Святослав Рыбас - Жизнь и смерть Петра Столыпина
Что было дальше? Временное правительство, Гучков — военный министр, Милюков — министр иностранных дел.
Затем «керенщина», попытка генералов остановить развал страны (мятеж Корнилова, дискредитация армии).
Октябрьский переворот.
Что такое Россия? Что такое оусские? Что такое «русский сфинкс»?
Вот вопросы, которые стоят перед каждым поколением и которые встали и перед Реформатором.
Представить ход его мыслей помогают работы его младшего современника, писателя русской эмиграции Ивана Солоневича.
«Я, конечно, русский империалист. Как и почти все остальные русские люди. Когда я в первый раз публично признался в этой национальной слабости, сконфузился даже кое-кто из читателей тогдашнего „Голоса России“: ах, как же так, ах, нельзя же так, ах, на нас обидятся все остальные... Люди, вероятно, предполагали, что величайшую империю мира можно было построить без, так сказать, „империалистических“ черт характера и что существование этой империи можно как-то скрыть от взоров завистливых иностранцев. Кроме того, русская интеллигенция была настроена против русского империализма, но не против всех остальных.
В гимназиях и университетах мы изучали историю Римской империи. На образцах Сцевол, Сципионов, Цицеронов и Цезарей воспитывались целые поколения современного культурного человечества. Мы привыкли думать, что Римская империя была великим братом — и эта мысль была правильной мыслью. Потом — более или менее — на наших глазах стала строиться Британская империя, и мы, при всяких там подозрениях по адресу «коварного Альбиона», относились весьма почтительно, чтобы не сказать сочувственно к государственной мудрости британцев. Мы, к сожалению, «своею собственной рукой» помогли построить Германскую империю и нам, во всех наших гимназиях и университетах тыкали в нос: Гегелей, Клаузевицев, Круппов, — германскую философию, германскую стратегию, и паче всего, германскую организацию. В начале прошлого века очень много русских образованных людей сочувствовали и наполеоновской империи...
Русская интеллигенция, верная своим антирусским настроениям, относилась в общем весьма сочувственно ко всяким империям — кроме нашей собственной. Я отношусь так же сочувственно ко всяким империям, но в особенности к нашей собственной...
Я пока оставляю в стороне федералистические утопии построения человеческого общества. Всякий истинный федералист проповедует всякую самостийность только пока он слаб. Когда он становится силен, — или ему кажется, что он становится силен, — он начинает вести себя так, что конфузятся даже самые застарелые империалисты. Решала сила. Но решала моральная сила, и решала только она одна. Сила оружия есть только производная величина моральной силы. Ибо: оружие без людей — это или просто палка или куча палок. Палка или куча палок становится орудием, когда находятся люди, готовые «применить оружие». Его можно применять двояко: а) во имя грабежа и б) во имя защиты от грабежа. Чем выше та моральная ценность, во имя которой «применяется оружие», тем большее количество людей станет его применять. Империя будет строиться и держаться в той степени, в которой она обеспечит максимальные преимущества максимальному числу людей. И провалится тогда, когда не сможет удовлетворить этому историческому запросу».
Солоневич писал свою «Народную монархию» уже после второй мировой войны, но его доводы явно перекликаются с мыслями Реформатора о приоритете русской государственной идеи. Они оба одной политической культуры: России — быть сильной.
Сегодня далеко не все готовы повторить эти слова, видя в них как раз источник слабости России. Однако по меньшей мере неразумно проводить параллель между Россией думской и СССР, который всегда пекся не о России, а о всемирной революции и для которого Россия служила колонией.
Продолжим доводы Солоневича.
«Империя — это мир. Человеческая история идет все-таки от дреговичей и команчей к Москве и Вашингтону, а не наоборот. И всякий сепаратизм есть объективно реакционное явление: этакая реакционная утопия, предполагающая, что весь ход человеческой истории от пещерной одиночной семьи, через племя, народ, нацию — к государству и империи — можно обратить вспять...
Империя есть объединение: в разных формах в разные эпохи, но все-таки объединение».
