Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков
Ряд фактов позволяет нам понять религиозные представления той части русов, которая осела на Балканах. Они отразились уже во втором названии города Раусия. Е.Н. Пащенко отмечает, «что вегетативная символика имени Дубровник связана с космогоническим мифом, бытование которого в городе славян дохристианского периода подтверждает ряд источников. Многочисленные примеры указывают на почитание Святой горы с дубом как растительным образом в функции древа мирового и места поклонения Громовержцу. (…) Дубровницкие предания о змее, пожирающем скот и людей, о Медведовиче, вступившем в противоборство с чудовищем, во многом аналогичны восточнославянским. Особый интерес представляют изображения борьбы героя с мифологическим существом, драконом или змеем, на капителях Княжьего двора… К отголоскам космогонического мифа следует отнести и дубровницкие карнавалы Турице. (…) Возникнув на склонах горы Срдж, имеющей функцию Горы мира, поблизости святой рощи, в которой почитался дуб как символ Перуна… Дубровник является своеобразной моделью эволюции мифологической системы вследствие развития межэтнических связей. На первоначальном этапе славяне, обладавшие развитым самосознанием, преимуществом в военно-политической организации, могли диктовать свою культуру, что и отразилось в имени их поселения, указывающем на главенствующий статус военной элиты, предводившей миграциями и поклоняющейся богу завоеваний»[259]. По его мнению, Дубровник был одним из древнейших культовых центров славян в регионе. С другой стороны, после принятия христианства небесным защитником города с 971 г. начал считаться святой Власий, а сам Раусий-Дубровник с XV в. именовался Республикой святого Влаха[260]. Все эти факты позволяют констатировать наличие у жителей Раусия в языческую эпоху культа пары Перун – Волос, хорошо известной по договорам Древней Руси с греками. Кроме них, в городе присутствовал и культ тура, который также отмечается у древнейших русов.
Некоторые факты позволяют предположить, что после того, как основная часть бывших в остготском войске русов осталась на Балканах, какая-то их часть оказалась вместе с готами в Италии, где Теодориху удалось создать свое королевство. С.Н. Азбелев обратил внимание на то обстоятельство, что первоисточники саги о Тидреке Бернском и поэмы «Ортнит» описывают два периода жизни Ильи. В первом он является «ярлом» при «конунге» Руси Владимире и отражает нападения гуннов. Ему соответствуют те русские былины, в которых Илья Муромец служит киевскому князю Владимиру и защищает Русь от татар. Во втором Илья совершает свои подвиги за пределами Руси, помогая своему родственнику Ортниту. Следует отметить, что Ортнит, племянник Ильи русского по матери, царил в Гарде, в Ломбардии[261]. Однако и второй этап биографии Ильи, согласно немецким сказаниям, находит неожиданную параллель в отечественном эпосе: «Как уже говорилось, совокупные показания памятников германского эпоса позволяют заключить, что после борьбы с гуннами Илья Русский попадает в Италию: здесь он оказывает дружеские услуги своему племяннику королю Ортниту, помогая ему добыть невесту вопреки военному противодействию ее отца. В Италии же, согласно саге, находилась дочь Ильи, которая еще ребенком оказалась заложницей при дворе Аттилы, откуда впоследствии была похищена ее итальянским женихом.
В сохранившихся былинах об Илье обнаруживаются вполне ясные иногда намеки на то, что его эпическая «биография» отчасти связана с Италией. (…) Наиболее интересен особый вариант, записанный в 1871 г. на берегу Онежского озера от превосходного знатока былинной традиции Трофима Григорьевича Рябинина. Здесь говорится о встрече богатыря не с сыном, а с дочерью, которая разыскивает отца и в ответ на расспросы Ильи говорит, что она родилась в Италии, где живет еще ее мать. Из диалога выясняется, что у матери ее жил Илья, когда служил итальянскому королю. Привожу в сокращении этот диалог:
Есть я родом из земли да из Тальянскою,
У меня есть родна матушка честна вдова,
Да честна вдова она колачница (…)
И отпустила меня ехать на святую Русь
Поискать соби да родна батюшка…
Илья, узнав, что это его дочь, говорит ей:
А когда я был во той земли во Тальянскою,
Три года служил я у короля тальянскаго,
Да я жил тогда да й у честной вдовы,
У честной вдовы да й у колачницы…[262]
Поскольку создание окончательного варианта поэмы «Ортнит» датируется третьим десятилетием XIII в., логично предположить, что «итальянский» эпизод биографии Ильи, общий для немецкой поэмы и русских былин, относится к более раннему периоду. Однако если обратиться к тексту летописи, то в них мы не найдем никаких обстоятельств, которые могли лечь в основу преданий о пребывании русов в Италии. Объяснить эти фрагменты эпоса можно, если предположить, что какая-то часть русов оказалась там во время Великого переселения народов вместе с неславянскими племенами. Естественными претендентами на это являются обе ветви готов и руги. Вопрос о ругах был мною подробно рассмотрен в книге «Загадки римской генеалогии Рюриковичей». Что касается вестготов, то хоть в 410 г. их король Аларих и взял Рим, однако уже через два года его преемник увел свое племя в Южную Галлию. Дольше всего находились в Италии остготы, вторгшиеся на полуостров во главе с Теодорихом Великим в 488 г. и изгнанные оттуда византийцами лишь в 555 г. С учетом сохранения в их преданиях памяти о войне с русами не исключена возможность того, что какая-то часть последних отправилась с ними в поход на запад.
Неожиданное присутствие русов в Италии отмечает еще один источник, не связанный ни с русской, ни с остготской традицией. Во французской поэме об Ожье Датчанине, написанной в XII–XIII вв., упоминается русский граф Эрно, возглавлявший русский отряд, защищавший Павию – столицу лангобардов – от войска Карла Великого[263]. К сожалению, эта интересная подробность появляется не в современных завоеваниям правителя франков хроникам, а в эпосе, созданном несколько веков спустя после описываемых событий. Сам Карл осаждал этот город в 773 –
