Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира

Орды варваров, которые ломились в ворота империи, прежде чем снести их и заполонить все вокруг, на самом деле во многом состояли из бывших торговых партнеров, союзников, наемников и вербовщиков, работавших на римское государство. Ко времени исчезновения Западной Римской империи в конце IV века на службе у императора было больше готских воинов, чем римских легионеров. На севере Англии согласованное вторжение саксов, пиктов и скоттов в 367 году н. э. отразили, но местные земледельцы–воины сумели захватить римские крепости Адрианова вала. Племенам приграничья позволялась, или присваивалась ими фактически, большая автономия, они формировали государства, связанные с Римом договорными отношениями, а из числа скоттов и атекоттов, которые номинально считались врагами Рима, набирались полки, служившие в армии императора Гонория (395-423 годы). Восточное побережье Англии было уязвимо для набегов с севера и из‑за Северного моря, однако римские власти приглашали саксов селиться на территории восточного Йоркшира, награждая их за военную службу земельными наделами и таким образом обращая врагов империи в ее защитников.

Из сказанного видно, что римское отступление должно было быть неоднозначным процессом, по–разному сказавшимся на разных областях. Очевидно, что в Британии римская культура после отступления не сохранилась и что на территории бывшей мирной зоны культура германцев–саксов быстро стала доминирующей. На территории милитаризованной зоны и непокоренной части Шотландии, Уэльса и Корнуолла мощная атлантическая культура бронзового и железного веков, не поддавшаяся римскому влиянию, устояла и перед влиянием саксонским. Почему же обитатели юго–вос- тока Британии столь легко расстались со своим римским прошлым и с такой видимой готовностью приняли новые саксонские обычаи? Почему латинский язык, каменное строительство, римская система законов и физические следы империи исчезли практически без следа?

Мы можем только предполагать, что римская культура оставалась чуждой для населения Британских островов, северной и западной Галлии, Иберии, западной Германии и других мест, переживших оккупацию, а затем стремительно «де–романизировавшихся». Система римских городов была искусственно навязанной и поддерживалась гражданскими и военными ассигнованиями, исходившими из Рима. Эти города не были естественной формой поселений, возникшей из нужды в торговле, ремеслах, совещательных собраниях и совместной самозащите — они являлись узлами организующего механизма, предназначенного охранять оккупационный режим и отправлять потребности империи. Когда войска и чиновники ушли, смысл существования городов исчез вместе с ними.

Несмотря на все заигрывание с элитами покоренных стран, попытки их ассимиляции, римская культура в Западной империи, по–видимому, не сумела проникнуть в жизнь простых людей. Одной из причин этого, помимо естественной разницы в культурном мировосприятии между Средиземноморьем и атлантическим западом, возможно, послужил ее патрицианский характер. Народ Рима, с его домашними божествами и семейными обрядами, безусловно имел собственное культурное лицо; однако его особенности оказались погребены под напластованиями культуры, которая частично была позаимствована у эллинистического мира, а частично специально сконструирована римским правящим классом. Если классическая греческая культура зарождалась в гуще противоречий афинской жизни в V веке до н. э., то культура августовской эпохи была гораздо более спланированной и продуманной, попыткой даровать Риму собственную «классику». Получившееся в результате не имело реальных корней в опыте римского народа и потому не смогло всерьез от разиться на быте простых людей Запада. Пока вожди учились латыни и заказывали мозаики, народ смирялся с римскими обычаями лишь постольку, поскольку был вынужден — когда нужда прошла, он быстро вычеркнул их из своей памяти.

Исключением из этой закономерности, что неудивительно, были области, имевшие тесные связи с исконной римской территорией или непосредственно с ней соседствующие. Средиземноморское побережье Галлии и Иберии и примыкавшая к нему полоса земли, которая с перерывами продолжалась до самой Луары, к моменту падения империи являлись частью средиземноморской торговой и культурной системы уже на протяжении тысячелетия. Греки, римляне, латиняне, италийцы и другие племена торговали с этим регионом и селились здесь столетиями. Когда империя рухнула, он больше любой другой западной области сохранил свой римский облик.

