Святослав Рыбас - Жизнь и смерть Петра Столыпина
Столыпин хотел провести это решение быстро, по 87-й статье. Министры представили свои предложения. Его поддержали все. Это было в декабре 1906 года, в самом начале столыпинского премьерства.
Журнал Совета министров долго находился у Николая II и вернулся Столыпину неутвержденным.
Царь мотивировал свое решение в письме:
«Петр Аркадьевич.
Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным.
Задолго до представления его мне, могу сказать, и денно, и нощно, я мыслил и раздумывал о нем.
Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, — внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям...».
НиколайПолучив отказ, Столыпин обратился к царю с предложением провести указ общим законодательным порядком, через Думу. Царь согласился.
Однако ни Вторая, ни Третья, ни Четвертая Дума не обсуждала этого аконопроекта. Очевидно, он не устраивал ни левых, ни правых. Для левых поддержка означала признание за «реакционером» и «антисемитом» исторической роли разрешения вопроса, который должен был считаться неразрешимым в царской России. (Этот аргумент приведен как главный в сборнике документов «Убийство Столыпина». Нью-Йорк, 1989 г.) Для правых это тоже было неприемлемым в силу их неуступчивости по отношению ко всем либеральным переменам. (Надо вспомнить к тому же доводы и Солоневича, и Ленина.)
Думается, тема «антисемитизма» исчерпана. Оставим ее для недобросовестной пропаганды рядом со «столыпинскими» галстуками и вагонами И убийство Столыпина евреем Богровым — это следствие не «антисемитизма», а иных причин.
И. Солоневич так пишет о национальных отношениях в России:
«Если исключить два очень больных вопроса, польский и еврейский, то никаких иных „национальных вопросов“ у нас и в заводе не было. Никакой грузин, армянин, татарин, калмык, швед, финн, негр, француз, немец, или кто хотите, приезжая в Петербург, Москву, Сибирь на Урал или на Кавказ, нигде и никак не чувствовал себя каким бы то ни было „угнетенным элементом“ — если бы это было иначе, то царскими министрами не могли быть немцы и армяне. Все это мы учли очень плохо. Очень много мы не знаем вовсе».
Ключевский отмечал, что Москва не любила ломать старые порядки в присоединившихся землях. В империи действовали в соответствии с традициями и обычаями населения. Кодекс Наполеона в Царстве Польском, Литовский статус в Полтавской и Черниговской губерниях, Магдебургское право в Прибалтийском крае, обычное право у крестьян, всевозможные местные законы на Кавказе, в Сибири и Средней Азии.
Солоневич пишет:
«Еще сто лет тому назад на юге и западе США правительство платило за скальп взрослого индейца пять долларов, а за скальп женщины и ребенка по три и два доллара. Приблизительно в то же время завоеванные кавказцы — Лианозовы, Манташевы, Гукасовы — делали свои миллионы на „русской нефти“, из русских не сделал никто. Завоеванный князь Лорис-Меликов был премьер-министром, а Гончаров во „Фрегате Паллада“ повествует о том, как в борьбе против „спаивания туземцев“ русское правительство совершенно запретило продажу всяких спиртных напитков к востоку от Иркутска, — и для русских в том числе. Все это никак не похоже на политику „национальных меньшинств“ в США и Канаде, в Конго или Борнео. Все это никак не похоже и на политику Англии в Ирландии, или Швеции в Финляндии. Англия, завоевав Ирландию, ограбила ирландцев до нитки, превратив все население страны в полубатраков. Швеция, завоевав Финляндию, захватила там для своей аристократии огромные земельные богатства, и против этой аристократии финское крестьянство вело свои знаменитые „дубинные войны“. Россия отвоевала от Швеции Прибалтику и Финляндию, не ограбила решительно никого, оставила и в Прибалтике, и в Финляндии их старое законодательство, администрацию и даже аристократию — прибалтийские немцы стояли у русского Престола и генерал Маннергейм был генерал-адъютантом Его Величества».
Основная мысль Солоневича: исторический путь России был исковеркан Петром Великим, разорвавшим связь между властью и народом, оттого к нам пришло шляхетское крепостничество, превратившее кpeстьян в дуногий скот, а правящий образованный слой потерял способность понимать что бы то ни было.
