Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира
Черта римской жизни, которую нелегко осмыслить в привычных нам категориях, — взаимоотношения между правящим классом патрициев и простыми гражданами, или плебсом. Хотя патриции держали в своих руках контроль над Римской республикой, а затем империей, они опирались на поддержку и согласие плебеев. В начале римской истории плебеи, бывшие общинники, сумели продемонстрировать силу, объединившись между собой и пригрозив отделением от Рима. Это крупное возмущение было улажено благодаря учреждению института должностных лиц— трибунов, — избираемых на народных сходках (консилиях), на которых плебеи могли выбирать себе должностных лиц–трибунов. Возникшая политическая структура имела шанс развиться в обычное народовластие, однако этого так никогда и не произошло. В этом заключен принципиальный момент римской политической истории: если в начале республиканского строя в 510 году до н. э. демократия была реальной возможностью для любого средиземноморского государства — существовало вполне достаточно «рабочих моделей», — то к его концу все реальные демократии уже сгинули под имперским натиском самого Рима, а новой реинкарнации демократического устройства оставалось ждать еще 18 столетий. В действительности, хотя у народных собраний теоретически имелись полномочия принимать собственные законы, а трибуны обладали особой неприкосновенностью, патриции-сенаторы всегда оставляли последнее слово за собой. Богатые плебеи и влиятельные трибуны негласно допускались в сенат, а мнение собраний склонялось в нужную сторону подкупом и покровительством. В имперскую эпоху плебейское влияние ограничивалось легионами — позднее этим с успехом воспользовались те императоры, кто не жалел усилий для обращения этого влития к своей выгоде.
Если политические интриги оставались инструментом контроля, без которого патриции не могли обойтись вовсе, то один элемент римской жизни сплачивал патрициат и плебс воедино — война. С самого начала право решения для плебеев распространялось лишь на гражданские дела, тогда как вопросы войны целиком являлись прерогативой сената и консулов. В конце III века до н. э. Пунические войны против Карфагена, развернувшиеся на огромном пространстве — в Испании, южной Франции, Италии, Сицилии и Северной Африке, — поставили Рим на грань выживания; только в одном сражении при Каннах в 216 году до н. э. погибли 50 тысяч римских солдат. Этот конфликт потребовал выдающихся усилий администраторов, прозорливости военных стратегов, сметки финансистов и ловкого маневрирования дипломатов. Стало необходимым расставить на все эти позиции в исполнительной власти действительно сведущих людей, и, в итоге, сенат поневоле превратился в республиканское правительство, а сенаторы —в разработчиков и исполнителей римской внешней политики. Говоря современным языком, они приняли на себя обязанности министров обороны и иностранных дел, штабных чиновников, дипломатов и военачальников. Связь политиков с армией имела и чисто служебный аспект — чтобы занять политическую должность, молодой человек должен был отбыть трибуном легиона определенное количество кампаний, как правило покрывавших срок в 10 лет. Способность командовать на поле боя была принципиальной составляющей легитимности любого правителя.
Патриции могли занимать себя вопросами о том, в чем должна заключаться добродетельная жизнь и как победы римского оружия должны уравновешиваться этическим влиянием римской цивилизации, однако подлинным инструментом распространения культуры Рима в окружающем мире была армия, а подлинным строителем империи—военная машина. Римское войско сперва формировалось как войско граждан и состояло преимущественно из тяжеловооруженной пехоты (гоплитов) — воплощая собой ту же модель, что и афинское и спартанское (которые в свою очередь сохраняли черты традиционных племенных ополчений). Составлявшие основной костяк граждан мелкие землевладельцы шли на войну добровольцами, то есть безвозмездно, и вооружались за собственный счет Как бы то ни было, к IV веку до н. э. Риму пришлось начать платить солдатам, которые воевали все дальше и дальше от родины, и именно таким образом было положено начало крупнейшей профессиональной организации из всех, когда‑либо известных миру. Два этих слова — «профессиональная» и «организация» — целиком выражают руководящий дух римской армии и объясняют причины ее успеха. За девять столетий через эту громадную организацию прошли миллионы людей со всех уголков Европы, Ближнего Востока и Северной Африки. Естественно, наиболее совершенными носителями военной философии являлись профессиональные центурионы и солдаты, которые не имели других устремлений кроме как провести жизнь в походах и сражениях. Однако милитаристский дух пронизывал все слои римского общества, отзываясь даже в римском искусстве и технологическом развитии: триумфальные арки сооружались в память боевых побед и победителей, дороги и великолепные акведуки соединяли гарнизонные города, а амфитеатры возводились для военных парадов, инсценировки знаменитых сражений и проведения зрелищных и жестоких рукопашных боев.
