Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков
Рис. 17. Составленная О.А. Щегловой карта распространения кладов и погребений с вещами типа «древностей антов»: I – клады; II – погребения-ингумации; III – поселения
Возможно, что несколько позднее в русский союз вошли и киевские поляне (“поляне, еже ныне зовомая Русь”)…»[271]
Данный вывод поддержал и П.Н. Третьяков, отметивший, что последующие археологические исследования показали, «что “древности русов” отнюдь не случайны и не безродны. Им соответствуют остатки многочисленных поселений и могильники с трупосожжениями. (…) Отсюда следует, что “древности русов” – это бесспорные памятники славянской культуры»[272]. Он же отметил, что спецификой части данных славянских поселений является керамика реберчатых биконических форм, которую он, в рамках своей собственной концепции, связал с северными областями Поднепровья. «Следовательно, – сделал вывод этот археолог, – общность культуры, связывающая воедино население Русской земли, была результатом общности его происхождения, общности судьбы. Это были племена, расселившиеся в послечерняховский период в плодородных областях Среднего Поднепровья, что в беспокойной обстановке того времени было невозможно без какого-либо союза. И понятно, что этот союз охватывал не только группировки новоселов, но и родственное им население, оставшееся на старых местах. Границы древнейшей Русской земли включали районы Стародуба, Трубачевска, Курска, т. е. охватывали не только Среднее Поднепровье, но и Среднее Подесенье и бассейн Сейма»[273]. Развивая мысли Б.А. Рыбакова, О.В. Сухобоков конкретизировал в этих древностях северянский компонент: «Рассматривая “древности русов”, Б.А. Рыбаков обратил внимание на то обстоятельство, что некоторые клады из восточных районов Левобережной Украины содержат двухспиральные подвески. По его мнению, эти подвески типологически предшествуют спиральным височным кольцам северянского набора украшений XI–XIII вв. Именно такая двухспиральная подвеска была найдена на раннесредневековом поселении позднезарубинецкого времени вблизи с. Спартак в бассейне Десны. Можно предположить, что эти клады, по крайней мере какая-то часть их, принадлежали протосеверянам. По-видимому, именно они оставили открытые поселения в бассейнах Десны, Сейма, Пела, а также бескурганные урновые и безурновые погребения в грунтовых могильниках по обряду трупосожжения около с. Кветунь на Десне и с. Артюховка на Суле»[274]. По поводу «древностей антов» П.П. Толочко отметил, что некоторые из кладов (в селе Вильховчик) были найдены в типичных пеньковских лепных горшках или на пеньковских поселениях[275]. Как следует из карты, на которой обозначены находки древностей антов/русов, некоторые из них были обнаружены не только на территории «Русской земли» в узком смысле слова, но и в Крыму. Последнее обстоятельство вполне соотносится с упоминаемыми там письменными источниками тавроскифами.
Помимо материальных артефактов следует обратить внимание и на религиозный аспект. В свое время С.Н. Азбелев предположил, что по возвращении из Италии Илья Муромец построил на месте будущего Киева церковь Святого Ильи, зафиксированную летописью в эпоху до официального крещения Руси. Хоть эта гипотеза и является излишне смелой и, самое главное, недоказуемой, необходимо признать, что Илья – это христианское имя. Сага о Тидреке Бернском, где главный русский богатырь уже именуется этим именем, предполагает существование общего источника для этой саги и русских былин в достаточно раннее время. К этому следует добавить упоминание богатыря со сходным именем и у Фирдоуси, где он, правда, фигурирует как правитель хазар:
В ту пору владыкой хазар был Ильяс,
Потомок царей, чей родитель – Мехрас.
(…)
Ильяс поражений не знает – коней
Он губит, на смерть обрекает мужей[276].
Однако в истории Хазарии отсутствует правитель или богатырь с таким именем, в связи с чем следует признать правильным мнение В.Ф. Миллера и С.П. Толстова, связывавших этого упомянутого в иранском эпосе персонажа с отечественным Ильей Муромцем. При этом следует отметить, что в «Шахнаме» Ильяс не просто отважный воин, а «владыка». Подобное положение героя плохо согласуется с образом «крестьянского сына» русских былин, но зато вполне соответствует описанию Ильи Русского как правителя Греции в саге о Тидреке Бернском. Весьма интересно и имя отца Ильяса – Мехрас, которое является слегка искаженным вариантом имени иранского бога Митры (посвященный ему гимн в Авесте, где он прославляется как бог-воин, помощник в битвах праведным, называется «Михр-яшт»). Хоть Митра изначально и не был у иранцев богом солнца, однако впоследствии при его описании неоднократно использовались солярные эпитеты. Особых солярных черт у былинного Ильи Муромца нет, однако все в той же германской саге он является братом Владимира Красное Солнышко и, следовательно, точно так же должен был принадлежать к солнечной династии славянских князей (подробнее о ней рассказано в моем исследовании о Дажьбоге). Сын Ильи в русских былинах именуется Подсокольничком, что также указывает на какую-то его связь с княжеской династией. Что же касается того, что Фирдоуси называет Ильяса правителем Хазарии, то это может быть объяснено тем, что иранцы познакомились с этим эпическим образом благодаря хазарскому посредству. Если это так, то данное обстоятельство свидетельствует о том, что образ Ильи в отечественном фольклоре существовал как минимум во времена Святослава, то есть в дохристианскую эпоху. Таким образом, имя Ильяс, сын Мехраса, с одной стороны, указывает на тесные славяно-иранские контакты в сфере эпоса (данное обстоятельство было подробно рассмотрено В.Ф. Миллером относительно образа именно Ильи Муромца), так и на достаточно раннее появление христианского имени у главного героя отечественных былин.
Откуда к русам могло попасть это имя в языческую эпоху? Еще А.Г. Кузьмин обратил внимание на то, что арианские черты прослеживаются в Символе веры, помещенном в отечественной летописи в конце рассказа о крещении Владимира: «А в ПВЛ сохранился именно арианский Символ веры. Арианские черты явственно прослеживаются в следующих ее фразах: “Отець, Бог отець, присно сый пребываеть во отчьстве, нерожен, безначален, начало и вина всем, единем нероженьем старей сый сыну и духови… Сын подобосущен отцю, роженьем точью разньствуя Отцю и Духу. Дух есть пресвятый, Отцю и Сыну подобносущен и присносущен”».
О том, что цитированный текст содержит арианские черты, так или иначе говорилось в работах по истории Русской церкви еще в XIX в. Но обычно все сводили к ошибкам переписчиков. Лишь в самом начале XX в. П. Заболотский специально подчеркнул эту проблему. Он сопоставил летописный Символ веры с «исповеданием веры» Михаила Синкелла, помещенным в Изборнике Святослава, и пришел к выводу, что перед летописцем находился не греческий оригинал и не Изборник. «В таком важном произведении, как “Исповедание веры”, где каждое слово имеет значение, – заключал автор, – разумеется, можно бы еще было допустить неважные изменения в способе выражения сравнительно с оригиналом, но допустить такие характерные для известного направления искажения, как вместо различения Бога Отца от Сына и Духа – старейшинство Бога Отца, вместо единосущия Сына и