Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
В ходе кампании по восстановлению социалистической законности сотрудники НКВД, понимавшие, что они сами могут очутиться на скамье подсудимых, пытались как скомпрометировать людей, уже вышедших на свободу, типа Сойфера, чтобы минимизировать ущерб от их потенциальных обвинений, так и выгородить себя, кивая на своих коллег – настоящих «чекистов-перегибщиков». Они также старались сами выступить в роли «передовиков» акции по «наведению порядка», изобличая наиболее одиозных начальников. В той или иной степени Пастаногов использовал все эти тактики.
«Справка о наличии компрометирующих материалов <…>» содержит любопытные цитаты из обсуждения роли члена ВКП(б) Константина Константиновича Пастаногова в «детском деле» на чекистской партячейке в апреле 1939 года. Когда было созвано партийно-чекистское совещание, вспоминал Абрам Исаакович Лев, временно исполняющий должность начальника 2‑го отдела УГБ УНКВД, «Пастаногов в своем выступлении указал, что бывший начальник отделения Носов ему принес постановление о направлении дела в суд (на 11 человек), в большинстве из них несовершеннолетние дети, он это постановление якобы механически подписал и передал на подпись Мальцеву. В этом случае Пастаногов явно врет. Нет в практике таких фактов, когда подписывал постановление о направлении дела в суд на 11 человек (группа) и не поинтересовался, что это за группа. Пастаногов знал, что это дети».
Сказал свое слово по этому поводу и 34-летний чекист Ковалев. Илья Филиппович был начальником Томской трудкоммуны ОГПУ в 1930 году, участвовал в следствии по делу крестьянского восстания в Чаинском районе Нарымского округа, с апреля 1937 года работал оперативником СПО УНКВД ЗСК – одним словом, был надежным свидетелем. На следующий день после того, как было принято решение обкома ВКП(б) по «детскому делу», в кабинете у Пастаногова собрались сотрудники 2-го, оперативного отдела УГБ, ответственного за следственно-розыскную работу: Ястребчиков, Сыч, Ковалев, Лев, Иванов, «…и после того, как Пастаногов рассказал характер принятого бюро Обкома ВКП(б) решения по этому делу, присутствующий здесь же Петр Иванович Сыч заявил, что решение обкома в отношении Мальцева, [что он] является основным виновником этого дела и заслуживает сурового наказания. Пастаногов грубо оборвал Сыч и сказал, что такие попытки на бюро обкома ВКП(б) были осуждены как вражеские вылазки и Мальцев в этом деле не повинен. Сыч продолжал настаивать на своем, сказал: „так я тоже враг, что высказываю свое мнение, этим меня не запугаете“. Пастаногов в этот же раз Сыча выгнал из кабинета». Присутствовавшими здесь же Ястребчиковым и Ивановым было указано на неправильность поведения Пастаногова. «Минут через 30–40 после этого разговора Пастаногов вызвал к себе в кабинет Ковалева, Ястребчикова, Лев и Сыча и, обращаясь к Сычу, сказал, что он вспылил в силу своего нервного состояния и просил этому делу не придавать значения»[1464].
Прежде уверенность в своей непогрешимости приводила к тому, что сотрудники секретно-политического отдела НКВД дружно блокировали любые попытки опорочить их со стороны жалобщиков и прокуратуры. Теперь же накал междоусобицы зашкаливал. Налицо было полное разрушение межличностных связей, всеобщее доносительство друг на друга. Лев обвинял Пастаногова, Ковалев Льва – а когда-то все трое работали плечом к плечу. Пастаногов третировал Сыча, называя его «врагом народа», Сыч – всех остальных. Начальник отдела Пастаногов и его заместитель Дымнов были в особенно уязвимом положении. В начале спецоперации, объявленной Мироновым, на места посылались ответственные работники УНКВД, чтобы научить местных оперативников работать. Кузбасс курировали руководящие сотрудники КРО и СПО М. И. Голубчик и Е. Ф. Дымнов, Нарымский округ – С. П. Попов и К. К. Пастаногов. Голубчик и Попов были уже за решеткой, а двое оставшихся – Пастаногов и Дымнов – понимали, что каждый будет выгораживать себя за счет другого. Дымнов уверял: «Неискренность Пастаногова перед парторганизацией доказывается стремлением обмануть и все свалить на других. Пастаногов на бюро обкома ВКП(б), где разбиралось Ленинское детское дело, и в последующих разговорах всегда старается подчеркнуть, что он активно боролся как мог с провокационной деятельностью Горбача». Дымнов в это дело «не верил».
Нет надобности цитировать весь материал, приведенный комиссией против Пастаногова, – значительная его часть выходит за тематические рамки этого исследования. Наиболее важной является справка о следственных методах Пастаногова, его технике выявления террористических организаций. Комиссия обладала информацией, что в 1937 году «Пастаногов, будучи в г. Сталинске, давал установку на фабрикацию следственных дел, он, например, брал списки арестованных участников правотроцкистской организации, согласно списку составлял схему организационных связей всех арестованных и предложил оформить их всех в следственное дело, несмотря на то, что арестованные один другого не знали, а в протоколах вписывалось, что один другого вербовали». Как показывал Сойфер, такой образ действий был системой. «10 января 1938 Дымновым совместно с Мальцевым была дана телеграмма за № 44105 об арестах всех исключенных из ВКП(б) с санкции местных прокуроров. Мальцев давал санкции на арест на основании материалов местных парторганизаций, состоящих из выписок из решений парторганизаций об исключении того или другого лица из партийных рядов, даже когда других компрометирующих материалов на этих лиц не было». Мальцев не придумал ничего нового: в 1936 году именно на таком основании были арестованы Николаев и Глобус.
С началом спецопераций Пастаногов расширил использование этого механизма. Партийный архив и архив НКВД усилили связку между собой. Так, Гришин – начальник Парабельского РО НКВД – свидетельствовал, например, что «…в 1937 году, будучи в Нарымском окротделе НКВД, на совещании дал установку: составить список всех ранее исключенных из ВКП(б), арестовать и оформить их как троцкистов. Кроме того, давал установку, чтобы составить список на коммунистов, которые политически слабо разбираются, или у которых имеются промахи в хозяйственной работе, арестовать их и оформить как троцкистов»[1465].
На партсобрании чекистов в апреле 1939 года о Григории Семеновиче Майзусе – оперативнике следственной бригады 3‑го отдела – говорили, что он «занимался фантазией при составлении протоколов допроса арестованных и предлагал это делать другим работникам следствия»[1466]. Платя той же монетой, Майзус рассказывал, как Пастаногов открыл охоту на бывших оппозиционеров: «В феврале 1938 г. Асиновское РО НКВД арестовало плановика льнозавода Никифорова, обвиняя его как участника в зиновьевской оппозиции; материалов достаточно не было. Дело было передано в 4‑й отдел, где был начальником Пастаногов. <…> Пастаногов на освобождение санкции не давал и держал Никифорова под стражей в течение года». В рассмотренном выше рапорте Сойфер особенно рекомендовал допросить бывшего сотрудника 4‑го отдела чекиста С. С. Корпулева, «который знает очень много конкретных фактов их контрреволюционной деятельности
