Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

К рубежу 70-х и 80-х годов XIV века действительно города южного побережья Крыма контролировалось Генуей, в то время как весь равнинный Крым входил в Мамаеву Орду. Отношения между этой Ордой и Ге­нуей были далеко не безоблачными и уж никак не со­юзническими. Ордынские татары регулярно покуша­лись на сулившие хорошую добычу богатые примор­ские города, генуэзцы, построив во всех основных приморских городах мощные крепости, частично со­хранившиеся вплоть до наших дней, более-менее ус­пешно противостояли этим покушениям. Кроме того, конкретно на год Мамаева побоища приходится пик противостояния Генуи и Венеции: морские битвы при Анцио в 1378 году, у Полы и Кьоджи в 1379 году, у по­бережья Апулии в 1380 году. В том же году, году Кули­ковской битвы, обе республики окончательно измо­тали и обескровили друг друга в череде сухопутных сражений, и лишь на следующий год между ними был заключен, наконец, Туринский мир. Вновь видим ту же картину: не до Мамая и бесконечно далекой Руси было Генуе в 1380 году, когда стоял вопрос в прямом смысле о выживании самой Генуэзской республики! Теоретически, конечно, можно предположить, что Мамай нанял генуэзцев для похода против Дмитрия Московского, но на самом деле ни отношения между Генуей и Ордой, ни международное положение Генуи в 1380 году не дают для такого предположения ни ма­лейшего основания. Максимум речь могла бы идти о наемниках из Каффы (нынешней Феодосии) и других генуэзских крымских факторий как отдельных част­ных лицах, то есть ничтожной кучке авантюристов, не способной кардинально повлиять ни на численность Мамаева войска, ни на результат Куликовской битвы по сценарию «Руси защитник».

В рамках этого сценария-официоза в советское время существовал, да и сейчас продолжает весьма активно муссироваться еще один миф, миф о неком крестовом походе против Руси в XIII—XIV веках, со­гласно которому не столько Мамай нанимал генуэз­цев для своего похода против Москвы, сколько Като­лическая церковь и лично Папа организовали целый ряд крестовых походов против православной Руси, в том числе в 1380 году натравливали на нее Мамая при посредничестве Генуи. В русле этого мифа, о чем уже говорилось выше, наряду с Мамаем якобы ис­пользовалась Литва. Ничем, абсолютно ничем этот миф не подтвержден. В специальном посвященном данной теме исследовании Е.Назарова[23] делает вы­вод: «Никаких булл или других документов об объяв­лении крестового похода ни против Руси в целом, ни против Новгорода или Пскова, историками не найде­но». Тема «Крестового похода против Руси» хорошо исследована Д.Лялиным[24]. Подтверждая отсутствие документальных свидетельств планирования Кре­стового похода против Руси, он справедливо указы­вает, что такой поход был вообще невозможен: «Объ­явление похода на Русь вообще звучало бы странно, поскольку никакой единой Руси на тот момент не су­ществовало, Русь состояла из целого ряда независи­мых государств-княжеств, отношения с которыми у западных государств и у Святейшего престола скла­дывались по-разному В некоторых буллах довольно позднего времени иногда говорится о борьбе с рус­скими, но всегда имеются в виду те русские, которые воевали на стороне язычников (например, литовцев) или татар, а не какое-либо из русских княжеств». То есть, Ватикан мог как-то поддержать военные акции, направленные против тех русских княжеств, которые выступали совместно с ордынцами против католиче­ских Польши и Венгрии, но никак не тех, которые вое­вали против Орды.

В отношении «крестового дранг нах остен» пока­зательно замечание Лялина о Невской битве, которая обычно рассматривается апологетами антирусских Крестовых походов как одно из главных сражений, предопределившее провал всей папской кампании и обеспечившее Александру Невскому признание как борцу за веру и канонизацию как православного свя­того. Об этом якобы «главном сражении» дружно мол­чат все западные источники, чего не могло бы быть, если бы вторжение было частью всеобщего сплани­рованного Ватиканом Крестового похода против Руси или хотя бы Новгорода и Пскова. Никак не соответст­вуют размаху ватиканских крестовых походов и мас­штабы Невской битвы: как известно, по сведениям Псковской летописи, в великом сражении с новгород­ской стороны погибло... всего 20 человек! Более того, свете последних данных не вытягивает на роль апофе­оза великого противостояния православия и католи­цизма даже само Ледовое побоище – тоже безмер­но преувеличенная и мифологизированная стычка между возвращавшейся с разбойного рейда на земли Тевтонского ордена дружиной Александра и ее пре­следователями, желавшими вернуть награбленное. Кстати говоря, стычка эта, судя по всему, имела место вовсе не на льду, а на берегу Чудского озера.

