Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)
Рахиль сидит у окна. Она видит большую яркую звезду. И мысли ее растут.
Ночь холодна. Вдали, там, во мраке, занесенные снегом Ока и Волга, а за ними дремучие леса, и где-то далеко в лесных пустынях скитается Рувим, отыскивая место, где можно было бы жить еврею, куда бы и отец и сестра могли перебраться из Нижнего.
- Что же такое совершается кругом? И что сильнее: правда или царь?
Много всего передумала Рахиль после ухода Рувима.
Сегодня утром она читала книгу пророка Ездры. Был большой пир у персидского царя Дария, после чего царь уснул. Трое юношей-телохранителей решили положить под изголовье ему записки, в которых написали - что в мире всего сильнее. И чье слово окажется разумнее других, - даст пускай тому царь Дарий великую награду. И будет тот одеваться багряницею, и пить из золотых сосудов, и спать на золоте, и ездить в колеснице с конями в золотых уздах, носить на голове повязку из виссона и ожерелье на шее.
Один написал: сильнее всего вино; другой - царь, третий - женщины, а над всеми победу одерживает истина.
Дарий велел юношам объяснить их ответы.
Первый сказал: "О мужи! Как сильно вино? Оно делает одинаковым ум царя и сироты, раба и свободного, бедного и богатого. И всякий ум погружает оно в веселие и радость".
Второй юноша сказал: "О мужи! Не сильны ли люди, владеющие землею и морем и всем содержащимся в них? Но царь превозмогает и господствует над всеми. Если скажет, чтобы люди ополчались друг на друга, они исполняют; если пошлет их против неприятелей своих, они идут и разрушают города и стены и башни, и убивают и бывают убиваемы, но не идут против слова царского. А когда победят, они все приносят царю, что получат в добычу. И те, которые не ходят на войну и не сражаются, но возделывают землю, после посева, собравши жатву, также приносят к царю. И понуждая один другого, несут царю дани. О мужи! Не сильнее ли всех царь, когда так повинуются ему люди?"
Третий сказал: "О мужи! Не велик ли царь и многие из людей, и не сильно ли вино? Но кто господствует над ними и владеет ими? Не женщина ли?"
"Жены родили царя и весь народ, который владеет морем и землей. И от них родились и ими вскормлены насаждающие виноград, из которого делается вино. Они делают одежду для людей и доставляют украшение людям. Если собирают золото и серебро и всякие драгоценности, а потом увидят женщину, хорошую лицом и красивую, оставивши все, устремляются к ней более, чем к золоту и серебру и ко всякой дорогой вещи. Из этого должно вам познать, что женщина господствует над вами".
"Берет человек меч свой и отправляется, чтобы выходить на дороги и грабить и красть, а похитит и ограбит, - относит то к возлюбленной".
"Многие сошли с ума из-за женщины и сделались рабами через них. Многие погибли и сбились с пути из-за женщин, но... неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человечества и все их дела таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей, а истина пребывает и остается сильною ввек и живет и владычествует из века в век. Она есть сила и царство, и власть и величие всех веков: благословен бог истины!"
Раздался стук в окно. Рахиль вздрогнула. Мысли оборвались. Залман тоже вскочил, уронив одну из свечей.
Кто-то неистово забарабанил в дверь; послышались многие голоса на дворе.
- Кто там?! - крикнула Рахиль.
- Отворяй! - долетало снаружи.
- Отвори... - опустившись на скамью, тихо сказал Гринберг. Пришли...
Девушка отперла. С улицы в горницу ввалились полицейский комиссар и солдаты.
- Бери его! - указал полицейский на Залмана.
Солдаты окружили старика. Быстро, на память, как заученную молитву, полицейский затараторил что-то, поглядывая в бумагу. О чем он говорил понять было невозможно. Одно уловила Рахиль, что "по поручению венценосной, благочестивой государыни императрицы Елизаветы Петровны" явились они за тем, чтобы отвести "нижегородского купца Гринберга" в острог. Рахиль бросилась к отцу, но ее грубо оттолкнули. Старик не понимал, в чем дело, глядел слезящимися, недоумевающими глазами на полицейского, тихо повторяя: "Майн готт! Либер готт!"
Рахиль снова бросилась между отцом и полицейскими:
- За что?! За что?!. Уйдите!
Пристав опять оттащил ее в сторону, приказав держать ее солдату.
- Того требует закон!.. - раздался его грубый голос. - Сами виноваты!
