Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков
Рис. 19. Составленная Р.Д. Голдиной и С.Р. Волковым карта находок шлемов в Камско-Вятском бассейне: 1 – Первомайский могильник; 2 – Худяковский могильник; 3 – Суворовский могильник; 4 – могильник Тюм-Тюм; 5 – Тураевский могильник; 6 – Тарасовский могильник; 7 – Нивский могильник; 8 – Кудашевский могильник
Рис. 20. Шлемы из могильников Камско-Вятского бассейна: 1 – Суворовский могильник, погр. 27; вид спереди и сверху; 2 – Суворовский могильник, погр. 30; 3 – Тураевский могильник, курган 7/1а
К этой же группе памятников, оставленных пришлым населением, относится и Кудашевский могильник в Среднем Прикамье, на территории современной Пермской области. Там в погребениях мужчин 20 – 25 лет были обнаружены многочисленные предметы вооружения (железные мечи, кольчуги, панцирь, шлемы, бармицы, наконечники копий, топоры) и элементы поясной гарнитуры (бронзовые, серебряные, железные пряжки; бронзовые накладки; серебряные наконечники ремней). «Изучение гончарной технологии мастеров Кудашевского могильника позволяет утверждать следующее: в качестве исходного сырья использовали глиноподобные илы и природную красную глину. Состав формовочных масс многокомпонентен и отличается наличием в них кальцинированных костей животного. По мнению В.Ю. Захарова, остеологический материал принадлежал мелкому грызуну. Включение мелких кальцинированных костей в тесто сосуда известно по материалам раннеславянских археологических объектов типа Корчак, зарубинецких. А.А. Бобринский связывает данную традицию с особым, ритуальным назначением посуды. Кроме того, примесь кальцинированных костей обнаружена Н.П. Салугиной при изучении коллекций керамики именьковских памятников». На основании этих и других данных О.А. Казанцева пришла к следующему, важному для нас выводу: «Кудашевский могильник является уникальным археологическим источником Прикамья, отражающим сложный процесс взаимодействия этносов (местных и пришлых) в эпоху Великого переселения народов. Пришлая группа населения, вероятно, имеет “западные” истоки и может быть связана с именьковской (праславянской) культурой. Предварительная датировка могильника – IV–V вв. н. э.»[294]. В высшей степени интересно, что подобных захоронений с таким количеством оружия нет в синхронных памятниках Восточной Европы, связываемых как со славянами, так и с готами. Данное обстоятельство показывает, что проникшая в Волжско-Камский регион группа именьковцев не только была вынуждена вооружаться, но и имела возможность класть дорогостоящее оружие в могилы своих соплеменников. Следует отметить показательную особенность расселения именьковцев в данном регионе: «Однако дальнейшее продвижение угров в низовья Камы “уперлось” в северную границу территории расселения носителей именьковской археологической культуры. “Именьковцы”, освоив территории вокруг Камского устья, с востока, севера и запада огородились цепью городищ, ставших непреодолимым барьером на пути продвижения других племен в Среднее Поволжье. Сами они на контакты с соседями, по-видимому, шли неохотно. Во всяком случае, исследования Г.И. Матвеевой показывают очень слабые следы активного культурного обмена носителей именьковской культуры с приуральскими уграми и прикамскими финно-уграми»[295]. Как отмечает А.В. Богачев, на севере, на правом берегу Нижней Камы, славяне буквально «ощетинились» цепью городищ-крепостей, что представляет разительный контраст с минимальным количеством укреплений на границе с турбаслимским населением (по его мнению, данная культура принадлежала поздним сарматам), с которыми у именьковцев были хорошие отношения[296]. Следует сделать вывод, что Прикамье, по всей видимости, имело для именьковцев большое значение.
