Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
По сути, этот текст также перформативно превращал жену автора в часть больших чисток, работы по искоренению врага, связывал ее с советскими массами. Их личные переживания были необходимой частью происходивших процессов. То, чем они занимались, было предметом гордости, а не тем, что следовало скрывать от членов семьи. Призвание чекиста требовало безусловной искренности с родными и близкими.
Связывая бытовые нарушения с должностными, Ястребчиков, выступая на собрании, заявил: «Тов. Пастаногов не откровенно рассказал о своих связях с Горбачом и Мальцевым, он имел с ними приятельские взаимоотношения и получал от них прямые указания на арест без всяких санкций прокурора и без всяких на то причин». Касаясь скандала с арестом детей и подростков в Кемерове, Ястребчиков отметил, что трибуналу не следовало выделять в специальное производство дело одного только сотрудника секретно-политического отдела Шапира, составлявшего списки на аресты подростков. В целях «усиления борьбы со школьниками-контрреволюционерами» Шапир был откомандирован в Кемерово начальством 4‑го отдела НКВД, и «основными виновниками этого дела были Пастаногов, Мальцев и Дымнов».
Ястребчиков комментировал и ссору Пастаногова и Сыча: «В разговоре с Сычем Пастаногов признает свою вину, но искажает суть разговора, потому что Пастаногов в разговоре с Сычем прямо назвал его врагом народа. И только благодаря нашему вмешательству Пастаногову пришлось извиниться перед Сычем. Пастаногов никогда не проявлял заботы о сотрудниках его отдела, а относился к ним свысока». За Пастаноговым числились и другие прегрешения. «По делу Галдилина необходимо сказать, что со стороны Пастаногова и Плесцова был нажим на меня, чтобы я добился показаний от Галдилина, что он участник контрреволюционной организации, кроме этого было создано провокационное дело на Сопова, которое Пастаноговым проталкивалось по всем направлениям. Дело Сойфер тоже оказалось липовым, и в результате человек оказался искалеченным. В Нарыме действительно был факт, что было найдено оружие, но как оно оказалось на месте находки, мне не известно. По 4‑му отделу, конечно, липовые дела имелись, прямо по запискам Горбача людей привлекали к ответственности, за никогда не совершенные ими контрреволюционные дела, как участников организаций». Ястребчиков заключил: «Я считаю, что Пастаногов оторвался от парторганизации, проводил вражескую работу и нужно ставить вопрос о пребывании его в партии».
Следующие выступавшие поддержали призыв к исключению. Бывший литейщик «из бедных крестьян» Василий Дмитриевич Загребалов, отправленный на курс оперативников при Западно-Сибирском отделе НКВД летом 1938 года, а в августе определенный в штат секретно-политического одела Пастаногова, утверждал: «Пастаногов, как член парткома, должен был вести руководство работой общественных организаций, а он эту работу окончательно развалил». Загребалов заявлял: «В 4‑м отделе был организован кружок молодых чекистов, но он до сего времени не работает и тов. Пастаногов, как член парткома, и здесь ничего не сделал для оживления этой работы. Революционная законность в 4‑м отделе постоянно грубо нарушалась, к примеру, можно привести Трифонова, который при допросе арестованного плевал ему в лицо, бил по щекам, и когда я выступил с критикой по этому вопросу на оперативном совещании, мне после этого снизили зарплату и понизили в должности. Это говорит о том, что Пастаногов не любит критики. Я присоединяюсь к мнению тов. Ястребчикова о пребывании в партии Пастаногова»[1498]. Иван Васильевич Большаков, 32-летний сержант государственной безопасности, тоже старался отмежеваться от Пастаногова, хотя в рапорте Сойфера два этих имени стоят рядом. Он вспоминал: «Были факты надира показаний на сотрудников для того, чтобы честных коммунистов-чекистов перебить. Как только Пастаногов был назначен начальником отдела, он сразу же оторвался от партийной организации, забросил всю партийную работу и встал на путь пособничества врагам народа – Горбачу и Мальцеву. Я присоединяюсь к мнению т. т. Ястребчикова и Загребалова об исключении Пастаногова из партии».
Пастаногов стал плохим чекистом, потому что он перестал прислушиваться к партийному коллективу, считал И. Ф. Ковалев, теперь начальник 1‑го отделения СПО УНКВД НСО: «Часты были случаи арестов совершенно необоснованные, по одному только указанию Мальцева. Обстановка работы в нашем отделе была создана такая, что все указания исходили только от Пастаногова, а начальники отделений и их роль были сведены к нулю. <…> Пастаногов до сего времени не откровенен о разговоре с Сычем. Когда он имел разговор с Сычем, он просто пытался оборвать разговор о Мальцеве. Я присоединяюсь к мнению выступивших товарищей о исключении Пастаногова из партии». Трифонов привел вопиющий пример авторитаризма Пастаногова: «В одно время было арестовано 31 человек эсеров. Наш отдел следствия – Карпулев доложил о ведении следствия и их без допроса расстреляли. На наши заявления по этому делу Пастаногов ответил, что вы не умеете вести следствие. Карпулева обвинили в связях с женой Сойфер и самим Сойфер и этим создавали на него дело, тогда как Сойфер и его жена были арестованы по слипованному делу. По одной группе меньшевиков мы с Карпулевым вели следствие, как-то Пастаногов обратился к этому делу и заявил, что здесь что-то не так. Дела, недоследованные, отправил в трибунал, а Карпулева арестовали»[1499].
Когда собрание подошло к концу, Пастаногов и Дымнов еще раз сцепились друг с другом. Компромисс исключался: ошибки НКВД доказывали, что в органах орудовали враги, надо было только определить, кто конкретно. Дымнов заявил:
Я Пастаногова знаю давно, и он многого не досказывает. Его неоткровенность заключается в том, что у него такой же стиль работы, то есть такой, какой был у Попова. А стиль работы Попова был самый гнилой, Пастаногов должен был работать гораздо лучше, а у него работа шла очень плохо. Кто мог ходить в любое время дня и ночи к Мальцеву? Пастаногов и Иванов. Пастаногов ярко выраженный тип подхалима и это сблизило его с Мальцевым. По детскому делу
