Г. Лонгфелло, «Моби Дик» Г. Мелвилла. Бостон задавал тон в общественной жизни страны, будучи генератором новых философских, социальных и политических идей. Не случайно этот расцвет американской культуры назовут «новоанглийским Ренессансом».
Весьма схоже представляется и подъем философско-социологической мысли в Бостоне и Петербурге во второй трети XIX века. В Бостоне развернулась, говоря словами Р. У. Эмерсона, «война между разумом и чувством». Петербургская публицистика того времени обозначила необычайно широкий круг философских и этических проблем. При всех различиях в наследии Добролюбова и Эмерсона, Писарева и Торо, Чернышевского и Ченнинга, Леонтьева и Бэнкрофта их объединяет решение не интеллектуальных, а нравственных конфликтов.
Бостон и Петербург, возникшие «из тьмы лесов, из топи блат» на новых, колонизируемых землях, обнаруживают много общего в самой своей первооснове. Историческим городским началом, «наперекор стихиям», становятся болотистый чухонский остров Енисари и узкий полуостров с индейским названием Шомат, часто заливаемый морской водой. Водная стихия выступает как бы первоосновой города, его «субстанцией». Отсюда столь характерный городской пейзаж в петербургской и бостонской прозе – осенняя ночь с ее туманами и сырыми ветрами, плеском волны и запахом моря. Город при этом полон двойственности, здесь рождаются призраки и миражи, здесь происходят необычайные события.
Многие городские легенды, услышанные в Бостоне молодым Эдгаром По, легли в основу его творчества. Не менее удивительные превращения с людьми и предметами происходят и в «Петербургских повестях» Гоголя. Среди самых популярных городских мифов, нашедших отражение в литературе, – легенда об ожившей статуе. Пушкинский «Медный всадник» стоит первым в ряду петербургских мистерий.
Схожее бостонское предание отражено в «Легендах старого дома» Н. Готорна: «По улице, в одежде, развеваемой утренним ветерком, шло деревянное изваяние, то освещаемое солнцем, то скрываемое тенью домов – те же лицо, фигура, одежда…» Темы карточного долга и убийства ростовщика, столь популярные в петербургских сюжетах, слились воедино в бостонской истории о гибели профессора Паркмена.
Книжный образ города как носителя специфической культуры появляется с развитием жанра романа во второй половине XIX столетия. При всем различии Петербурга Достоевского и Бостона Генри Джеймса город выступает не только как фон для развития сюжета, но и в качестве полноправного персонажа романа. Достоевский говорил о «власти города как единого целого над его обитателями».
Откроем первую страницу «Преступления и наказания»: «На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, повсюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу…»
Совсем иными предстают отношения города и его жителей в классическом «бостонском» романе: «Бывают летние дни, когда действительно очень жарко. Приходит порой и серенькая погода с запада, принося с собой дыхание ранней осени, и желтизна в листве на длинном спуске улицы Маунт-Вернон наводит на гуляющего тихую грусть. Когда гусеница, насытясь листьями липы на Честнат-стрит, начнет
