Анджей Иконников-Галицкий - Тридевятые царства России

Анджей Иконников-Галицкий

Тридевятые царства России: Путевые очерки

© А. Иконников-Галицкий, 2015

© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2015

© А. Веселов, оформление, 2015

От автора

Эта книга – результат путешествий по России, которые я совершал на протяжении лет примерно двадцати, с 1990 года. Журналистские командировки, работа в археологических экспедициях, пешие походы со школьниками и студентами, просто поездки ради собственного интереса – позволили увидеть Россию такой, какой мало кто её мог увидеть: в бесконечном разнообразии, в необъяснимо противоречивой и неразменной её красоте. Наблюдения, впечатления, потрясения, открытия отложились в стихах и в прозе, в десятках очерков и статей, опубликованных в 1995–2010 годах в газетах и журналах Москвы и Петербурга. Не всё вошло в эту книгу: Россия – страна без границ, и рассказы о ней не имеют конца. Салехард и Белое море, Пушкинские горы и Урал, и ещё многое увиденное, принятое в душу, полюбленное – может быть, станет материалом для ещё одной книги.

А здесь – пять разных, совершенно несхожих между собою стран, пять континентов, расположенных на планете Россия. Все они скрыты от постороннего легковесного взгляда за лесами дремучими, за реками широкими, за болотами топкими, за горами высокими. Друг от друга отделены расстояниями неслыханными, тысячевёрстными. Настоящие тридевятые царства.

Всё, что я о них пишу, – правда. Всё видел собственными глазами, слышал собственными ушами или узнал у надёжных информаторов – начиная с летописца Нестора и заканчивая многочисленными моими современниками, с которыми общался в странствиях. Мои современники и соотечественники – удивительные люди. Не могу охарактеризовать их одной фразой, но знаю точно: они гораздо тоньше, умнее, добрее и благороднее, чем это может показаться поверхностному наблюдателю. Я их люблю и им верю.

Очерки, вошедшие в книгу, писались в разное время, и в них отразились разные моменты нашей быстро меняющейся жизни. В 1995 году там-то и там-то было одно, сейчас на этом же месте совершенно другое. Я не стал, за редкими исключениями, ничего менять в написанных текстах. Пусть будут такими, какими сложились: текущим свидетельством эпохи. Да, впрочем, меняется (порой до неузнаваемости) только внешнее: волны бегут по поверхности океана. А в глубине Россия остаётся той же, что и двадцать, и двести лет назад.

Какой?

Вот это-то и загадка.

Ещё от автора

Возвращаться в Россию. На запах.Как в холодную грязную воду.Оглядываясь на запад,кланятися восходу.На сухом бережкушарить сачком – где рыба?!К нимбу тянуть башку,кувыркаясь с обрыва.

Возвращаться – пёс с ней,не хочется, да и не надо.В страну белых степей,где листва ледяная,где зима клонит в сонс августа до июля,где в каждом шкафу Гапон,в каждой петле Иуда.

Возвращаться – к чему?К бездне, в которой сгину.К порванному черновику,к перевранному гимну.Пробуя кровь на вкус,петь меж серпом и млатомпро нерушимый союзморды с салатом.

Не вернусь, решено!Лица везде чужие.Ливнем сквозь решето,ветром на все четыре.Как сквозь землю Итиль,в омут Китеж – спасайте-ка!…Ладно. Пора идти.Заканчивается посадка.

Царство первое. Тихий свет озёрного края. Северо-Запад России

У этой страны, при всём её своеобразии, нет названия. У других краёв Земли русской есть имена: Смоленщина, Тамбовщина, Поволжье, Забайкалье, Тверская земля, Вятская земля… А этот обширный мир, включающий в себя, целиком или частично, пять субъектов Федерации – Псковскую, Новгородскую, Ленинградскую области, запад Вологодской и юг Карелии, – не имеет общего имени. В ходу безликое географическое определение: Российский Северо-Запад. В издании «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» под редакцией Семёнова-Тян-Шанского страна эта названа Озёрной областью. Воспользуемся этим названием.

Близость к «обеим столицам нашим» и обилие старинных культурно-политических центров сыграли с этой землёй странную шутку: о ней мало знают. Не только москвичи и петербуржцы, но даже новгородцы, псковичи и вологжане в массе своей не подозревают, что стоит только отъехать на сотню-другую километров от областного центра, сойти с поезда, двинуться просёлочной дорогой через ближайший лес, за ближайшую речку – и попадёшь в иной мир, неброский и неяркий, но полный исторических воспоминаний, древних чудес и современных парадоксов. По этой стране надо ходить пешком. Тогда рождаются открытия.

