Валентин Костылев - Минин и Пожарский

1. Неведомые всадники

Хмурый декабрьский вечер 1610 года. В селе

Погост, близ Мурома, к избе старосты опрометью

подбежали две женщины и давай барабанить в дверь.

На крыльцо вышел худой седобородый старик.

— Что такое?!—сказал он. — Гляди, как

стучат! Неужто ума у вас нет? Чего шумите?

— Ой, беда, Клементьич! Супостаты идут! —

заголосили женщины. — Своими глазами видели!

Много их!.. Ой, много!

Староста тяжело вздохнул, перекрестился и

вдруг, оттолкнув женщин, выбежал на улицу как

был — без шапки, в рубахе, несмотря на зимнюю

стужу. Подбежал к небольшому колоколу, висевшему

на дереве около церкви, и ударил в набат. Тревожно

загудел колокол.

Со всех сторон сбегались погостовцы.

— Родимые, братцы мои!—воскликнул

староста, обратившись к толпе крестьян. — Наказал и нас

бог! Прут, окаянные, и к нам... Не справиться,

братцы, нам с ними, пропали мы!.. Пожгут они добро

наше, а нас всех перебьют!.. Спасайтесь! Бегите в

лес!..

Поднялась суматоха. Многие, кое-как одевшись и

укутав в медвежьи тулупы своих ребят, поволокли

их на салазках в ближний бор. Но нашлись и

такие, что твердо решили не покидать своих жилищ и

защищать себя и свое добро до тех пор, пока хватит

сил.

«Чего бежать?—рассуждали они. — Не все ли

одно, что помереть с голоду в лесу, что быть

побитым в бою?! Уж лучше побьемся за свою землю.

Пускай запомнят нас разбойники поганые!»

Деревня словно вымерла. Опустела улица, все

притихло кругом. Погостовцы спрятались в сенях с

топорами, вилами и рогатинами, решившись дорого

продать жизнь.

На дороге, за околицей, показалась длинная

вереница верховых. Впереди ехал знаменосец.

Позади шла польская конница, ощетинившаяся

копьями.

Вот уже первая пара всадников вступила в село.

За нею вторая, третья, четвертая... Кони фыркают,

косятся на избы, всадники пришпоривают коней,

дергают их за уздцы, с любопытством озираясь по

сторонам.

Заунывно прозвучал в пустынной улице

протяжный вой трубы. Остановившись среди села, поляки

соскочили с коней. Сверкнули вынутые из ножен

сабли... Вспыхнули пуки соломы, привязанные к

остриям пик... Загремели барабаны... Поляки

врассыпную двинулись к избам.

Но тут случилось нечто совершенно

неожиданное...

Из леса выскочили какие-то всадники. С

гиканьем и свистом налетели они на оставленных

польскими гусарами коней, разогнали их... Поляки не

сразу сообразили, что случилось. Да и не было им

времени соображать: неведомые всадники, не давая

опомниться, храбро набросились на них и

принялись рубить своими мечами направо и налево.

Но поляков было больше, чем их противников.

Успевшие вскочить на коней польские гусары

вступили в бой.

В эту минуту погостовские мужики, выбежав из

своих засад, тоже напали на гусар с вилами и

рогатинами.

Погостовская улица огласилась криками,

лязганьем железа, стонами раненых. Люди падали с коней

на землю...

Польский отряд, привыкший без боя занимать

мелкие селения, не выдержал удара.

Пришлось спасаться бегством. Но не так-то

легко было это. Если кому и удавалось ускользнуть с

улицы, то на него из-за деревьев неожиданно

нападали погостовские жители, сидевшие в лесу.

Длинными шестами и дубьем они валили беглецов с

коней наземь...

Победа была полная.

2. Козьма Минин

Всадники, появившиеся из леса на помощь по-

гостовцам, были мирными посадскими людьми

Нижнего Новгорода. Они составили несколько

вооруженных отрядов, чтобы оберегать свой город от

нашествия польских панов. Нижний — богатый

приволжский город — был лакомой приманкой для

поляков, но благодаря стойкости и сплоченности

нижегородских жителей полякам не удавалось

овладеть им.

Отрядом, который спас погостовцев от гибели,

командовал посадский человек Козьма Минин,

немолодой, высокого роста, широкоплечий мужчина.

Одет он был в дорогую мелкотканную кольчугу

поверх обыкновенного охабня, какие носили средние

посадские обыватели. Голову его прикрывала

круглая железная шапка с кожаными наушниками.

