Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Несчастье второе: крушение императорского поезда у станции Борки в 1888 году. Знаковое совпадение: катастрофа, в которой погибли десятки людей и лишь чудом уцелел император Александр III с семейством, случилась тоже 17 октября… Железнодорожное начальство, в том числе и Витте, под подозрением. Неожиданно государь высказывает пожелание не искать виновных; осуждены стрелочники, Витте же становится директором Департамента железных дорог (распространяются слухи, что якобы он предупреждал о возможной катастрофе, но его не послушали…). Через четыре года он возносится на пост министра финансов. (Воронцов-Дашков в это время – министр двора, «особа, приближённая к императору».)

Несчастье третье: Ходынская катастрофа, 1896 год. В окружении молодого царя Николая II идёт скрытая борьба между выдвиженцами предшествующего царствования (Воронцов-Дашков) и новичками, пользующимися покровительством великих князей Сергия и Владимира, братьев почившего Александра III. Вопрос – кто виноват в гибели тысяч людей на Ходынском поле? московские власти или министерство двора? – решается в контексте этой борьбы. Московский генерал-губернатор великий князь Сергий Александрович выигрывает: Воронцов-Дашков отправлен в почётную отставку. Витте сменяет его у руля партии. И успешно: вскоре три ключевых министерства в руках сторонников Витте («кадры решают всё»). Куропаткин – военное ведомство, Ламздорф – иностранные дела, Сипягин – дела внутренние. Все трое – посредственности, но последний из трёх – посредственность особо ценная: в его ведении самая мощная государственная структура империи. С таким друзьями Витте вот-вот, кажись, возьмёт верх над великокняжеской партией.

Не тут-то было. Весна 1902 года: Сипягин убит выстрелом эсера Балмашёва. Террорист проник в Мариинский дворец, представившись адъютантом великого князя Сергия. Если учесть, что с эсеровским подпольем тесно контактирует ставленник и подчинённый великого князя, начальник Московского охранного отделения Зубатов, то такое имянаречение не кажется случайным. Причастно ли к убийству Сипягина окружение московского генерал-губернатора – сказать трудно. Несомненно, оно извлекло выгоду из этой смерти. Преемником Сипягина назначен московский прокурор Плеве, правая рука Сергия Александровича. Партии Витте нанесён тяжкий удар.

Витте не смиряется. Он переманивает на свою сторону Зубатова, через него устанавливает связь с революционерами. При помощи Зубатова готовит уже известную нам хитроумную провокацию, долженствующую скомпрометировать Плеве в глазах царя. Всё рушится: Зубатов уволен в отставку без прошения и производства в чине, Витте с поста министра финансов отправлен на почётно-пустую должность председателя Комитета министров.

И тут разыгрывается несчастье четвёртое. Русско-японская война.

Фразу о «маленькой победоносной войне», желательной для исцеления России, приписывают Плеве. Но она могла быть произнесена любым его союзником или врагом в околоправительственной толпе. Здесь войны хотели все (кроме разве что самого царя). Война сулила чины, награды, лавры победителей, сказочные возможности для личного обогащения. О поражении от какой-то там Японии не думали. В бытность министром финансов Витте делал всё для активизации дальневосточной агрессии России; толкал правительство к оккупации Маньчжурии. И вот – он уволен. Через полгода – война. Знамя победоносного похода к Жёлтому морю перехватили враги из великокняжеской группировки: адмиралы Алексеев и Абаза, статс-секретарь Безобразов, тот же ненавистный Плеве. Они поделят между собой плоды победы. Этого стерпеть нельзя.

И вот – несчастье пятое: июль 1904 года, Петербург, Измайловский проспект. Невзрачный молодой человек в мундире железнодорожника бросает свёрток под колёса кареты министра внутренних дел. Взрыв. Убиты Плеве и его кучер. Бледный юноша арестован: он – Егор Сазонов, действовавший по заданию Боевой организации эсеров. О причастности Витте к этому убийству говорили и тогда, и после. Доказать, однако, ничего не удалось. Несомненно: нужные связи у него были и в среде фанатиков революциии, и в серо-гороховой шеренге секретных агентов Департамента полиции.