Святой Георгий из Старой Ладоги. 2000 год

Мы сидим с Торой, очаровательной шведской студенткой-русисткой, на скамейке посередине Старой Ладоги, как памятник русско-шведской дружбы. Во-первых, мы пьём пиво: действие абсолютно мирное и интернациональное, равно любимое как русскими, так и шведами. Прямо напротив нас, напротив автобусной остановки и сигаретно-пивного ларька, возвышаются стены древнейшей каменной крепости на Руси. Над ними – благородные очертания кремово-белого Георгиевского собора, современника князя Игоря Святославича и похода его на половцев. А тут же, за нашей скамейкой, головой в лопухах, самозабвенно спит пьяный местный житель. Светит солнце, погода отменная. Кругом цветёт сирень. Пыль летит от дороги. Русь.

Тора примерно год вживается в русскую действительность. Хороший срок. С одной стороны, она уже чувствует и понимает нечто важное про нас. С другой стороны, Россия в целом для неё ещё – терра инкогнита. Поэтому общение с ней интенсивно и полезно. Всё время надо отвечать на вопросы. А значит, думать и задумываться. Видеть.

Мимо остановки прошли две хромоногие бабки с кошёлками. Солнце отразилось в сиянии церковного креста. Пьяный мужик пошевелился в своих лопухах, но не прервал сладкого сна. К ларьку подъехала перламутровая «ауди»; из неё выскочил мужчина в спортивных штанах, с животом и лысиной. Говоря что-то в мобильник, он сунулся в окошечко за пивом.

Тора сказала:

– Я всегда слышала, что русские как-то особенно произносят слово «русский», – (Тора говорит уже неплохо, но с сильным акцентом). – Что это значит – слово «русский» – для русских?

Я подумал и ответил:

– Знаете, Тора, каждый русский в глубине души убеждён, что кроме русского на свете больше ничего и «никакого» нет. Русский – слово прилагательное, и прилагается оно ко всему нормальному и естественному. Про явления противоестественные и ненормальные у нас говорят: «не по-русски». «Ну что это ты гвоздь как-то не по-русски забиваешь». «Не по-русски картину повесили – вниз головой».

Наши люди убеждены (я это много раз наблюдал за границей), что все в мире должны говорить или хотя бы понимать по-русски. Наш турист обращается, скажем, к египетскому арабу или к шерпу на базаре в Непале по-русски и искренне изумляется, если тот не понимает. Нерусское – это что-то странное, нереальное, в сущности, потустороннее. Нерусские люди – это те, которые не понимают. Как выходцы с того света. Чертей и мертвецов в некоторых русских диалектах называют – «ненаши».

Россия – мир «наших», русских людей – страна без границ. В сущности, её границы простираются до края мироздания. То, что всё же помещается за рубежами России, находится также и за гранью подлинного бытия. В смысле географическом у России действительно нет определённых границ. Но отсутствие ясных рубежей и пределов является также краеугольным камнем русского этнического самосознания, общественной психологии, культуры. «Заграница» – какое-то необычное слово! – воспринималась и воспринимается нами как потусторонний мир. Уехать за границу – всё равно что умереть. Вернуться оттуда – всё равно что вернуться с того света.

Пока я рассуждал таким образом, к остановке подкатил автобус. Тора показала на него пальцем и засмеялась. На запылённом автобусе, циркулирующем по разбитым дорогам между райцентром и двумя-тремя посёлками захолустного района захолустной области России, было написано не по-русски, не по-английски, а по-норвежски – что-то вроде: «Автовокзал – городская больница» и другие тексты. Автобус собрал пассажиров и уехал.

Я давно хотел свозить Тору в Старую Ладогу. По нескольким причинам. Первое: Старая Ладога настолько стара, что может считаться старейшим городом всея Руси. В «Повести временных лет» Ладога упоминается под 860 годом в связи с призванием варягов. Отсюда двинулись на свои княжения три брата-варяга – Рюрик в Новгород, Синеус на Белоозеро, Трувор в Изборск. Более ранних дат русская хронография вообще не называет. Роль Ладоги как опорного пункта Рюрика перед овладением Новгородом наводит на мысль о возможном старшинстве её по отношению к другим северорусским городам. Раз есть Новгород, то был ведь и «старый город». Уж не Ладога ли это?