Вместо сапог у него на ногах красовались новенькие

крестьянские лапти.

Теперь, после боя, обнажив курчавую голову и

добродушно улыбнувшись, он сказал окружившим его

деревенским:

— Вот, братцы, какое дело-то!.. Где ни сиди,

куда ни иди, а всё в оба гляди!.. Везде они, дьяволы,

шныряют... Уж тут-то и не думали их встретить...

Ин, видишь!

— Спасибо тебе, отец наш родной, спаситель ты

наш! — заголосили женщины, падая на колени.

Минин потянул за узду своего коня, попятился

назад.

— Ну, полно, полно вам!.. Эй, детинушки!

Уймите своих молодух, вразумите их!.. Не пристало

нам в почете таком быть. Наш в том почет, что

бьемся мы за Русь и за наш народ... Собирайте-ка лучше

порубленных, омойте и завяжите им раны, а

убитых с молитвою земле предайте... Вечная им память

и вечный покой!

Минин широко перекрестился. Обнажили головы

и его ратники и погостовские мужики.

Погостовцы на руках разносили по избам

раненых. Появились сани. На них сваливали убитых,

отвозили их в лес. Развели там костры, чтобы

отогреть землю.

Козьма Минин объезжал на коне село.

— Коней-то ловите! Пригодятся! Одежонку со

шляхты тоже поснимайте, да сабли, да пистоли...

Поиграем и мы этими игрушками!

Ратники прислушивались к каждому слову

Минина, торопливо выполняя его приказания.

— Трудитесь, трудитесь, — подбадривал своих

людей Минин. — Когда-нибудь и отдохнем...

От его слов веяло спокойствием и верой. Он

заражал всех своей веселой бодростью.

— Бог спасет, Минич, постараемся... Авось не

пропадем... Не за тем родились, чтоб королевским

холопам под иго попасть... Сами с усами...

— Да еще и с бородами!—засмеялся Минин.

3. Нижегородские гонцы

Вечерняя мгла окутала приземистые избенки

села Погост.. Утонули во мраке опушенные снегом

столетние погостовские сосны.

Козьма Захарович при свете лучины допрашивал

по избам раненых поляков: что делается в Москве,

какая там власть. Раненые говорили путано,

неясно, боясь открыть нижегородцам всю правду. Однако

Минин понял, что поляки захватили Москву и

провозгласили там царем русским польского королевича

Владислава.

Было тихо и темно на улице, когда Минин

отправился в дом старосты, где он должен был

переночевать. Светили звезды. Скрипел под ногами снег.

«Москва в руках ляха. Вот оно как дело

обернулось!» с тревогой думал Минин. Он пробирался по

сугробам, стиснув рукоятку сабли.

В доме старосты его дожидались два самых

близких его друга: Родион Мосеев и Роман Пахомов.

Мосеев был постарше Пахомова. У него была

небольшая черная бородка и тщательно расчесанные

на прямой пробор черные волосы. Пахомов выглядел

совсем юношей. У него чуть-чуть пробивался пушок

на верхней губе.

В углу сидел староста со своей женой. Оба

поминутно крестились.

— Ну, братцы, и дела! —тяжело вздохнув,

проговорил Минин. — Москва теперь не наша... Аминь!

Паны отняли ее у нас! И королевича своего в цари

нам навязали, чтобы мы слушали его, стали его

холопами... Слыханное ли то дело?!

Ответом Минину было тяжкое, горестное

молчание.

— У кого из нас ныне спокойно сердце? —

продолжал Минин. — Что ни день, то несчастье.

Ложишься спать — и не знаешь, что будет завтра...

— Уж лучше в бою помереть, нежели жить в

этакой тревоге, — в один голос ответили Мосеев и

Пахомов.

— И я думаю, братцы, то же, — сказал Минин,

забарабанив пальцами по столу. — Не раз мы били с

вами панов вокруг Нижнего... Немала потопили мы

их в Волге, А коли так, не страшен будет нам враг

и под Москвой, буде за это дело возьмемся.

— Как же нам быть, Козьма Захарыч, коли они

уже Москвой овладели?!— спросил Мосеев.

— Разум свой путь найдет, ребятушки. Нам

нужно знать всю правду о Москве. И много ли там

ляхов, и кто их сторону держит, и кто против них...

Доброю ли волею московский народ признал

королевича царем? Все нам надо знать. Не из вражеских

уст будем слушать вести, а из уст своих людей...

Опять наступила молчание. На улице выла