Выше я уже говорил о вере стоиков в универсальность человеческой природы, об их ощущении причастности любого человека, из какого бы племени тот ни происходил, божественному духу, и о том, что результатом такого мировоззрения становилась возможность вменить всякому народу определенные принципы поведения. В Римской империи проявились обе стороны этого универсализма. Любой человек теоретически мог стать гражданином, должностным лицом, сенатором, консулом и даже императором (Диоклетиан, к примеру, был сыном вольноотпущенника из Далмации); однако, чтобы реализовать эту возможность, он должен был принять ценности римского патрициата. Именно универсализм позволял римлянам не сомневаться в том, что городская система, работавшая в Италии, будет работать и в Иберии, и в Галлии, и в Британии, и что если она требовала строительства городов в географически неблагоприятных местах, прокладки дорог и акведуков вразрез с условиями ландшафта, то, значит, так тому и быть. Система законов, рождаемых в результате споров и обсуждений в средиземноморском городе, использовалась для регламентации жизни сообществ с совершенно иной культурой. Имперское существование питало веру в универсализм, а эта вера в свою очередь создавала организацию, которая позволяла империи существовать.

Если добавить к универсализму стоическую веру в то, что доступ к культуре и цивилизации обретается лишь через обучение и усвоение определенной совокупности знаний, у нас начнет складываться понимание того, в чем заключалось характерное для Рима миросозерцание и какое наследство он нам оставил. Относительно небольшое число людей, происходящих теоретически из любой точки мира, впитавших с образованием один и тот же корпус знаний и придерживающихся одних и тех же ценностей, обладали исключительным и неоспоримым правом называть себя цивилизованными. Только они по–настоящему умели ценить искусство, только они хранили мудрость, необходимую чтобы управлять и воевать надлежащим образом, только у них имелась способность суждения и достаточно знаний, чтобы истинно постигать человеческую природу. Это позволяло им не просто повелевать другими, но и повелевать с позиций самопровозглашенного превосходства. Они были цивилизованными, потому что были правителями, и они правили, потому что представляли цивилизацию.

Для западных соседей Рима наследие его классической эпохи выражалось в одном ощущении: цивилизация есть нечто внешнее, постороннее. Действительная цивилизация не была укоренена в их собственных обычаях, языках, верованиях и законах, она имела источник в другой, более совершенной культуре. Доступ к этой цивилизации был открыт только через формальное образование, обучение искусству рационального анализа и усвоение предписанного корпуса знаний. Способность цитировать Платона, Вергилия и Горация являлась составной частью цивилизации; знание о том, как вступить в священную рощу кельтского бога Дагды, таковым не являлось. Это была универсальная цивилизация, годная для всей империи, но доступная только тем, кто мог ее себе позволить. Как следствие, большинству западноевропейцев (и в римские времена, и после «открытия» классического мира в эпоху Ренессанса) не оставалось никакого иного отношения к цивилизации, кроме веры в ее чуждость и недосягаемость.

Глава 5

ХРИСТИАНСТВО ПО АВГУСТИНУ

Римская империя, простершаяся от Месопотамии до Иберии и от Сахары до Нортумбрии, распространила свою цивилизацию повсюду. Но, несмотря на то, что новая свобода передвижения создавала потенциал для передачи культур на огромные расстояния, большинство жителей империи не отступали от своих обычаев и не спешили перенимать универсальную римскую культуру. Этот «регионализм» отчасти отступил лишь тогда, когда христианская вера утвердилась в качестве официальной религии римского государства и в дальнейшем, за все долгие годы распада Западной империи, постепенно превратилась в средоточие жизни римских провинций, ее господствующий культурный фактор. Три века понадобилось христианству чтобы вырасти из мелкой фракции внутри иудаизма в институализованную религию империи, однако, в отличие от римской культуры, бесследно выветривавшейся из местного быта вместе с уходом легионов, христианство сумело пропитать собой существование западноевропейцев и стать фундаментом их культуры и цивилизации.