Ингерманландский излом. Борьба ингерманландских финнов в гражданской войне на Северо-Западе России (1918 — 1920 гг.) - Михаил Арнэвич Таргиайнен

class="p1">Несмотря на обилие громких фраз и красивых слов о необходимости помощи ингерманландцам, на которую они вправе были рассчитывать, нельзя было не заметить, что в этих речах просматривались собственные политические ам­биции. Собрание весьма восторженно отнеслось к речам ора­торов. Оно считалось весьма продуктивным, так как вещевая помощь от центрального Ингерманландского комитета значи­тельно усилилась. Элфвенгрен и Тииттанен посетили предсе­дателя центрального исполнительного комитета Тюнни, кото­рому подробно осветили все детали движения. Действия Северного Ингерманландского комитета Тюнни одобрил.

Деятельность Каапре Тюнни в Гельсингфорсе была направлена на агитацию и пропаганду ингерманландских идей среди социалистов и левого крыла финского сейма. На места никто из этого ЦИК, кроме Тюнни, ни разу не вы­езжал. Северный Ингерманландский комитет, хотя и не чув­ствовал зависимости от ЦИК, однако с ним не порывал и поддерживал отношения.

Между тем о содействии ингерманландцам заявил и Ге­неральный штаб Финляндии. Его топографический отдел передал в Ингерманландский полк военные карты.

В это же время Гельсингфорс посетил и генерал Юде­нич, который вел переговоры с финским правительством о совместном наступлении. В связи с этим в русских кругах к ингерманландскому движению появились повышенный интерес и внимание. Некоторые к движению относились весьма отрицательно, находя его сепаратистским, идущим вразрез с русскими национальными интересами. Другие же этого мнения не разделяли, полагая, что движение не пред­ставляет собой никакой политической силы. Очень мало кто знал о действительном положении дел и характере этого движения.

Официальная делегация Ингерманландии тем временем продолжала наводить мосты. В Гельсингфорсе Элфвенгрен имел встречу с полковником Целебровским, который являл­ся помощником и представителем генерала Гулевича. Он сообщил о негодовании, проявленном Гулевичем по поводу поддержки Элфвенгреном сепаратистских устремлений ин­германландцев. Целебровский пытался оказать давление на Элфвенгрена, убеждая его поступиться принципами и дать возможность русским вступить в ингерманландский отряд, однако получил решительный отказ. Убедившись, что Элф­венгрен не пойдет на компромисс, Целебровский заявил, что если ингерманландцы не согласятся с предложениями Гулевича, то он при поддержке иностранцев добьется раз­решения у финнов и пошлет на участок ингерманландцев свои части. В этом случае для ингерманландцев все может кончиться так же, как в Южной Ингерманландии, где части генерала Родзянко разоружили ингерманландцев. Элфвенг­рен был возмущен такими угрозами.

Осуществление на практике данных угроз привело бы к тому, что при существующем в Финляндии положении с появлением первого белого русского солдата в Ингерманландии любая помощь движению могла быть при­остановлена. Финские правые круги соотнесут это с Элфвенгреном, и на его место будет назначен такой шовинист и русофоб, при котором не только все русское ликвиди­руют, но и национальное движение ингерманландцев превратят в инструмент для достижения своих политиче­ских целей.

Элфвенгрен имел встречу с Юденичем в Гельсингфор­се. Он объяснил Юденичу цели ингерманландского дви­жения, указав, что ингерманландцы с русскими конфлик­товать не хотят и против них ничего не имеют, но так как ингерманландское движение является чисто национальным делом и опирается на помощь финского правительства, то смешивать его с русским белым движением совершенно невозможно. По мнению Ингерманландского комитета, оно и так действовало в интересах белых, отвлекая на себя часть советских сил.

Со слов Элфвенгрена, реакция Юденича на его пози­цию была совершенно неожиданной: «Генерал Юденич, выслушав все объяснения, согласился со всеми доводами, не возражая, а затем вдруг, совершенно неожиданно, на­чал задавать такие вопросы и делал такие предложения, из которых стало ясно, что он непроходимо туп, ничего не понимает и не хочет понять и что всякий разговор с ним является бесполезным. Так, например, после того, как я ему долго объяснял и разжевывал, что участие русских на ингерманландском фронте является совершенно невозмож­ным, и после того, как он согласился с доводами, он вдруг спросил, что нельзя ли там устроить и русский фронт, оставив ингерманландцев отдельно. Таким вопросом все мои объяснения и доводы, которые как раз разъясняли невозможность и наше отрицательное отношение к этому, сводились к нулю. Затем он вдруг, как бы делая милость и уступая нам, заявил, что он ничего не будет иметь против, если Ингерманландский комитет будет признавать обще­русское главное командование. Он будет даже доволен и, может, будет координировать действия, для чего он, в случае такого признания, пригласит меня, как коман­дующего ингерманландцами, на общий военный совет. Дан­ное совещание в ближайшие дни он предполагает созвать для выяснения вопросов о времени выступления, планов действий и т. д.

Я поблагодарил его за эту честь, но сказал, чтобы он на мое участие в этом совете не рассчитывал, так как его пред­ложение для Ингерманландского комитета настолько не при­емлемы, что не будут даже рассматриваться».

Разговор с Юденичем произвел на Элфвенгрена отвра­тительное, тяжелое впечатление. Ему было непонятно, как Юденич мог быть и считаться героем Эрзерума, и еще ме­нее понятно было, как он будет при теперешних условиях руководить наступлением Северо-Западной армии. Трудно было даже предположить возможность какого-либо успеха под таким руководством.

Юденич произвел на Элфвенгрена впечатление чрезвы­чайно тупого и недалекого, старорежимного типа, давниш­него генерала со всеми его отрицательными качествами. Тем не менее, Юденич обещал принять необходимые меры к тому, чтобы генерал Гулевич в ингерманландские дела не вмешивался.

В Гельсингфорсе же Элфвенгрен встретился с финским лейтенантом Озолиным, который просил Элфвенгрена рас­порядиться, чтобы на ингерманландском фронте не задер­живали сотрудников финского Генерального штаба, кото­рые через этот фронт проходили. Озолин напомнил о случае, когда одного из сотрудников ингерманландцы задержали в д. Кирьясало без документов и, приняв его за русского офицера, арестовали и под конвоем вернули обратно в Фин­ляндию на пункт пограничного коменданта, где тот смог удостоверить свою личность и был освобожден. Озолин так­же предупредил Элфвенгрена, что представители финского правительства внимательно следят за его деятельностью и ошибок ему не простят. Элфвенгрен на это ответил, что «скрывать ему нечего, а их политику (представителей фин­ского правительства — M. Т.) принимать во внимание все равно не будет. Взять же это дело им в свои руки и навязы­вать ингерманландцам свою политику будет не так просто, так как еще нужно, чтобы они захотели этого. Настроение у них довольно определенное и тот, кто хочет навязывать им что-либо и будет в этом направлении командовать ими, может легко очутиться в положении начальника, кото­рому некем командовать».

События в Ингерманландии развивались своим чере­дом. На фронте в д. Кирьясало было несколько попыток красного командования вытеснить ингерманландцев, но столкновения эти особенно интенсивного характера не но­сили и быстро прекратились. От финского ленсмана (сель­ская местная власть) в комитет поступило сообщение, что в деревнях на берегу Ладожского озера собралось довольно много ингерманландцев, которые после стычек с советскими частями сорганизовались в отряд и нуждаются в руко­водстве, так