Михаил Заборов - Папство и крестовые походы
Вторжение крестоносцев в пылающий огнем Константинополь (С гравюры по рис. Доре)
Захват Константинополя и католическая церковь. Захват византийской столицы получил санкцию католической церкви. Накануне решительного штурма Константинополя крестоносные епископы и священники усердно отпускали грехи участникам предстоящего сражения, укрепляя веру в то, что овладение православной столицей — это правое и богоугодное дело. Об этом говорят и Робер де Клари, и Виллардуэн. Последний подробно рассказывает, какие речи держали представители духовенства на совете вождей, созванном незадолго до решительного приступа. «Епископы и все духовенство, — пишет французский историк, обычно очень сдержанный во всем, что касается позиции римской курии, — все, кто подчинялся распоряжениям папы, были согласны в том, — и сказали это баронам и пилигримам, — что совершившие подобное убийство (Алексея IV. — М. З.) не имеют права владеть землей». «Поэтому мы говорим вам, — заявило духовенство, — что битва является справедливой и оправданной. И если у вас есть доброе намерение овладеть землей и подчинить ее Риму, вы получите прощение, обещанное папой...» «И знайте, — добавляет Виллардуэн, обращаясь к читателям, — что эти увещания явились большой поддержкой как баронам, так и рыцарям».
«Константинопольское опустошение». Так называется одна из латинских хроник, описывающая разбойничьи подвиги западных рыцарей в византийской столице. Название это вполне соответствует тому, о чем говорится в хронике. Озлобленные долгим ожиданием добычи и ободренные своими духовными пастырями, рыцари, захватив Константинополь, набросились на дворцы, храмы, купеческие склады. Они грабили дома, разоряли гробницы, разрушали бесценные памятники искусства, предавали огню все, что только попадалось на пути. Между прочим, захватчики поджигали дома, чтобы выгнать из них жителей и тем самым предотвратить уличные бои.
Буйное неистовство воинов христовых, грабежи, убийства, насилия над женщинами, пьяные вакханалии победителей продолжались три дня. Было убито несколько тысяч константинопольских жителей. Во время пожара сгорело две трети города: крестоносцы, по словам одного французского летописца, спалили в византийской столице больше зданий, чем было в трех самых крупных городах Франции. «Не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди», — как бы в оцепенении вспоминая дикие сцены, разыгравшиеся тогда в Константинополе, писал впоследствии Никита Хониат, рассказавший о грабительских подвигах рыцарей креста. Алчность их поистине не знала границ. Знатные бароны и венецианские купцы, рыцари и оруженосцы словно состязались друг с другом в разгроме византийской столицы и грабеже ее богатств. Они не давали пощады никому, говорит Никита Хониат, и ничего не оставляли тем, у кого что-нибудь было. Потревожены были даже могилы византийских василевсов, в том числе саркофаг императора Константина I, откуда были унесены различные драгоценности. Жадных рук «освободителей гроба господня» не избежали ни церкви, ни предметы религиозного почитания. Крестоносцы, по словам одного западного хрониста, разбивали раки, где покоились мощи святых, хватали оттуда золото, серебро, драгоценные камни, «а сами мощи ставили ни во что»: их попросту забрасывали, как писал Никита Хониат, «в места всякой мерзости». Не было сделано, разумеется, исключения и для самого собора Софии: рыцари растащили его бесценные сокровищницы. Отсюда были вывезены «священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата». Войдя в азарт, пьяные крестоносные взломщики заставили танцевать на главном престоле обнаженных уличных женщин; они не постеснялись ввести в церкви мулов и лошадей, чтобы увезти награбленное добро. Ревнители веры, таким образом, «не пощадили не только частного имущества, но, обнажив мечи, ограбили святыни господни».
От погромщиков, закованных в рыцарские латы, не отставали грабители в сутанах. Католические попы, подоткнув рясы, рыскали по городу — они были заняты поисками константинопольских реликвий. Сохранились имена некоторых из этих наиболее усердных слуг господних, без зазрения совести и словно в лихорадке предававшихся благочестивому воровству: назовем хотя бы аббата Мартина Линцского, который, присоединившись к банде рыцарей, совместно с ними разграбил знаменитый константинопольский монастырь Пандократора. По словам эльзасского хрониста Гунтера Перисского, который подробно повествует о достославных деяниях этого аббата в своей «Константинопольской истории», последний действовал с величайшей жадностью — он хватал «обеими руками». Аббат Мартин был далеко не единственной духовной особой из тех, которые целиком отдавали себя приобретательству. Хронисты передают, что когда немецкий епископ Конрад Гальберштадтский вернулся в 1205 г. в свою Тюрингию, перед ним везли телегу, доверху нагруженную константинопольскими реликвиями. Позже католические прелаты сами подробнейшим образом описали, что именно из «священных предметов» они взяли в Константинополе. Описания эти в 70-х годах прошлого столетия были собраны французским ученым П. Рианом и составили целую книгу, названную им «Священная константинопольская добыча». В Западной Европе, указывают современники, не осталось, вероятно, ни одного монастыря или церкви, которые бы не обогатились реликвиями, украденными в Константинополе.
