Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
Сакрализация брака и общепризнанность воспитательных функций женщины в семье сказались и на суждениях авторов дидактических сочинений XII в.[351] Несмотря на сохранение в них антифеминистских высказываний[352], появляются, например, попытки рассматривать самые недостатки женщины как ниспосланное богом средство нравственного совершенствования мужчины. Эта идея — центральная в доктрине созданного в начале XII в. во Франции ордена Фонтевро. Основатель ордена Робер д’Арбрисель предписывал совместное существование мужских и женских монашеских общин и подчинение первых вторым[353]. По мысли д’Арбриселя, это должно было стать для мужчин школой подавления плоти, школой аскезы и искупления греховности. В этой доктрине исходным мотивом оставалась забота о душевном спасении мужчины, но и оценка социально-культурной роли женщины здесь имплицитно повышалась.
В еще большей мере то же самое можно сказать о куртуазном культе дамы в XII в. Как бы ни оценивать общекультурный подтекст куртуазной литературы XII в. — в плане ли свидетельства явного улучшения социального статуса благородной женщины[354], в плане ли «сублимации мужского презрения» к ней (как к объекту «завоевания» мужчиной)[355], — ведущей линией рыцарского поведения, отраженного в этой литературе, является нравственное самоусовершенствование рыцаря, измеряемое степенью благосклонности дамы. Но признание за женщиной роли формального судьи мужских деяний не могло не подразумевать утверждение ее авторитета, хотя бы в «мире воображения», воплощавшемся в рыцарской литературе того времени[356]. Впрочем, и за пределами «мира воображения», в реальной действительности XII в. благородная дама могла порой выступать как сюзерен и даже посвящала иногда юных воинов в рыцари[357].
Констатируя отдельные благоприятные для женщины изменения, не следует терять общей перспективы; дальше отдельных более или менее частных нововведений дело в XII в. не пошло. Ни в светской, ни тем более в церковной модели мира не было и речи об уравнении мужчины и женщины. Несовершенство женской природы и заложенное «от века» верховенство мужчин над женщиной остаются общепризнанными во всех общественных слоях и подчеркиваются и церковными и светскими писателями. Именно общепринятость дискриминации женщины делала особенно заметными отдельные сдвиги. Почти все они касались сферы «частной жизни» и потому могли оказать лишь небольшое влияние на оценки современниками общественного статуса женщины. Ожидать в этих условиях равномерного отражения в современных памятниках деяний мужчин и женщин не приходится. Соответственно, нет оснований видеть в частоте их упоминаний адекватное отражение их численности. Но и предполагать открыто пренебрежительное отношение к сохранению жизни новорожденных девочек в семье, где женщина-мать пользовалась ныне возросшим авторитетом, вряд ли правомерно.
Что изменилось в XIII в.? Пожалуй, наиболее заметно усиливающееся столкновение противоположных тенденций в подходе к статусу женщины. С одной стороны, продолжаются выступления против крайностей в социально-культурной дискриминации женщин. Так, в нравоучительном диалоге отца и сына (середина XIII в.) констатируется: «Женщина не должна быть ни головой (la teste) для мужчины, ни его подножием (ni des piez); она должна быть наравне с ним; не надо превращать ее ни в госпожу над ним (dame par desus lui), ни в его подчиненную (sa baasse), которой можно помыкать»[358]. Еще резче выражает эту мысль Рамон Лулий, подчеркивающий, что «муж должен служить (servir) своей жене, как жена служит (serve) мужу и как они оба служат Богу». Правда, тут же оговаривается еще особая «служба» жены своему супругу, для плоти которого она играет ту же роль, что и другие его органы (aussi con tes membres sont estruments ordenez a servir ton cors, aussi ta femme est ordenee a servir le tien cors)[359]. Сходным образом Роббер де Блуа, писатель середины XIII в., в поэме, обращенной к благородным мужчинам, призывает их не говорить о женщинах плохо, не хулить их зря, не забывать, что все люди рождены и вскормлены ими, и т. д.[360] Даже если считать вслед за Р. Фоссье, что все благосклонные по отношению к женщинам высказывания писателей XIII в. представляют лишь «исключение», сам факт их существования вряд ли может быть сброшен со счетов[361]. Это же касается и усиления в XIII в. мариинских культов[362], и появления пародийных текстов, в которых мужчины рожают, а женщины воюют, так что функции тех и других в перевернутом виде как бы отождествляются[363]. Полностью признается трудовая деятельность женщины. В некоторых руководствах для исповедников, составленных на рубеже XII–XIII вв., даже проституция трактуется как вид «труда», хотя и постыдного[364].
С другой стороны, тенденция противопоставлять мужчин и женщин по их общественным правам и функциям в XIII в. сказывается еще резче, чем в предыдущем столетии. Тот же Робер де Блуа рассматривает приниженность и несовершенство женщины как непреложный факт, влияние которого можно уменьшить, но не устранить. Этим, собственно, и объясняется создание им двух параллельных воспитательных трактатов: одного для мужчин, другого для женщин. В первом, именуемом «Обучение господ», трактуются основные вопросы бытия и важнейшие добродетели и пороки, во втором — «Целомудрие дам» — перечисляются конкретные формы дозволенного и недозволенного поведения женщин. Видимо, автор исходит из того, что сами женщины (в отличие от мужчин) не имеют никакого представления о дозволенном и недозволенном и не обладают никакими сдерживающими центрами. Чего, например, стоят рекомендации женщинам не «оголяться», не разрешать другим прикасаться к их телу и губам, не слишком много есть и пить, не останавливаться пред окнами чужих домов, не «завираться» и т. д.[365]
В том же духе построены и советы Филиппа Новарского по воспитанию девушек. В отличие от юношей девушек не следует, например, учить чтению и письму (если только им не уготована судьба монахини), так как это ведет лишь к греховным увлечениям. Если мужчине нужны и куртуазность, и храбрость, и ум, и largesse, то для благополучия женщины, пишет Филипп, достаточно плотской и нравственной чистоты[366]. Общеизвестна антифеминистская направленность монашеских сочинений XIII в.[367] Ничего подобного монашескому ордену Робера д’Арбриселя теперь не могло бы существовать.
Не исчезает в XIII в. и правовая дискриминация женщины. В правилах наследования имущества агнатический принцип возобладал и для крестьян, и для благородных[368]. Даже по отношению к собственным родителям взрослые сыновья и дочери обладали разными прерогативами[369]. Вдовые
