История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
IV. Разрыв. Воинственный план Густава III.
Вступление на шведский престол, в феврале 1771 г., Густава III несколько обеспокоило Екатерину II. Предчувствие не обмануло ее. Голова её вновь коронованного двоюродного брата была богата проектами; энергия, боевые порывы и огромное честолюбие переливались в его крови.
Произведя государственный переворот (1772), Густав долго не мог решить, с кем из своих соседей — Данией или Россией — начать войну. С течением времени, он чаще и чаще стал мечтать о завоевании отнятых у Швеции Петром Великим и Елизаветой Петровной провинций и о восстановлении утерянного международного положения. Король горел желанием вернуть Швеции её славное прошлое и своим царствованием напомнить время Густава-Адольфа. Первые счастливые шаги сделали Густава III кумиром народа, но обстоятельства скоро столкнули его с этого лучшего пьедестала. Раненое самолюбие побуждало обрести новые пути к возвышению. Он понимал, что к намеченной высокой цели ведут два пути: один путь — общественных реформ, бережливости, жертв; другой — военной славы. Первый путь долгий и тернистый, второй — блестящий, скорый и громкий. Французское воспитание и природный склад характера порывисто толкали его руку к мечу. Путем боевых подвигов он рассчитывал быстро увенчать себя лаврами и народным расположением.
Россия не давала ему покоя. Она росла в последнее время также за счет Швеции, она вырвала у Скандинавии гегемонию на севере; по следам отступающих дружин Карлов и Густавов она вошла в Европу. Не в характере Густава было исполнять вторую роль среди европейских государей и потому уже в записке его, относящейся к 1775 г., говорилось: «Все клонится к войне в настоящем или в будущем году: необходимо, не теряя ни одной минуты, готовиться к борьбе. Чтоб окончить возможно скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом Императрицу к заключению мира».
Начиная с 1783-1784 гг., когда порвались дружественные его отношения с Екатериной II, искры недовольства стали показываться то в Стокгольме, то в Петербурге. Резкие отзывы о Густаве замелькали в письмах Екатерины. Король, обуреваемый жаждой славы, собирался тогда напасть на Данию и, для обеспечения успеха, старался поднять Турцию на Россию. Он знал, что такие шаги не забываются соседними государствами и ему постоянно грезилось, что Россия выжидает лишь случая, чтобы унизить и раздавить его. Неуверенность в прочности своего трона и в сохранении захваченных переворотом 1772 г, прав побуждала его работать над планом борьбы и особенно — над планом внезапного нападения на соседа. Уже в 1780 г. Швеция затратила огромные суммы на сооружение флота, что сильно обеспокоивало честного адмирала К. Эренсверда, который относился отрицательно к завоевательным стремлениям короля. Над флотом трудились во всех гаванях Финляндии и Швеции.
Не проходит затем года без тревог и опасений. Густав заграницей заботливо подготовлял свои наступательные планы. Дружба «с сестрой-кузиной и соседкой» заметно обрывалась.
В 1784 году воинственные замыслы Густава заставляют русское правительство крепко подумать об охранении границ Финляндии в виду того, что весной этого года король обозрел там войска и крепости, а, по договору с Францией, Людовик XVI обещал, при приведении Швеции в оборонительное состояние, уплатить, сверх ежегодных пособий, еще 6 мил. ливров.
В апреле 1784 г. Аркадий Иванович Морков (1747-1827) виделся с Густавом III в Италии. — Оригинальное свидание и беседа состоялись в одном из приделов, или часовен храма св. Петра, за занавесом, где они оставались незамеченными. Морков предложил королю разорвать, заключенный до него, наступательный и оборонительный союз с Турцией. Густав же, имея виды на Данию, желал, чтобы Россия отказалась от союза с нею. — Морков не принял его условий, Густав остался верен Турции.
Во время беседы король запальчиво заявил, что он может быть, если не полезным другом, то, по крайней мере, беспокойным неприятелем, и что от шведской границы не так далеко до Петербурга. Морков ответил: также далеко, как от русской границы до Або.
— Я с вами согласен, но и вы должны согласиться, что ведь Петербург важнее Або.
— Правда, государь, но я полагаю, что он не так доступен.
— На это нельзя рассчитывать; могут представиться обстоятельства, когда доступность сделается почти одинаковой.
— Но, говоря откровенно, неужели ваше величество рассчитываете на такие обстоятельства, которые позволят вам подойти к Петербургу без необходимости оглядываться назад?
Это укололо Густава, так как Морков намекал на шведскую аристократию.
Беседа длилась два часа под сводами знаменитого храма. Стороны разошлись недовольные друг другом. расставаясь, король сказал, что едет в Париж, т. е. что более в союзе Екатерины не нуждается.
Последствия этого свидания отразились в инструкции, данной Моркову: «Двоякость, притворство, злоумышления шведского короля противу соседей обнажены его разговорами с вами в Риме»... Моркову надлежало поэтому возродить в Стокгольме русскую партию и попытаться отдалить короля от нации. В инструкции чувствовалось острое недовольство Екатерины. Электричество войны накапливалось.
Сношения со Швецией приобретали особое значение. В Стокгольме А. И. Моркова опасались более нежели представителей других держав. Он не был склонен к заискиваниям и уступкам. Однажды Густав, показывая ему свой великолепный дворец, сказал, указывая на шведские трофеи: «Вот русские знамена, отбитые при Петре I и в следующих войнах». «Да, — ответил находчивый Морков, — они стоили вам трех областей».
В мае 1785 года, датский чрезвычайный посланник и полномочный министр при С.-Петербургском дворе, Сен-Сафорен, намекал нашему вице-канцлеру, «что по известиям его двора в Швеции разные военные приготовления продолжаются, и что положено быть лагерю в Финляндии, куда и сам король намерен ехать».
В мае же 1785 г. министр иностранных дел Швеции, граф Крейтц, писал шведскому посланнику в Париже: «Если Россия потерпит неудачи (во время войны), кто может предусмотреть последствия всего этого? Какие громадные выгоды могут произойти для Швеции? Какую пользу из этого может извлечь просвещенный монарх? Эта неудача России может стать самой славной минутой царствования короля и счастливейшей для его народа».
В 1786 г., 1-го апреля, посол Великобритании, Фицгерберт, еще яснее высказался графу