Рим находился в состоянии войны почти непрерывно на протяжении 900 лет, и пока ему сопутствовала удача на поле боя, сенат и императоры держали власть в своих руках, а о демократии не возникало и речи. Римская армия покорила Карфаген и эллинистические державы, жестоко подавляла любую силу, решившую встать на ее пути, строила дороги и акведуки прямо по территории враждебных стран, не считаясь с неудобствами естественного ландшафта. — она неуклонно навязывала свою волю народам, географии и культуре соседей. Что же произошло с этой самоуверенной милитаристской, полугородской цивилизацией, имевшей письменность и феноменально отлаженное административное устройство, когда она вплотную столкнулась с мелкими и разрозненными, занятыми сельским хозяйством, рыболовством и торговлей общинами Западной Европы?
Завоевание, торговля и дороги превратили почти всю Европу, включая непокоренные Римом земли, в единую экономическую систему, а что касается покоренных территорий, то на них дополнительным унифицирующим фактором служил единый свод законов, соблюдение которых регулировалось из одной властной инстанции. Оккупация запада шларука об руку с урбанизацией. Хотя в западных кельтских со обществах к тому времени уже существовали оппидумы — крупные ремесленные, производственные и торговые поселения, — римляне принесли с собой городскую жизнь иного типа. Римские города либо строились с самого начала, либо категоризировались постфактум в рамках иерархической структуры. Важнейшими из них были «колонии» (colortiae) — Лугдунум (Лион), Камулодун (Колчестер), Линдум (Линкольн) и другие, — создаваемые для римских граждан, преимущественно отставных легионеров, которые женились на женщинах из местных племен. Вторыми по рангу были «муниципии» (munfcfpia) — к примеру, Веруламий (Сент–Олбанс), — жители которых пользовались определенными привилегиями, небудучи полноправными гражданами. В обмен на уплату налогов, самоуправление и общее сотрудничество с римскими властями они получали средства на публичное строительство и отправление других муниципальных функций. Местные лидеры выбирались на руководящие должности (получая при вступлении в них римское гражданство) и брали на себя ответственность за разбор всех мелких криминальных и гражданских дел. а также за поддержание в порядке общественных зданий. Любой спор, затрагивающий двух римских граждан, а также серьезные преступления передавались в римские суды, заседающие в колониях. Ниже прочих городов стояли «цивитас» (civitas), которые являлись центрами племен, полностью признававших власть Рима. Несмотря на некоторую степень местной автономии, муниципии и цивитас часто строились на новых местах— римляне находили прежние оппидумы непригодными для своих целей. Вокруг многих городов воздвигались защитные стены, однако местному населению всегда отводилось определенное место внутри.
Как можно было внедрить подобную городскую систему на преимущественно сельскохозяйственной территории? Понять это позволяет изучение функций римских городов и особенностей их экономики. Во–первых, города были административными, военными и жилыми центрами. Во–вторых, римские чиновники и особенно римские легионеры (как служащие, так и отслужившие) создавали огромный спрос на местные услуги и обладали исключительной платежеспособностью. Многие города кормились за счет легионерского жалованья и пенсий, а их жители привлекались как поставщики продовольствия, предметов быта, наемного труда и развлечений — всего, что требовалось мужчинам, получавшим хорошие деньги и имевшим возможность их потратить.
Как бы то ни было, внутри этой унифицированной системы существовали местные отличия, которые обуславливались степенью принятия и усвоения римской культуры, — опираясь на результаты раскопок на территории Иберии, Гоплии и Британии, сегодня мы понимаем сложные и многое объясняющие закономерности этого процесса. Так, если римляне и латиняне, поселявшиеся на плодородном юге и востоке Иберии. строили или переустраивали города по собственному вкусу, то на неприветливом севере и западе, где было сильно сопротивление природной среды и населения, города и социальные структуры остались преимущественно незатронутыми римской оккупацией.
