Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей
Хотя восстание Скрибониана оказалось неудачным, оно выбило Клавдия из привычной колеи. Заговор продемонстрировал степень неудовлетворенности его правлением и несостоятельность политики (перед лицом сенаторской непримиримости) придать законность своей власти, подчеркивая семейные связи. Клавдий, в котором текла кровь только рода Клавдиев, назначил божественные почести своей бабке, Ливии, жене усыновленного Августа (из дома Юлиев), и, в дополнение к играм в память своего отца Друза, точно так же почтил свою мать Антонию, племянницу Августа. На всех отчеканенных монетах с изображениями Друза, Антонии и божественного Августа повторялась тема выдающегося происхождения. Но этого явно было недостаточно.
Нельзя сказать, что Клавдий был равнодушен к мнению сената. Будучи прилежным и даже докучливым законоведом, он, когда это было выгодно, создавал видимость совместного государственного управления. Клавдий просил сенат выносить самостоятельные решения под видом свободомыслия и собственной версии системы «сотрудничества» принцепса и магистратов, которую ввел Август. Педантизм в вопросах традиционной учтивости создал видимость равноправия, своего рода этикет на службе у обмана, с помощью которого он намеревался добиваться расположения сенаторов. Клавдий избегал тяжеловесного подхода своего племянника Гая: его намерением никогда не было создание монархии восточного типа. Спустя три недели после восшествия на престол он отклонил предложение сената о почестях, вслед за рождением единственного сына, его жене; Валерия Мессалина не стала «Августой», как и впоследствии его сын, названный Британником без добавления почетного титула «Август». Такая политика, вопреки явному низкопоклонству сенаторов (каковы бы ни были их истинные чувства), противостояла обвинениям в деспотизме. Она также убеждала римлян, что роль жены императора была соответствующим образом ограничена. Это тоже было обманом.
До женитьбы на Валерии Мессалине у Клавдия было две жены (он был также два раза обручен, а его вторая невеста умерла в день свадьбы). С первой женой, Плавтией Ургуланиллой, он развелся, обвинив ее в нарушении супружеской верности и сенсационных, но неподтвержденных слухах об убийстве своей невестки. Обстоятельства этой смерти — падение из окна — были достаточно сомнительные, чтобы потребовать вмешательства императора Тиберия. Вторая жена Клавдия, Элия Петина, была связана с Сеяном. Их брак продолжался относительно недолго, предположительная причина развода — падение Сеяна. Самое позднее к началу 39 года Клавдий женится на молодой Мессалине, которая была почти вдвое младше его. Будучи правнучкой сестры Августа, Октавии, по отцовской и материнской линии, впоследствии она укрепит притязания на власть со стороны Клавдия на основе принадлежности к семейному древу Августа. Этот брак совпал с возвышением Клавдия при Гае Калигуле.
Известность может принимать множество форм. Мессалина, безусловно, могла предъявлять притязания на высокорожденность. Но это никак не повлияло на ее главные качества. Безнравственная, жадная, вечно интригующая, лживая, любопытная и прежде всего чрезвычайно сладострастная, она изображается историческими источниками как олицетворение грешницы. Мы допускаем, что она была красивой, хотя в результате акта damnatio memoriae — проклятия памяти, которое последовало за ее смертью, — прижизненных портретов не сохранилось. Она определенно излучала сексуальную энергию, граничащую с чарами, заворожившими восприимчивого Клавдия. (Возможно, она была причиной той бессонницы, которая заставляла его засыпать во время рабочего дня, нередко когда он заслушивал дела в суде.) В своей «Естественной истории» Плиний Старший записал случай, когда Мессалина вызвала на соревнование «одну из самых опытных женщин, имеющих печальную славу проститутки», чтобы посмотреть, кто удовлетворит наибольшее число мужчин. Как и ожидалось (иначе эта история вряд ли дошла бы до нас), Мессалина выиграла, выдержав двадцать пять совокуплений.[130] Ювенал в хорошо известном эпизоде рассказывает о ночных визитах жены Клавдия в римский публичный дом. Там, пока принцепс спит, она работает в белокуром парике, с позолоченными сосками под именем «Волчица». Все источники соглашаются, что Мессалина страдала пагубной страстью к сексу. Ювенал описывает ее после такого сеанса: «Она уходит последней, так и не утолив своей страсти. Она уходит, утомленная мужчинами, но не удовлетворенная… омерзительное созданье».[131] Подобный образ, несомненно, шокировал современников императрицы: такая явная предрасположенность, будь она известна, вряд ли заслужила бы ей титул «Августа» от сенаторов, как бы ни были они порочны.
