Коммунизм. Утопия или реальность - Илья Бровтман
Свидетель, назовите своё имя и фамилию.
СВИДЕТЕЛЬ
— Моё имя — Джугашвили Иосиф Виссарионович. Я родился 9 декабря 1879 года, в г. Гори, Тифлисской губернии, Российской империи.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ТРИБУНАЛА
— Свидетель, обязуетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды.
СВИДЕТЕЛЬ
— Я обязуюсь откровенно отвечать на поставленные вопросы, а правда это понятие не простое. Если я начну говорить правду, то судить нужно будет всех присутствующих в зале. И прокурора, и адвоката, и уважаемый суд, и публику. У каждого человека есть нечто, что не совсем согласуется с криминальным кодексом. Пусть поднимут руки те, кто абсолютно чист перед законом и я приглашу Лаврентия Павловича, что бы он ознакомил всех с досье этого человека. Я не вижу ни одной руки, поэтому не будим разводить словоблудие, и продолжим заседание. Я готов отвечать на вопросы Обвинения и Защиты.
ПРОКУРОР
— Свидетель, многие учёные считают, что организованный Вами режим был излишне жесток. Можете ли Вы объяснить, для чего нужна была такая суровость?
СВИДЕТЕЛЬ
— Мне очень интересно мнение многих учёных, но возникает резонный вопрос: имеют ли они достаточный опыт управления? Они умеют управлять в лучшем случае кафедрой или каким-то «НИИ болтологии». Не для кого не секрет, что коллективом в сто или тысячу человек невозможно управлять такими же методами как коллективом в сотни тысяч или миллионы человек. Кто из вас имеет такой опыт? Не было его поначалу и у меня, но приходилось обучаться на ходу.
Возьмём, к примеру, управление транспортом. Понятно, что при управлении метрополитеном нужно с точностью до секунды рассчитать время нахождения в пути каждого состава, рассчитать его скорость на каждом отрезке движения и всё это синхронизировать. В то же время, управляя таксопарком, достаточно проверить техническое состояние транспорта, подобрать водителей, дать им рамочные показатели задания и выпустить на линию.
Как видите, методы управления отличаются значительно. Теперь сравним способы управления завода, пусть крупного с несколькими тысячами работников, и целой страны. В чём разница? Во-первых, гораздо больше уровней управления. Во-вторых, что мы делаем, если какой либо работник не подчиняется внутреннему распорядку предприятия? Правильно, мы его увольняем. А как мы можем уволить человека из государства? Он такой же гражданин, как и другие, и выселить его в другую страну незаконно. Получается, что если он становится бесполезен для общества, его необходимо изолировать. Другого варианта нет. Здесь возникает вопрос правомерности определения полезности того или иного члена общества, и ответ может дать только орган, уполномоченный на это государством. Разумеется, невозможно избежать субъективизма, но иного способа нет. В Советском Союзе, как и во всех странах, эти функции были возложены на суд, и только он был правомочен определять степень вины и меру наказания.
ПРОКУРОР
— Не считаете ли Вы, что суд был слишком суров при вынесении приговоров?
СВИДЕТЕЛЬ
— Суровость наказания определялась суровостью законов, которые в свою очередь отражали суровость времени. Страна находилась в кольце враждебных государств, и не имела право расслабляться. Иначе её тут же сожрали бы недруги. Либерализм возможен только в небольших странах, которые из-за ограниченности территорий и скудности природных ресурсов не представляют большого интереса для захватчиков. Огромная богатая страна, тем более являющаяся костью в горле империалистов из-за культивирования иной, более прогрессивной идеологии, не может чувствовать себя в безопасности. Мы должны были набрать экономическую и военную мощь в кратчайший срок. Политическая обстановка в Германии, Италии, Испании, Венгрии, Румынии, Финляндии и других европейских странах, ставших на путь диктатуры ясно предопределяла неизбежность скорой войны. Мы должны были решать задачи небывалой сложности. И как показала история, мы их решили. Только противопоставив мощной гитлеровской военной машине и её человеконенавистнической идеологии свою пролетарскую, интернациональную, опираясь на самозабвенный труд всего советского народа, мы смогли сломать хребет гитлеризму. А победителей, как известно, не судят. Неизвестно, смогли бы мы выстоять в этой войне, не расчистив свои ряды от явных и скрытых врагов.