Весьма характерно, что ни один источник Кули­ковского цикла не уделяет внимания неблизкому пути огромного московского войска за Дон. Не счи­тая мельком помянутого «Сказанием» таинственного Березуя, в произведениях Куликовского цикла у все­го этого дальнего похода обозначены только две реперные точки: Коломна да устье Лопасни.

Березуй, где якобы встретились основные силы Дмитрия Донского и дружины братьев Ольгердови­чей, так и не был однозначно идентифицирован. Из­вестный истории князь Василий Иванович Березуйский, успешно защитивший в 1370 году Волоколамск от Ольгерда, связан не с Березуем, а с городом Березуйском, который во времена Куликовской битвы был центром небольшого удельного княжества на северо-востоке смоленской земли, то есть как раз на москов­ско-литовском пограничье, но при всем при том, увы, все же слишком далеко не только от Куликова поля, но и всех мыслимых путей к нему из Москвы. Есть еще один микротопоним, так называемый Березуйский ов­раг, который мог бы иметь отношение к делу, но както не привлек внимание исследователей. Овраг нахо­дится в городской черте нынешней Калуги, которая к моменту Куликовской битвы была небольшим город­ком, отнятым, как и Березуйск, в конце 60-х годов XIV века Москвой у Литвы и, соответственно, тоже лежав­шем на московско-литовском пограничье, но гораздо ближе к Куликову полю и на пути к нему.

Помимо естественного, но не оправдавшего ожи­даний географического толкования Березую нашлось остроумное языковое: дескать, тут мы имеем дело с простой опиской, и вместо «на березуе» следует чи­тать «на березе», то есть на берегу, имея в виду бе­рег Дона. Может быть, «береговое» объяснение со­шло бы в качестве чисто лингвистического, но оно не выдерживает критики в историческом плане. Сегодня мы точно знаем, что Дмитрий Ольгердович не мог са­мостоятельно придти на донские берега. Ко време­ни Куликовской битвы он уже год как покинул свой Трубчевско-Стародубский удел и служил московско­му князю, имея в ленном владении Переяславль-Залесский. Если он ходил на Куликово поле, то во гла­ве переяславльского войска и, следовательно, вместе с основными московскими силами. Андрей Ольгер­дович в 1380 году номинально оставался псковским князем, правда, доподлинно не известно, признал ли его своенравный Псков, в то время более тяготев­ший к Литве, чем Москве. Но даже если Андрей Ольгердович фактически владел Псковом, его самостоя­тельный поход оттуда на Дон через всю враждебную Литву был со всей очевидностью невозможен. Чисто гипотетически его дружина могла соединиться с ка­кими-то готовящимися к походу смоленскими войска­ми как раз у Березуйска, но встреча Дмитрия Донско­го с обоими Ольгердовичами на мифическом Березуе у реальных донских берегов, как ни верти, – нечто из области фантастики. Ее быть не могло.

Коломна и устье Лопасни – места сбора вой­ска Дмитрия Ивановича и его переправы через Оку по сценарию «Руси защитник» – такие же типичные штампы летописных описаний давней борьбы Моск­вы и Рязани, как и буртасы с фрягами Мамаева вой­ска в летописной этнографии Золотой Орды. Имен­но город Коломна и земли у впадения Лопасни в Оку были основными спорными территориями и постоян­ным предметом кровавой распри между Рязанским и Московским княжествами. Обе территории не раз пе­реходили из рук в руки, пока окончательно не закре­пились за Москвой. Очевидно, что после включения летописцами Олега Рязанского в гипотетический ан­тимосковский блок вслед за ним в Летописные повес­ти и «Сказание» сами собой потянулись Коломна с Лопасней, тесно связанные с его именем и реальными событиями противостояния Москвы и Рязани. К Кули­ковской битве они имеют отношения не больше, чем сам Олег Рязанский.

У великого похода Дмитрия Донского есть еще одна, никем не упоминаемая, каверзная проблемка. Каким бы путем московское войско ни шло на Дон, где бы и как бы ни переправлялось через Оку, прохо­дило бы или не проходило через Коломну, Лопасню и Березуй, оно было обязано переправиться через Дон. Ночью. За одну сентябрьскую ночь наведя перепра­вы, а потом уничтожив их за собой. И к рассвету уже построиться в боевые порядки на другом берегу. Как это могло сделать в XIV веке трехсоттысячное (или пусть даже стотысячное) войско – вот задачка, ко­торую не мешало бы решить нашим историкам и во­енным теоретикам. Задачка, по моему дилетантскому разумению, и на взгляд любого нормального челове­ка, решений не имеющая.