В начале правления Клавдия Мессалина получила публичные почести, включая право на статуи и место в театре среди весталок. Когда Клавдий в 44 году отмечал триумф в Британии, она заняла заметное место в процессии, следуя за ним в крытой двуколке. Все могло бы продолжаться и дальше, но пристрастия Мессалины привели ее к действиям, которые, повлияв на высшее общество в столице, стерли различия между ее публичной и личной жизнью, политизировав половой инстинкт так, что это не могло закончиться добром. В этот период ее изобразил на акварели Гюстав Моро в виде обнаженной фигуры с бледно-молочной кожей, с диадемой в волосах, настолько увлеченной собственными эротическими мечтами, что она едва ли замечает пылкого юношу, которого обнимает за шею. Ей безразличен Рим за окном, требования ее положения, материнство и счастье Клавдия. Подобные примеры распространения шалостей его жен на публичную сферу станут одним из главных аргументов критиков правления Клавдия. В случае Мессалины нарушался еще один завет революции Августа: прославление женщин из императорской семьи — например, Ливии, Октавии и Антонии — как образцов выдающейся нравственной добродетели.
Вначале Мессалина придерживалась Августовых принципов. Но затем занялась бессмысленными заговорами. Ее мотивы навсегда останутся неизвестными. Она привлекла к своему делу влиятельных вольноотпущенников Клавдия: Палланта (советника по денежным делам), Нарцисса (советника по делам прошений) и Каллиста, оставшегося ему в наследство от предыдущего режима. Марк Вициний, брат заговорщика Винициана, очевидно, был отравлен за то, что отвергал заигрывания Мессалины, но в этой истории слишком много бездоказательного, чтобы безоговорочно ей верить. Ранее ревность супруги Клавдия, вероятно, послужила причиной второго изгнания жены Вициния, Юлии Ливиллы. На сей раз сестру Гая уморили голодом. После смерти галльского консула Валерия Азиатика Мессалина смогла с помощью навета удовлетворить свое страстное желание получить римские сады «поразительного великолепия», по словам Тацита.[132] Закрытое слушание дела Азиатика, явно сфальсифицированного, настроили сенат как против Мессалины, так и против самого Клавдия. Самообладание осужденного перед лицом императорского самодурства дало оппонентам режима право говорить о нем как о мученике.[133] В отличие от него для уничтожения Аппия Силана, родственника Клавдия, возможно, существовали династические причины. Светоний утверждает, что «уничтожить его сговорились Мессалина и Нарцисс». Они сговорились рассказать Клавдию, будто видели во сне, как Аппий его убивает. Этого было достаточно, чтобы Силана поспешно казнили. Клавдий проявил крайнее простодушие, когда рассказал сенату об этом деле, назойливо домогаясь благодарности для своего вольноотпущенника. Подобное проявление чрезмерной привязанности к жене не улучшило мнение сенаторов об одаренности императора и его методах управления. Со временем они также подорвали репутацию Мессалины до такой степени, что это не сулило ничего хорошего для ее сына Британника. Причина заключалась в том, что в императорской семье были такие же близкие родственники Августа, как Клавдий и Мессалина (а поэтому настолько же годящиеся в правители), однако в следующем поколении был молодой человек, чьи претензии на принципат казались куда весомее, чем у Британника. Его звали Луций Домиций Агенобарб, он был сыном Агриппины Младшей, которой, в отличие от своей несчастной сестры Юлии Ливиллы, пока удавалось сопротивляться гневу Мессалины. На Терентийских играх в 47 году, когда Агриппина овдовела во второй раз, Домицию аплодировали намного громче, чем Британнику, который был на три года младше. Это было предвестием будущего.
Но пока о падении Мессалины. Высокорожденную жену императора погубила не просто распущенность. В то время как Мессалина срывала клубничку с римского мужского населения (как заставляют нас верить источники), развлекаясь как с аристократами, так и с актером Мнестером, она отвлекала внимание Клавдия многочисленными хорошенькими служанками и наложницами. Это продолжалось до осени 48 года, когда она уступила кратковременному безумству. Воспользовавшись отсутствием Клавдия в Риме, Мессалина «женилась» на назначенном, но еще не вступившем в должность консуле Гае Силии, который, по рассказам Тацита, намеревался усыновить Британника и узурпировать трон Клавдия. Она сделала это не закрыто, в тайной зале дворца, а на официальном обряде бракосочетания в присутствии свидетелей и гостей. Далее она продолжила свое неблагоразумие торжеством, напоминавшим вакхическое празднество. Результатом было то, что можно назвать примером бесчестья среди воров. Те же самые вольноотпущенники, которые однажды воплощали в жизнь мстительные и алчные планы Мессалины, выступили против нее: они убедили двух наложниц императора доложить ему обо всем. Когда стали приходить новости, что Клавдий возвращается в Рим, толпа гостей рассеялась, а сама Мессалина поспешила в Остию, чтобы перехватить принцепса в дороге и лично объясниться. Ей пришлось ехать в телеге, в которой вывозили садовый мусор. Встреча супругов не дала результатов благодаря вмешательству неумолимого Нарцисса. Мессалина выиграла временную отсрочку от казни, но позже была убита по приказу Нарцисса, прежде чем Клавдий мог передумать и помиловать жену. В лучших римских традициях мать Мессалины, Домиция Лепида, взирала на все это с очевидным бесстрастием, попытавшись до этого убедить дочь самой покончить с жизнью.