Страшные грабежи, учиненные в охваченном огнем Константинополе, засвидетельствованы не только Никитой Хониатом, который сам пострадал от латинского разгрома. Если даже согласиться с мнением тех историков, которые полагают, что византийский писатель неизбежно сгущал краски, рассказывая о буйстве и «непотребстве» западных рыцарей, то сохранилось множество известий других, негреческих авторов, рисующих в самом неприглядном виде дела, которые творили воины христовы в восточной столице.
Выше уже упоминался русский очевидец константинопольского погрома, автор летописной повести «О взятии Царьграда от фряг». В отличие от Никиты Хониата, горько и гневно изобличавшего насилия латинян, русский летописец относительно беспристрастно излагал виденное им самим и слышанное от очевидцев и участников событий. Между прочим, он также не мог обойти молчанием факты открытого надругательства христовых воинов над религиозными святынями и их разграбления: «Церкви в граде и вне града пограбиша все, им же не можем числа, ни красоты их сказати», — писал он.
О грабежах «доблестных» воинов креста пишет и Виллардуэн. Явно замалчивая или смягчая бесчинства своих соратников, он выражает при этом восхищение огромной добычей, взятой в Константинополе: она была настолько велика, что ее «не могли сосчитать»; добыча эта заключала в себе «золото, серебро, драгоценные камни, золотые и серебряные сосуды, шелковые одежды, меха и все, что есть прекрасного в этом мире». Маршал Шампанский не без гордости заявляет, что грабеж этот не знал ничего равного с сотворения мира. В сходных выражениях говорит об этом и Робер де Клари, в восторге заявляющий, что здесь были собраны «две трети земных богатств». Наконец, сохранилось и такое авторитетное свидетельство бесчинств воинов христовых, как письмо самого папы. Иннокентий III не без основания опасался, что насилия крестоносцев в Константинополе создадут препятствия для унии, что греки будут «вправе относиться в ним, с отвращением, как к собакам». Поэтому он разразился негодующим посланием: папа выразил свое возмущение разбоями воинов креста, которые, по его признанию, «предпочли земные блага небесным» и потому устремились «не на завоевание Иерусалима, а на завоевание Константинополя». Здесь они не только обобрали «малых и великих», но и «протянули руки к имуществу церквей, и, что еще хуже, к святыне их, снося с алтарей серебряные доски, разбивая ризницы, присваивая себе иконы, кресты и реликвии».
Добыча рыцарей, которых вожди заставили снести захваченное добро в специально отведенные для этого помещения, была поистине колоссальна. Виллардуэн передает, что венецианские люди денежного мешка якобы предложили крестоносцам только за их долю в добыче 400 тыс. марок, но предложение это было сочтено невыгодным и отвергнуто.
Легко понять, какие огромные потери одних лишь материальных ценностей понес Константинополь от крестоносных разбойников. Для полноты картины нужно добавить еще, что в огне пожаров и в разрушительных оргиях погибли замечательные произведения античных художников и скульпторов, многие сотни лет сохранявшиеся в Константинополе. Ведь варвары-крестоносцы, конечно, ничего не смыслили в искусстве. Если они и умели ценить что-либо, то только металл. Мрамор, дерево, кость, из которых некогда были сооружены скульптурные и архитектурные памятники, подвергались полному уничтожению. Впрочем, и металл у них получал тоже своеобразную оценку. Для того чтобы удобнее было определить стоимость добычи, крестоносцы при дележе ее превратили в слитки большое количество расхищенных художественных изделий из металла. Сравнительно немногое уцелело и было вывезено (главным образом, венецианцами) в Европу для украшения дворцов, храмов и т. д. Так, Дандоло приказал сохранить и отослал в Венецию знаменитую скульптурную группу греческого художника времен Александра Македонского — Лисиппа — бронзовую с позолотой четверку лошадей, стоявшую на Константинопольском ипподроме. Эта квадрига и до сих пор украшает венецианский собор св. Марка.