Залмана подхватили под руки, поволокли на улицу. Рахиль, вскрикнув, без памяти повалилась на пол.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С зажженными факелами вели Залмана по улицам города в кремль. Дорогою к ним присоединилась еще одна команда солдат - и тоже с факелами, и тоже с арестованным. Залман, как ни был поражен случившимся, все же распознал немца Штейна.
Еврея и немца связали друг с другом за руки и погнали дальше. На улицу высыпали обыватели с фонарями в руках.
- Давно бы неметчину в кандалы!.. Ишь, налопался русской крови! Погосподствовали, будет!
Больше всех злорадствовали мелкие посадские люди. Они плевали в лицо Штейну, злобно ругались всячески. Многим насолил этот немецкий купец. Радость великая была на лицах зевак, освещенных факелами конвоя.
- Немца ведут!.. Немца ведут!.. - кричали в толпе. Полицейский комиссар тыкал пальцем в сторону Залмана и кричал: "Плюйте в него, что вы?!" Но его не слушали. Неукротимая, бешеная, накопленная в течение многих десятилетий, вспоенная и вскормленная бироновщиной, немецкими генералами Минихом и Остерманом, их капралами, унижавшими русский народ, бурно бушевала кругом злоба против немца. Толпа готова была разорвать Штейна на части. Полицейский комиссар вынужден был пригрозить оружием разъяренной толпе, предупреждая, что он не допустит самосуда. Толпа отхлынула и с криками и угрозами продолжала следовать поодаль за арестованным Штейном.
В кремль никого не пустили. Через Дмитровские ворота арестованных повели по кремлевскому съезду к Ивановской башне и заперли в каземате, где некогда сидел раскольничий вождь - диакон Александр, казненный на Благовещенской площади перед кремлем. В эту башню сажали наиболее опасных преступников.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рахиль очнулась, но не могла понять, что случилось? Возникали сумбурные мысли и образы в сознании. Вот он - третий юноша стоит перед царем Дарием и говорит об истине. Юноша Зоровавель. Но где же отец?! И где же истина?!
Рахиль с испугом и удивлением огляделась кругом. Значит, это не сон, а правда, что отца увели в тюрьму?! Свеча тихо догорала на столе, на котором осталась рукавица одного из солдат. Рахиль опустила голову на руки и зарыдала.
V
Епископу Димитрию Сеченову стало известно о случае с попом Иваном. Кто донес - тайна. Сам поп, конечно, ни за что бы на свете не сказал. Нападение разбойников на церковных служителей не на шутку обеспокоило епископа и губернатора.
Недавно ограблена ими расшива (пристав до сих пор в смирительной рубашке сидит - помутился рассудком). Бурлаки утекли кто куда, не желая ничего говорить о разбойниках. Всполошился и работкинский вотчинник, бывший фаворит ее величества Шубин. Его тоже навестили непрошеные гости. А этот может и самой царице нажаловаться. Чего ему стоит? Когда-то очень близким человеком к ней был, первая любовь ее. А князь Баратаев? Этот уже и вовсе не замедлит донести царевичу Грузинскому в Питер. Ведь и его не оставили без внимания непрошеные низовые гости. И теперь, можно сказать, под самым городом они напали на преданнейшего начальству попа.
Что делать? А главное, где их ловить? Говорят, логово их под Козьмодемьянском на земле казанского губернатора.
- И чего тот дремлет? - угрюмо разводил руками Друцкой. - Пошлю гонца к нему с промеморией. Пускай ловит их. Ему ближе, да и солдат у него больше. А что я могу? Хотя бы мордву-то в страхе держать - и то бы хорошо с моим гарнизоном!
Епископ, видя, что теперь от губернатора толку не добьешься, решил повести следствие сам, через своих людей. Тайно ночью вызвал к себе старца Варнаву.
Окна велел наглухо загородить ставнями, лишних людей удалил из соседних помещений.
- Человек ты правдивый и бесстрашный... - тихо заговорил Сеченов, слово божие в твоих устах живет не праздно, а с пользою для государства и церкви... И поэтому прошу тебя сказать мне чистосердечно: что ты знаешь о расплодившихся в нашей губернии ворах?.. Кто они? Сколько их? Откуда явились? Не могу я добиться толку ни у кого... Губернаторские сыщики, видимо, сами боятся... На кого же мне положиться, как не на своих людей?
Варнава хитро улыбнулся. Веселые морщинки разбежались у него по лицу.
- Точно, ваше преосвященство, малые и большие воры рыскают по лесам... - вкрадчиво заговорил старец, иногда останавливаясь, пожевывая губами. - Приходили и ко мне, а с ними сескинский мордвин Несмеянка Кривов... Но ушли посрамленные... Не устояли перед словом божиим... Самый опасный из них - Несмеянка.