Чем объяснить подобную концентрацию предметов вооружения, явно выделяющего этот регион на фоне остальной лесной зоны Восточной Европы? Вполне возможно, причину этого следует искать в достаточно ранних торговых связях Прикамья с югом. Связи Приуралья с Кавказом и Причерноморьем прослеживаются по меньшей мере с начала I тыс. до н. э.[297] Позднее в том же регионе были обнаружены различные серебряные вещи из сасанидского Ирана: «По данным В.Ю. Лещенко, в верхней излучине Камы… обнаружено 59 кладов, подавляющая часть которых происходит из Ирана и Византии. Для сравнения приведем расчеты О.Н. Бадера: всего в Пермском Прикамье найдено до 150 предметов. Но эта цифра не окончательная. По подсчетам автора статьи, в 1950 – 1990-е гг. было обнаружено еще 24 предмета. (…) Большинство находок восточного серебра относится к V–VII вв. нашей эры»[298]. В других работах упоминается 187 различных серебряных сосудов, найденных в 123 пунктах Прикамья, а также обнаруженных там более 200 сасанидских драхм, около 300 византийских и около 20 хорезмийских монет[299]. Предварительные подсчеты показали, что из всего поступившего в Прикамье дальнего импорта драгоценной посуды византийская составляет чуть более 15 %, сасанидская – 16, вся остальная – около 70 % – связана с Средней Азией, причем наибольшее количество серебряных сосудов происходит из Согда и восточных районов Средней Азии[300]. Б.И. Маршак отмечает, что одно сасанидское блюдо из Камского региона датируется III в., но у него на оборотной стороне имеется надпись согдийским курсивом, датируемым не ранее V в. Три из пяти персидских сосудов IV в. тоже снабжены согдийскими надписями их владельцев, за одним исключением более поздними, чем сами иранские сосуды. Ещё три согдийские надписи обнаружены на сасанидском серебре V–VII вв. По его мнению, согдийские купцы, доминировавшие тогда на Великом шёлковом пути, получили возможность покупать эти блюда и чаши у кочевников, которые в IV–V вв. воевали с Сасанидами за власть над Тохаристаном (древней Бактрией). Когда кочевники выбросили на рынок награбленные сокровища сасанидских наместников, то серебро, видимо, стало настолько дешёвым, что обмен художественных изделий из него на меха сделался выгодным. Около 510 г. белые гунны-эфталиты, до этого нанесшие ряд поражений Ирану, который был вынужден платить им регулярную дань, подчинили себе Согд. В результате после 500 г. сасанидское серебро снова подешевело, а обмен между охотниками и согдийскими купцами стал более регулярным. В это время императором Византии был Анастасий, и, видимо, не случайно именно его штампы распознаются на самом раннем византийском сосуде из бассейна Камы[301]. Правда, по мнению Р.Д. Голдиной, их поступление следует датировать ближе к VII в.: «Картографирование ранних кладов и монетных находок свидетельствует, что восточное серебро попадало первоначально к населению бассейна р. Сылвы (неволинская АК) и лишь затем в Верхнее Прикамье (ломоватовская АК). В первом регионе известны 13 пунктов находок монетного серебра с 408 монетами византийского, сасанидского и среднеазиатского происхождения, из которых 98 экземпляров связаны с погребальными памятниками. В ареале ломоватовской культуры известны 15 памятников с находками 82 монет, из которых 49 связаны с могильниками. (…) Наиболее показательна ситуация с сердоликовыми бусами. Массовое производство последних было налажено в Иране и прекратилось с арабским завоеванием в 642 г. Поступление их в Прикамье шло параллельно с притоком большей части монетного серебра и предметов торевтики. В материалах неволинских могильников сердоликовых бус обнаружено 569 экземпляров…»[302] В другом месте своей статьи исследовательница пишет, что престижные ценности из дальних областей шли в Прикамье мощным потоком в V в. и особенно в VI–VIII вв. А.Г. Мухамадиев на основании нумизматических данных определяет начало этого процесса несколько ранее и отмечает, что наиболее ранние сасанидские монеты,
