Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков
Поскольку носители именьковской культуры расселились на территории Среднего Поволжья именно на тех землях, где тысячелетиями раньше жили балановцы, можно предположить, что место было выбрано не случайно. Если это так, то данное обстоятельство говорит о том, что еще в готскую эпоху приднепровские русы помнили о своей волжской прародине и в момент опасности предпочли вернуться на земли предков. Обычно появление именьковцев на Волге связывают с гуннским нашествием, однако сравнительно недавно Д.А. Сташенков высказал мнение о более ранней датировки возникновения именьковской культуры: «Вероятно, появление основной массы памятников относится к IV в., а судя по радиоуглеродным датировкам материалов из горна Новинковского I селища, отдельным формам сосудов Выползовского селища и особенностями бус, не исключен и III век»[284]. В пользу более ранней датировки этой археологической культуры говорит и упоминавшееся выше Славкинское поселение. Последующие исследования подтвердили предположение, что переселенцы с запада появляются в Поволжье еще до гуннского нашествия: «Исходя из современных материалов можно предполагать существование нескольких волн пришельцев в Поволжье и Прикамье: первая – в середине III в. – следствие появления готов в Причерноморье; вторая – в третьей четверти IV в. – военная активность готов времен Германариха (350 – 375 гг.); третья – в четвертой четверти IV в. – время последствий вторжения гуннов в Европу и появления в Прикамье именьковцев и сопутствующих им групп»[285]. Таким образом, начало переселения предков именьковцев в Поволжье было связано не с гуннским, а с готским нашествием.
Важность именьковской культуры обусловлена и тем, что с ней связаны чрезвычайно ранние дружинные захоронения. На территории Татарии у деревни Тураево был обнаружен могильник конца IV – первой половины V в. н. э., который исследовавший его В.Ф. Генинг еще в 1976 г. назвал захоронениями военачальников. В 11 курганах вместе с умершими было положено 8 мечей, 11 ножей и кинжалов, 8 наконечников копий, 2 шлема, 4 кольчуги, 5 топоров, 10 удил, 7 «кос» (часть исследователей рассматривают их как боевое оружие), множество бронзовых и серебряных пряжек и т. д. Поскольку в одном из курганов была обнаружена именьковская керамика, исследователь связал памятник именно с данной культурой[286]. Последующее изучение некрополя принесло новые факты, подтверждающие этот вывод: «Кроме характерного глиняного сосуда с присущими ему особенностями именьковской керамики из Тураевского кургана есть еще одна категория вещей, указывающая на западное происхождение, – это некоторые типы подвесок. Среди множества вариантов местных форм в бескурганной части Тураевского могильника найдены две подвески явно нездешнего производства – это трапециевидная подвеска, украшенная по краю в характерной манере чеканки с изнаночной стороны и подвеска-лунница с фигурными концами, оформленными трилистниками и гнездами для эмали. Первая из них имеет аналоги в именьковских и зарубинецких материалах, вторая – в киевских и вельбаркских. Скорее всего, именно с миграцией черняховско-вельбаркского населения в конце IV в. в низовья Камы и прилегающее Поволжье связано появление Тураевских курганов и некоторых других памятников Прикамья. Причиной этой третьей миграции черняховцев в Приуралье, вероятно, явилось гуннское нашествие на Восточную Европу»[287]. Следует отметить, что данный некрополь с именьковской культурой роднит и еще одно обстоятельство: исследуя обращение бронзовых слитков в Поволжье и Приуралье, где они выполняли функцию денег, А.Г. Мухамадиев отмечал, что начало этого процесса совпадает со временем появления Тураевского кургана, где были обнаружены наиболее ранние металлические товароденьги в виде бронзовых слитков, и поселений именьковцев, где зафиксированы следы их производства[288]. В.В. Кондрашин отмечает определенное сходства кузнечного ремесла черняховцев и тураевцев. Он также констатировал, что «определенный всплеск кузнечного ремесла в Прикамье в рамках азелинской, мазунинской культур произошел примерно в III–IV вв. н. э. и был связан с приходом сюда групп западного населения, вероятно, с территории распространения пшеворской и черняховской культур»[289]. В связи с тем что норманисты пытаются выдать кузнечную технологию трехслойного пакета в Восточной Европы за результат скандинавского влияния, небезынтересно отметить результаты изучения Тураевского могильника, где «в курганной коллекции присутствуют схемы трехслойного пакета и боковой наварки стального лезвия на железную основу». Тураевский могильник, напомним, датируется концом IV в. У именьковцев трехслойный пакет также присутствовал[290]. Г.И. Матвеева отмечала, что «по погребальному обряду Тураевский могильник имеет сходство с княжескими погребениями пшеворской культуры»[291].
Последние археологические исследования привели к обнаружению в 8 могильниках Среднего Прикамья и бассейна Вятки 18 шлемов (рис. 19, 20). Наибольший интерес в этом отношении представляет Тарасовский могильник II–V вв. в Среднем Прикамье, на территории современной Удмуртии. Все погребения этого могильника, где было обнаружено защитное вооружение, по бронзовым украшениям датируются IV – началом V в. н. э. Поскольку в более ранних памятниках региона ничего подобного не отмечалось, исследователи полагают, «что в IV в. н. э. в Прикамье проникает небольшая, хорошо вооруженная группа населения (возможно, военный отряд). Наличие специфических черт в вооружении (топоры центрально-европейских типов, значительное количество шлемов с лицевым покрытием, кольчуг и панцирей) позволит скорее предположить ее европейское, нежели азиатское происхождение. Достигнув места слияния Камы и Вятки, группа, вероятнее всего, разделилась. Меньшая и, очевидно, более слабо вооруженная часть продвигалась на север по правому берегу Вятки, где была очень быстро ассимилирована местным населением. (…) Большая, наиболее хорошо вооруженная и организованная часть данной группы продвигалась на северо-восток по Каме. Очевидно, вследствие сравнительно большой численности ей удавалось некоторое время (до второй половины V в. н. э.) сохранять своеобразие своей духовной и материальной культуры… Но и здесь идет неизбежный процесс ассимиляции…»[292] Хоть вопрос об этнической принадлежности данной группы авторы статьи оставили открытым, однако несколько ранее Р.Д. Голдина, одна из двух ее соавторов, высказывала предположение о внедрении в первой половине I тыс. н. э. в финно-угорскую среду гото-славянских мигрантов юго-западного происхождения[293].