Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Дайджест Беленького – уникальный формат, другие примеры подобного нам неизвестны. Рассчитывал ли Беленький, отлично знавший и партийные нравы, и нормы бюрократического производства, что документ дойдет непосредственно до Сталина? Вряд ли. У нас также нет подтверждений тому, что Сталин читал это многостраничное повествование. Аудитория, к которой обращался Беленький, вообще сложно определима. Скорее, разумно предположить ценность для него самого факта составления такого документа: если получается такое написать, к тому же убедительно для себя, – значит, есть надежда, что так тебя могут понять и в руководстве ВКП(б), если дела пойдут совсем плохо.
Пока же дела шли просто плохо – и формальной заявленной целью Беленького являлось предложение Сталину войти в его личную патрон-клиентскую сеть. Буквально:
В Центральный Комитет ВКП(б)
Секретарю ЦК тов. Сталину
Дорогой тов. Сталин!
Мне хочется с большевистской искренностью поделиться с вами волнующими меня вопросами и просить у вас большевистской товарищеской помощи и защиты.
Беленький пытался доказать Сталину, что он достойный клиент столь уважаемого патрона. И вряд ли он рассчитывал именно на такую защиту – хотя то, что он писал дальше, было вполне достойно внимания Сталина по любым меркам.
Прежде всего Беленький напоминал, что он боролся с Троцким еще тогда, когда то же самое делал Ленин:
<…> Очутившись после побега в Париже, я почти в течении 4‑х лет возглавлял Парижскую секцию большевиков и в военный период Парижская секция (и я как ее секретарь) твердо отстаивали строго последовательную интернациональную линию Ленинградского ЦК и «С-Д», при моем ближайшем участии (с санкции т. Ленина) был создал Парижский интернационалистический клуб, в правление которого, кроме большевиков, входил ренегат-фашист Троцкий. В этом клубе большевики составляли сплоченное ленинское ядро, которое вело беспощадную борьбу с Троцким и К-o, с ним у нас были горячие бои при выработке платформы клуба, при чем я был докладчиком от Парижской секции большевиков, а он содокладчиком (прилагаю три моих письма к Ленину, где я его информировал о ходе дискуссии и о ее результатах). Здесь Троцкому было нанесено тяжелое поражение, особенно, когда клуб целиком против 6 голосов присоединился к «левому Циммервальду», что заставило Троцкого выйти из клуба по мотивам, что он превратился в ленинский сектантский клуб.
Когда Троцкий перенес свою деятельность в Беспартийный рабочий клуб, то упорными усилиями парижских большевиков, он оттуда изгнан.
По сути, здесь Беленький предлагал Сталину некоторые дополнения-версии в еще не законченный «Краткий курс». По мнению Беленького, стоило прямо говорить о том, что Сталин – продолжатель борьбы Ленина с извечными, изначальными врагами: не только Троцким, но и «левыми» (Пятаковым), и «правыми» (Бухариным), и началась эта борьба, в которую внес вклад тов. Беленький, за годы до Октябрьского переворота:
<…> От Парижской секции я был делегирован на Бернскую конференцию заграничной организации 1915 г., где я делал доклад о работе парижской секции большевиков и о положении дел в других парижских организациях. На этой конференции я полностью поддерживал позицию т. Ленина против Бужийской группы и, [в] частности, против Бухарина и Пятакова, последовательно докатившихся до подручных фашизма. <…>.
Борьба эта не остановилась и в 1917 году: на Красной Пресне Беленький по заданию Ленина бил Зиновьева, Каменева и Троцкого восемь лет подряд:
<…> По возвращении из Парижа (после февральской революции) я был послан в Москву и работал с июльских дней 1917 г. по июль 1925 г. на Красной Пресне, где принимал активное участие в Октябрьском перевороте, целиком разделяя позицию т. Ленина против ренегатов Каменева – Зиновьева и Ко., как известно, Красно-Пресненская парторганизация всех этих лет занимала твердую ленинскую позицию ЦК партии.
Особенно можно отметить беспощадную борьбу с Троцким, «Рабочей оппозицией», «Демократическим Централизмом» в период X партсъезда, с троцкизмом в 1923 г. и против «Уроков Октября» (1924 г.).
Но потом в жизни Беленького произошла катастрофа:
<…> В июне месяце 1925 г. я был освобожден от работы в Красно-пресненском райкоме и позднее перешел на работу в Коминтерн. Здесь же я связал свою судьбу с ленинградской оппозицией, заключившей беспринципный контрреволюционный блок с ренегатом Троцким и вместе с ним впоследствии превратившейся в беспринципную банду убийц, шпионов и диверсантов иностранных фашистских разведок.
И здесь кончается лучшая страница моей партийной летописи и начинается позорная страница моей двухлетней оппозиционной деятельности.
Сейчас, по истечении более 11½ лет, мне кажется чудовищным, как это я – старый большевик, участвовавший в многих боях за ленинскую линию – мог разделять антиленинские взгляды Ленинградско-троцкистской оппозиции и совершить величайшее преступление, вступив на путь фракционной борьбы против нашей партии и участвовать в организации лесного собрания.
Как это случилось? Сам Беленький – и это несомненная новация – категорически отвергал здесь возможности аутоинтроспекционного метода. Предательство такого масштаба мог диагностировать только теоретик-марксист более высокого уровня. Сталин – мог:
<…> Моментами мне кажется, что это – аномалия. Но случайного ничего не бывает. Отрыв от партийной жизни, находясь под влиянием ленинградской организации и объединенного контрреволюционного троцкистского блока, который отрицал марксистско-ленинский закон о неравномерном развитии капитализма, ленинский закон о победе социализма в одной стране (так блестяще, т. Сталин, вами развитые и поднятые на небывалую принципиальную и конкретную высоту), которые недооценивали середняка, которые толковали по-меньшевистски НЭП, <…>.
Я тогда лично не понимал, почему вами, т. Сталин на XIV партсъезде главный огонь был направлен против «левой» ленинградской оппозиции, а не против правой бухаринской. <…>
Вы как гениальный ученик Маркса и Ленина, как крупнейший марксист-диалектик, в зависимости от той или другой исторической обстановки определяли правую или левую опасность и на последнем февральском пленуме ЦК партии с исключительной четкостью определили роль современного троцкизма и правых ренегатов как беспринципной банды убийц и шпионов и диверсантов германо-японских разведок.
Здесь Беленький манипулировал временем, которое буквально размечалось не событиями как таковыми, а датами авторитетных толкований событий в партийной жизни. Событие, происходящее здесь и сейчас, могло выглядеть как обычное. Но его суть проявится только тогда, когда ему даст толкование уполномоченный на это историей вождь – только после того, как он скажет, идет ли речь о заговоре или о простой ошибке, событие получает свое место на хронологической шкале и вообще совершается в обыденном смысле. До такого толкования факты оставались расплывчатыми, судить о них мог только тот, кто должен это делать, а следовать нужно было именно его указаниям и формулировкам:
<…> Немедленно после XV партсъезда я решительно и бесповоротно порвал с контрреволюционной троцкистской оппозицией. Вот уже около 10 лет прошло с тех пор, как