Гибель Плеве не пошла Витте на пользу: он рвался в министры, но царь избрал ни к одной партии непричастного князя Святополк-Мирского. Тот неосторожно обмолвился о единении власти и общества. Пошли толки о либеральных реформах, о созыве сословного представительства. Общество (то есть сытые либеральные интеллигенты) зашевелилось, забурлило. Тут-то и выяснилось, что на далёкой войне всё идёт не так, как ожидали. За поражением у Ляояна последовала неудача на Шахэ; за ней – капитуляция Порт-Артура. Всё мгновенно расшаталось. Пошли студенческие манифестации, оппозиционные банкеты, на которых пили за свободу, за конституцию, за права. Витте не сразу сообразил, что к чему: ещё в начале декабря на совещании по поводу реформ он, подстраиваясь под консервативный тон, пугал царя ужасами парламентаризма. Через неделю забастовал Путиловский завод, на улицы Петербурга вышли неведомые и страшные существа – рабочие. И грянуло несчастье шестое: 9 января, Кровавое воскресенье.

…Кровь смыли с мостовых, клочки январской петиции со словами «неприкосновенность личности», «свобода слова», «всеобщее избирательное право» подмели дворники, но политический горизонт затянуло красным туманом. Казалось, в дни репрессий великокняжеская партия победила окончательно: расстрел 9 января в Петербурге совершался именем начальника войск округа великого князя Владимира Александровича; после неизбежной отставки Мирского его кресло занял ставленник Сергия Александровича Булыгин; пост петербургского градоначальника достался другой креатуре Сергия, Трепову. Сам Сергий ушёл с поста московского генерал-губернатора, но этот уход все поняли как подготовку к прыжку: вот-вот будет установлена его диктатура, а то и регентство. 4 февраля грохнуло в московском Кремле: Сергия в клочки разорвало эсеровской бомбой. Снова убийство, совершённое в нужный момент.

Не успели очухаться после гибели «без пяти минут регента», как прилетели новости из Маньчжурии: Куропаткин, будто нарочно, проиграл Мукденское сражение. Обезглавленной великокняжеской партии, как стоящей у власти, предстояло теперь отвечать за неудачи. Пробил час Витте.

В его руках три заговорённых карты. Война с Японией проиграна, и только он, с его влиянием в среде мировых финансовых воротил, может спасти Россию от позора и катастрофы. Это – раз. Два: ему верят либералы, у него связи с революционерами; он тайно сдерживает одних и направляет других; только ему под силу остановить падение России в бездну революции. Но главная карта: только он теперь, после гибели Плеве и Сергия, может объединить вокруг себя высшую властную бюрократию империи. Ту самую, «жадною толпой стоящую у трона», без содействия коей самодержец и трёх дней не удержит в руке державу. И только он, Витте, предотвратит сановный заговор, сохранит венец на главе царя, да и саму монаршую голову. Конечно, самодержцу придётся поделиться властью со спасителем Отечества.

Главная беда Российской империи, главный парадокс её системы власти заключался в том, что самодержец, «хозяин земли русской», ответственный перед Богом и людьми за всё, в ней происходящее, кругом зависел от своего сановного аристократическо-бюрократического окружения. Это новое боярство, соблюдая этикет, низко кланялось императору, использовало в обращении к нему униженные формулы, но при этом использовало махину государства для достижения корыстных целей, личных, групповых или кастовых. Государь мог бороться с амбициозным своекорыстием сановной знати одним способом: натравливать одну группировку на другую и вырывать уступки то у одной, то у другой в качестве платы за поддержку. Но если против государя объединялись все властные кланы – он становился бессилен, как последний бесправный подданный его империи.

В эпоху капитализма борьба за власть стала борьбой за контроль над гигантскими финансовыми потоками. Сановная знать не могла не задуматься: а нужен ли ей царь во плоти, когда у неё есть царь лёгкий и почти бесплотный – капитал. Большинство склонялось к тому, что всё-таки нужен – как громоотвод, как прикрытие от ненависти нещадно эксплуатируемых масс. Это значит, что его надо лишить реальной власти, но оставить на престоле, и править от его имени. Такой политический строй называется «конституционная монархия».

В 1905 году высшая бюрократия Российской империи пришла к единому мнению: власть царя пора ограничить конституцией. Созвать так называемое «народное представительство». Сановники, или, по-нашему говоря, олигархи, были уверены: формировать «Земский собор» (так, с лёгкой руки историка профессора Ключевского, стали называть проектируемое собрание) будут, конечно, они. И управлять им тоже. Удобно: правит каста олигархов, а отвечают за всё царь да «народные избранники». Движение масс, развернувшееся в стране после Кровавого воскресенья, олигархи самоуверенно приписали своим собственным интригам, и были уверены: дай Бог совладать с упрямым царём, а уж с несмысленным народом, с быдлом, они управятся.