Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев
Витард же и вся Годь были сокрушены гневом Перуна: в то роковое лето прекратилось их царство; забрали их землю и жен хуне и кормили собак телами убитых [19].
Ждет жестокость жестоких, и неотвратима. Добро же, яко зернье, – поднимается нивой.
Теперь о Богше Дреговичине. Але преждь о Трияне, великом князе, его волю вершил Богша.
Триян княжил в Гораде после Идара и Улича, названных княземи по смерти Боса; он разбил хуней, подперших Словень с полудня, и выгнал их за пределы Полянской земли; замирился с охотою, егда Хуна запросила мира, потерпев неудачу у Дунавы, иделсе годи выступили заодин с тиверцами и хорватеми, с влашски-ми, дуцкими и сарматскими родами [20]. Хаканы хаканов искали дружбы Трияна, он же володел Непр-рекой со всеми отоками до устья, делясь только с Рысью. И пошел (Триян) морем в Царь-град [21], и вступил в соузье супроть годи и хуней. Чрез лето от договора с цесарем отрекся, сведав, еже ромеи об том же согласились с ху-неми и годеми супроть Словени. И уставил с Хуной новый ряд, взяв в жены дщерь хунского вождя, и помогал ему против годей. Видя однако, что замиренье непрочно, повелел словени и соузным племенам руби-ти грады, ставити вежи и сыпати по Окраине валы, се у Порогов, а ниже ведь сидела Рысь, и вожди ее правили с отока, иже зовется ныне Хорица [22] во славу тамошнего властеля Хоря, брата великого Кыя. Иные еще скажут, оток назван по капищу Хорса, але то неверно.
И тружалась словень усердно, и хуне дивились со страхом и раздражением.
Богша, внук Святозита, старейшина ратаев, исполняя волю Трияна, срубил остережье на Непре ниже Го-рада в месте, еже памятно во веки веков: там полегли полки славного Боса и Святовит принял лихую смерть. Назвали остережье Замчий, бысть бо вмыслено заперти от ворогов Непр-реку [23]. Возводили три лета и сложили святище Даждь-богу, заступнику и хранителю рода; жертвенник высекли из черлен-каменя. И се было предвосхищение Кыева; поныне укажут старцы на Ключ-горе за Пучайной дрезлие степени; ими всходили жер-цы класти законные требы [24].
Узрев Замчий, Триян в радостех воскликнул: «Быти здесь новому Риму – семь холмов округ, и в море текут думы его!» Сказал Богша: «Горькота в уподоблении; поднялся Рим высоко от высоких и пал низко от низких».
На все воля бозей. Пред сильным ворогом достигают совершенства, пред слабым деются кичливы и саыона-деяны. Словень же во все времёны трепали и копытили сильные вороги. Сдюжили и перестояли предки, нам уже легче. Почто же порою не достигаем их стойкости и редко смеем сказати един другому: «Содеяли, еже смогли. Не соблазнились легкостию, но честью».
Замыслив примучить Словень, сказали хуне: «Вдай-те нам, сколь давали в пользу годи, и больше вдвое, бо (мы) вдвое сильнее». Триян отрече: «Рады бы, да нету». Хуне сказали: «Жирная утка жалобней крячет». И выступили, собрав несметную рать. Вышла навстречь словень, исполчилась по валам на Окраине, но собралось мало, иные племёны не послушали великого князя, отказали в нужде, окольной думой питая (свои) негромкие дела. «Не велика честь покласти головы на чюжом порозе», – отвещали (они) гонцам Трияна. И была еще надея на Рысь, але и Рысь отперлась; откупились ры-сичи, обещав хунем третицу от добычи. Прознав (о том), рече Триян: «От чюжого уберегся; брат мой помог мя погубити». Порешив однако не отступать брани, принес богам жертвы; сказали волхвы: «Мало, потребна еще прекрасная дева знатного рода». И нашли деву, метнув жеребье серед отцов; и се повели на заклание, гадав на смерти; обагрена кровию, скончалась со стоном. Истолковали волхвы: «Горька земля обиженным, жажду (их) воды не утолят». И повелел Триян повсротити дружину и все войско деревляней, полян, сиверей и лютвичей-хорват, пришедших от Нестра: «Отступим, братия; не пересилим, и коли един муж одолеет десятерых». Снялись словеньские роды с исконных селищ и погнали скотье, и повезли повозом скарб и утварь, и повели лодии-долбуши, покинув на произвол жнивья и борти, пажити и ловли. Разделил Триян войско на тысячи и нарядил нападати на пришлецов в день и в ночь, в лесях и на узких тропах, на перевозах и бродах, – дабы успело людье сокрыти ся за Тесну и Прм-падь.
И се наступили дни беззакония и лиха. Дымом поднялись в небо труды и упования человеца, ворон клевал павшего в битве, лисы и волки терзали плоть загубленных безвинно, и кости во множестве истлевали по дорогам. Плакали старцы детьми, а дети старцеми, и каждый в собину рыл по оврагам норы, бо негде было схоронитись от стрел и ременных удавок.
Але устояла земля. Неколи полдневье спасло полнощные роды, теперь же полунощь укрыла полдневных. Отступили за реки и багнища, во темные боры, заколод-ные чащи, идеже нету пути ни конному, ни пешему, – только зверь лютует да леший колобродит. Тут и застряли хуне, много их потонуло и заблудилось, еще больш было перебито.
Се днесь словень, растлена христами и плетьми их, алчными болярцеми, бесхребетна и низкопоклонна, забыла вольницу, холопит, вьюном стелет ся, преждь знали люди себе цену; исполнены гордости, являлись миру, и был им закон предков и имя (свое) дороже всего на свете. Вот же предание о Борогде, сыне Елфа, хороб-рейшем из хунских хаканов. Полонил в сече тридцать семь дружей сиверского князя Малюты; рече к ним, поставив в ряд и мысля обесчестити: «Ведаю, еже истой словени серед вас мало, больше елсуки, верь и закола-вы; величающий ся словенью падет от меча, иного племени будет помилован». И впроси первого из полоненных. Отрече с твердостию: «Словень есмь». И отрубили ему голову в глазах содружей. И остальным отрубили, ибо каждый назвал ся словенью. Сказал Борогда, сын Елфа, великому хакану Хуны: «Николи не переможем в сей земле, ищи замиритись». И осердясь, казнил его хакан хаканов. Есть же доныне у Непра велик камень, и зовется Борогда; се могила Борогды, и людье окрест помнит предание.
Когда Богша увел ратаев из Деревлян в Дреговичи, перейдя Приладь, опустел Замчий, любый сердцу горо-дец; пали дожди, и замуравели дороги; и залесилось, бо вырубили вокол (еще) мало. Найдя на городец, сожгли (его) хуне, како иные селища и грады; что жа-лети хуну? – не орет, не сеет, мнозие ремесла не правит, шорник и коваль, а боле никто; сидючи на коне, и нужду правит, и жену за перьки берет, и яст, и пиет, и опочив держит. Олане быша дики и необузданны, але ведали снисхождение; черные хуне