Основная идея Столыпина: преодолеть ошибки прошлого и, освободив народные силы, строить Великую Россию. (В Великую Россию согласно идее русской государственности, входили все народы. Пушкинские строки: «И назовет меня всяк сущий в ней язык...» подчеркивают это государственное мышление. А ведь Пушкин — русский гений)
Позиция исторического писателя, поставившего своей целью найти в противовес дворянской схеме развития государства народную, национальную доминанту, и позиция политика, нашедшего путь выздоровления страны, оказываются очень сходными.
Россия как огромное, многонациональное, централизованное государство, утверждает Солоневич, является исторической формой существования русских, крепче которого на протяжении одиннадцати веков не было в мире. Он приводит примеры заграничных влияний и нашествий: от варяжского до французского, и говорит: вероятно, то, что из-под надгробной плиты, сооруженной Карлом Марксом над русской национальной доминантой, вдруг поднимется, казалось бы, давным-давно похороненный Александр Невский, и вдруг окажется, что жив именно Александр Невский и что от Карлов Марксов только и осталось, что образцово-показательная труха.
Короче говоря, перед нами ярко выраженный сторонник российской национальной идеи.
В мае 1909 года определился новый курс Столыпина — провозглашение принципа великорусского государственного национализма. Для современных людей, воспитанных в отвращении к любому виду национализма, такой курс покажется малосимпатичным. Однако попробуем прояснить тогдашнюю национальную обстановку. Действие имперского принципа равенства всех национальностей вызвало у некоторых видных интеллигентов озабоченность. Петр Струве выступил с рядом статей на эту тему: «Русская интеллигенция обеспечивается в российскую... Так же, как не следует заниматься обрусением тех, кто не желает „русеть“, так же точно нам самим не следует себя „оброссиивать“. В тяжелых испытаниях последних лет вырастает наше национальное русское чувство, оно преобразилось, усложнилось и утончилось, но в то же время возмужало и окрепло. Не пристало нам хитрить с ним и прятать наше лицо».
Тогда же поэт Андрей Белый напечатал в журнале «Весы» статью против засилья нерусских деятелей в литературе: «Главарями национальной культуры оказываются чуждые этой культуре люди... Чистые струи родного языка засоряются своего рода безличным эсперанто из международных словечек... Вместо Гоголя объявляется Шолом Аш, провозглашается смерть быту, учреждается международный жаргон... Вы посмотрите на списки сотрудников газет и журналов в России: кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите сплошь имена евреев, пишущих на жаргоне эсперанто и терроризирующих всякую попытку углубить и обогатить русский язык».
Такие статьи прежде были бы немыслимы. В настроении части интелгенции происходили значительные перемены. Говорить об «антисемитизме» не приходится, ибо он вообще не свойствен русской интеллигенту видевшей в защите прав евреев одну из своих задач. Здесь, пожалуй, другое. Здесь, пользуясь ленинскими аргументами, в чистом виде борьба двух тенденций развития национальной культуры. Подобная постановка национального вопроса в области культуры не имеет ничего общего с государственным национализмом и только сигнализирует об ущемлении интересов той или иной группы.
Национализм Столыпина опирался на иные обстоятельства.
В ряде губерний Западного края, Витебской, Минской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской, где подавляющая часть населения была русской (великороссы, малороссы, белорусы), в Государственный Совет избирались только поляки, численность которых была 2-3 процента. В связи с этим профессор Д. И. Пихно внес законопроект о реформе выборов в Государственный Совет от Западного края.
На этой проблеме в конце концов сошлось такое множество различных интересов, что, несмотря на победу в конечном счете точки зрения Столыпина, лично он был фактически надломлен.
Проект Пихно, правого деятеля, редактора газеты «Киевлянин», отчима В. В. Шульгина, нес в себе по меньшей мере три составляющие. Профессор предлагал выделить поляков в общую курию, а большинство мест предоставить русским.
Во-первых, это нарушало принцип равенства национальностей.
Во-вторых, поскольку фактически большинство крупных помещиков в крае были именно поляки, то избрание на их место в верхней палате русских означало бы ущемление прав аристократии.