Обратим внимание на одно обстоятельство, с которым обыкновенно связывают политическую и физическую смерть Столыпина.
Солоневич пишет об этом так:
«Только два народа (в Российской империи. — Авт.) имели основание жаловаться на неравноправие: поляки и евреи. С Польшей у нас был тысячелетний спор о „польской миссии на востоке“; русская политика по отношению к Польше была неразумной политикой, но поляки разума проявляли еще меньше. В еврейском вопросе было много безобразия. Но основная линия защиты только что освобожденного и почти сплошь неграмотного крестьянства от вторжения в деревню „капиталистических отношений“, которые по тем временам олицетворялись в еврейском торговце и ростовщике была в основном тоже правильна. Черта оседлости была безобразием... Еврейская политика была неустойчивой, противоречивой и нелепой: ее основной смысл заключался в попытке затормозить капиталистическое развитие русского сельского хозяйства... Не допустить капитализма в разорившиеся дворянские гнезда».
О Столыпине распространено много вымыслов. Он и «реакционер», и «вешатель», и «антисемит».
Насчет «реакционера» и «вещателя» уже говорилось. Теперь настал черед сказать об «антисемитизме».
Для начала стоит обратиться еще раз к такому характерному документу, как статья В. И. Ленина «Критические заметки по национальному вопросу».
Вождь мирового пролетариата, не стесняясь, гвоздит лозунг национальный культуры, все равно какой, русской или еврейской, и превозносит идею «создания интернациональной культуры рабочего движения». Однако никто не считает его ни «антисемитом», ни «русофобом».
Он прямо призывает бороться против «национальной культуры великороссов», называет ее «черносотенной». Точно так же для него и тот, кто «ставит лозунг еврейской „национальной культуры“ — враг пролетариата, пособник раввинов и буржуа.
Говоря о русском национальном чувстве, Ленин цитирует Чернышевского:
«Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу все рабы»
— и подчеркивает задачу великорусского сознательного пролетариата в области национальных чувств — поднять массы «до сознательной жизни демократов и социалистов».
Очень скромная задача для «жалкой» нации.
А вот то, что вождь мирового пролетариата выделяет: «великие всемирно-прогрессивные черты в еврейской культуре: ее интернационализм, ее отзывчивость на передовые движения эпохи (процент евреев в демократических и пролетарских движениях везде выше процента евреев в населении вообще).
Но в итоге получается, что речь ни о какой культуре не шла! Речь шла о расколе, о политических интересах, о противопоставлении (если угодно, натравливании) людей друг на друга.
«Классовая борьба»? Но чем хуже лозунг «Великой России»? Лозунг национальной культуры? Тем, что защищает не «интернационал», а человека?
Впрочем, ответы на эти вопросы уже давно получены. То, что было выгодно социал-демократам перед первой мировой войной, не было впоследствии принято ни единым народом.
Теперь об «антисемитизме» Столыпина.
В. А. Маклаков, кадет, депутат II, III, IV Думы, в мемуарах касается этой темы.
«Для более полного понимания того, к чему стремился Столыпин, полезно иметь в виду и те законы, которые изготовлялись, но не увидели света.
Был один закон, который мог бы своей цели достичь и стать предвозвестником новой эры; правительство его приняло и поднесло Государю на подпись; это «закон о еврейском равноправии». При диких формах современного антисемитизма (мемуары изданы в 1942 г. — Авт.), тогдашнее положение евреев в России может казаться терпимым. Но оно всех тяготило, как несправедливость; потому такая реформа была бы полезна».
В. Н. Коковцов, министр финансов в кабинете Столыпина и его преемник, так описывает этот эпизод.
«...Столыпин просил всех нас высказаться откровенно, не считаем ли мы своевременным поставить на очередь вопрос об отмене в законодательном порядке некоторых едва ли не излишних ограничений в отношении евреев, которые особенно раздражают еврейское население России и, не внося никакой реальной пользы для русского населения, потому что они постоянно обходятся со стороны евреев, — только питают революционное настроение еврейской массы и служат поводом к самой возмутительной противорусской пропаганде со стороны самого могущественного еврейского центра — в Америке».
