Бандиты - Эрик Хобсбаум
В марте Сабатé и группа молодых арагонцев «Los Manos» объединились для убийства Кинтелы, но из-за ошибки они смогли убить только пару более мелких фалангистов (кто-то озвучил угрозу нападения на полицейское управление, что напугало полицейских, но и предупредило их). В мае Сабатé и Фасериас вместе заложили бомбы в консульства Бразилии, Перу и Боливии; Сабатé спокойно разобрал одну из них уже после запуска часового механизма, чтобы сделать детонацию мгновенной. Остальные бомбы он размещал с помощью простой удочки. К осени, однако, полиция взяла ситуацию под контроль. В октябре Пепе попал в засаду, едва вырвавшись из предыдущей, уложив по дороге полицейского. В этом месяце много бойцов встретили свою смерть.
В декабре ушел третий из братьев Сабатё. Юный Маноло никогда не был идейным. Он хотел стать тореро и сбежал из дому в отрочестве, чтобы поехать на novilladas[63] в Андалузию, но приключения братьев манили не меньше. Они не принимали его в свои дела, желая, чтобы он учился и самосовершенствовался, но фамилия привела его в группу доблестного Рамона Капдевилы, бывшего боксера, который ушел с ринга, став борцом за идею, и сделался знатным специалистом по взрывчатке. Один из немногих партизан, чья деятельность имела некоторый смысл, Капдевила совершал рейды по провинциям, взрывая столбы электропередачи и тому подобное. Неопытный Маноло заблудился в холмах после столкновения с полицией и был арестован. Фамилия Сабате гарантировала казнь. Он был расстрелян в 1950 году, не оставив после себя ничего, кроме французских часов.
Однако к этому времени Франсиско Сабатé уже находился не в Испании из-за проблем, связанных главным образом с французской полицией, которые удерживали его вдалеке от дома почти шесть лет. Они начались в 1948 году, когда жандармы остановили его в очередной поездке к границе на нанятой машине (Сабате всегда предпочитал транспорт, который оставлял его руки свободными). Он потерял голову, сорвался и пустился бежать. Жандармы обнаружили его пистолет, а позднее изрядное количество инструментов, взрывчатки, радио и т. п. на его ферме в Кутуже. В ноябре ему присудили заочно три года тюрьмы и 50000 франков штрафа. Ему посоветовали подать апелляцию, что в июне 1949-го дало свой результат: срок уменьшился до безобидных двух месяцев, позднее увеличившихся до полугода, и пяти лет interdiction de séjour[64]. Из-за этого поездки на границу становились для него незаконными даже с французской стороны, и ему приходилось проживать под полицейским присмотром вдали от Пиренеев.
На деле он провел в тюрьме целый год, поскольку французская полиция связала его с другим, гораздо более серьезным делом, налетом на фабрику в Рон-Пуленке в мае 1948-го, в результате которого погиб сторож. Довольно характерным для той шаткой ирреальности, в которой пребывали активисты (само существование которых зависело от благосклонной невнимательности французских властей), было то, что они занимались экспроприацией собственности буржуазии ради благого дела с одинаковой готовностью — что в Лионе, что в Барселоне. Один лишь осторожный Фасериас избегал этого и грабил банки если не в Испании, то в Италии. Столь же типичным было то, что они оставляли за собой след шириной в взлетную полосу. Благодаря нескольким очень хорошим адвокатам обвинения против Сабатé так и не получили подтверждения, хотя полиция в какой-то момент потеряла терпение и, по сути, выбила из него признание за несколько дней пыток; так заявляли адвокаты, не без некоторых оснований. После четырех прекращений дела оно все еще оставалось открытым вплоть до его смерти. Несмотря на это, вдобавок к изрядным треволнениям это дело стоило ему еще почти двух лет за решеткой.
Когда Сабатé удалось ненадолго вынырнуть из этих бурных волн, он обнаружил, что политическая ситуация стала совсем другой. В начале 1950-х все партии отказались от партизанских действий в пользу более реалистичных тактик. Боевики остались в меньшинстве.
Это был серьезный удар. Хотя Сабатé был неспособен подчиняться инструкциям, с которыми сам был не согласен, в целом он сохранял лояльность. Но без одобрения товарищей он мучился почти физически и вплоть до самой смерти постоянно предпринимал безуспешные попытки его вернуть. Предложение перебраться в Латинскую Америку никак не смягчало этого удара. Как если бы Отелло предложили вместо армии консульский пост в Париже. Так что к апрелю 1955 года он вернулся в Барселону. В начале 56-го они вместе с Фасериасом провели общую операцию — вскоре их дороги опять разошлись, — и несколько месяцев он провел в городе, издавая небольшой журнал «El Combate», а также однажды взял Центральный банк, с помощью муляжа бомбы, в одиночку. В ноябре он вновь вернулся в Барселону для ограбления текстильной фирмы «Cubiertos у Tejados», добыча тогда составила почти миллион песет.
Тогда французская полиция по наводке испанцев вновь предприняла шаги против Сабатё. Он лишился своей базы в Ля-Прест и опять попал за решетку. Он вышел из тюрьмы в мае 1958 года, но следующие несколько месяцев был нездоров после неудачной операции язвы. Фасериас за это время был убит. Тогда Сабатé стал планировать свой последний налет.
К тому моменту он был совсем один, за исключением нескольких друзей. Организация своим молчаливым неодобрением скорее играла на руку фашистам и буржуазии, для которых он был простым бандитом. Даже друзья крайне осторожно убеждали его, что следующий рейд будет самоубийственным. Он уже заметно постарел, на его стороне оставалась лишь репутация героя и страстная уверенность, которая придавала поразительную силу убеждения этому, обычно не очень внятно высказывающемуся человеку. Вооруженный лишь этим, он посетил ряд эмигрантских собраний во Франции. Пренебрегая полицейскими запретами, этот коренастый мужчина с набитым портфелем, избегающий мест в углу, не был бандитом. Дело в Испании не могло быть оставлено без защитников. Кто знает, может быть, ему предстояло стать испанским Фиделем Кастро? Неужели они не понимают?
Он собрал немного денег и уговорил внушительное число людей, в большинстве своем неопытных, взять в руки оружие, и сам отправился с первой группой, в которую вошли Антонио Миракле, банковский клерк, относительно недавно вышедший из подполья, двое юношей, едва достигших 20 лет, Рохелио Мадригал Торрес и Мартин