ПРОКУРОР
— Правда ли, что существовали расстрельные списки, которые Вы лично просматривали и корректировали? Историки считают, что в этих списках значилось более 40 тысяч лиц.
СВИДЕТЕЛЬ
— Списки действительно существовали. Я не подсчитывал число репрессированных, но их было много. Списки составлялись по решениям судов, и включались в них те лица, которых я знал лично. Я их внимательно просматривал, и если находил фамилию преданного, по моему мнению, коммуниста, то я его вычёркивал. Никто не может лишить главу государства права на помилование. Ни одной фамилии в этих списках я не дописал.
Все они были осуждены судом.
ПРОКУРОР
— Не являются ли проявлением репрессий принудительное помещение диссидентов в психиатрические клиники?
СВИДЕТЕЛЬ
— Моё правительство таких мер не практиковало, но мне кажется, что высказывание человека против действующей власти уже свидетельствует об отклонении в психике. Если кто-то считает это проявлением свободы и демократии, то это ошибка. Свобода высказываний хороша при партийных или научных диспутах внутри, какого либо коллектива, а публичная критика государственной политики в зарубежных изданиях имеет другое название — измена. Государства строятся на принципах демократического централизма, т.е. принятое большинством решение является законом для всех. Если ты не согласен с ним, то у тебя есть несколько честных вариантов. Высказывать своё мнение разрешёнными законом способами; держать его при себе или высказывать друзьям на кухне; покинуть страну и жить там, где тебе комфортнее. Но если ты, находясь в стране или, оставаясь её гражданином, поддерживаешь своими высказывания вражескую пропаганду, находясь за рубежом, то ты или преступник или психически нездоров. В этом случае должен быть благодарен, что тебя не сажают в тюрьму, а бесплатно лечат.
ПРОКУРОР
— Вы считаете, свидетель, что если человек имеет своё собственное мнение, то он уже сумасшедший или преступник?
СВИДЕТЕЛЬ
— Так считают все, кто облачён правом, решать, что есть истина. Так полагали инквизиторы, отправляющие людей на костёр, члены сенатских комиссий США времён маккартизма. За инакомыслие преследовали всегда и везде, и это логично т.к. они подрывают монолитность державы в достижении поставленной цели. Критиковать просто, но если таким критикам удаётся взять в свои руки управление, они, не задумываясь, начинают уничтожать своих оппонентов. Такова логика борьбы и управления страной.
ПРОКУРОР
— Не считаете ли Вы политику захвата чужих территорий или угрозы таких захватов государственным терроризмом?
СВИДЕТЕЛЬ
— Присоединение территорий в результате войн общемировая тенденция и я даже не буду утруждать себя примерами. Уверен, что каждый в этом зале готов назвать сотни таких примеров. Это общемировая многовековая практика межгосударственных отношений. Я хочу остановиться на понятиях терроризм и государственный терроризм.
Термин терроризм появилось во времена Великой французской революции. Под этим понятием обычно подразумевают попытки людей или целых групп совершить акт, который приведёт к ужасу противника и подвигнет его на какие-то действия, желательные для террориста. Понятно, что под словом государственный терроризм подразумевают действия, намеренно совершаемые государствами или их органами, целью которых вызвать ужас и панику гражданского населения своих или чужих стран. Разумеется, войны к этой категории не относятся т.к. имеют совсем другие цели и средства. В связи с этим я бы хотел спросить у уважаемого обвинителя. Какой, по его мнению, самый крупный террористический акт в истории человечества, самый масштабный по числу жертв среди гражданского населения, и как были осуждены и наказаны его организаторы? Можете не утруждаться, господин прокурор, это вопрос
