Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
На собрании 13 декабря 1938 года начальник Пастаногова – Иван Александрович Мальцев – заявил: «На постановление партии надо ответить не дополнительными допросами старых арестованных, а суметь от вновь арестованных добиться признания. <…> Когда мы приступали к разгрому врагов народа, мы показывали людей, которые хорошо работали. А сейчас начальники отделов говорят так, чтобы волки были сыты и овцы целы». Мальцеву не нравились «шараханье и перестраховка» у многих подчиненных. Его чекистская гордость оскорблялась тем, что арестованные «…по-своему рассматривают освобождение т. Ежова от обязанностей наркомвнудела <…> рассуждают: освободили, значит, тут что-то такое есть. <…> Кто сказал, что с арестованными надо говорить шепотом? Говорят лишь о несвойственных методах ведения следствия, и если такие случаи будут, то такие товарищи будут немедленно отдаваться под суд. Чего предосудительного в том, если следователь будет решительно требовать от арестованного показаний? С арестованным можно сидеть с 9 и до 23 часов. А сейчас они допрашиваются в течение только двух часов». Особенно злило Мальцева то обстоятельство, что «многие следователи – „шляпы“ самые настоящие», отчего в тюрьме «арестованные знают все новости». Нетрудно было определить, как утекала информация: «Следователь дает арестованному читать газеты. Это преступление. <…> У т. Черепанова, например, абажур сделан из газеты, а в ней говорится о слете стахановцев. <…> Теперь – ходят арестованные в уборную, где в ящиках не только бумага, а иногда и агентурные донесения, которые без разбора бросаются сотрудниками»[1389].
Секретарь парткома УНКВД по Новосибирской области Андрей Васильевич Шамарин признавал:
Фактически с момента выхода в свет решения ЦК ВКП(б) и СНК от 17 ноября до партийного собрания 10 марта 1939 г. по-настоящему, по-большевистски критика и самокритика развернута не была. Я допустил ошибку, что согласился с выдвинутым предложением бывших членов парткома Ровинского, Мальцева решение 17 ноября 1938 года проработать на так называемом партийно-оперативном собрании, а не партийном собрании. Свое предложение они обосновали тем, что решение ЦК ВКП(б) совершенно секретное, адресованное только руководителям партийных органов и органов НКВД и что объявлять его работникам неоперативных отделов нельзя. Тогда я смысла этого предложения не понял и согласился. Теперь для меня совершенно ясно, что это был маневр, при котором критика и самокритика оказались зажаты.
Шамарин на партийно-оперативном собрании в своем выступлении обратился к членам партии с призывом вскрыть недостатки и извращения в следственной работе. Члены партии выступали, «но говорили о недостатках и извращениях, имевших место на периферии, а не в аппаратуре УНКВД». Было принято решение заслушать отчетные доклады начальников отделов о ходе выполнения решения ЦК ВКП(б) на партийно-оперативном собрании, а также заслушать доклады начальников отделений и парторгов на партсобраниях партийных групп, «как они обеспечивают важнейшее решение партии по вопросу нашей непосредственной производственной работы», но парторги этого не выполнили.
Партийные группы осуждали ошибки, но они не поднимались на должную высоту в обсуждении. А вражеское руководство на совещаниях говорило об ошибках (корректировка протоколов, нереальные записи при допросе), как будто бы против них, а на деле теперь ясно, что потворствовали им, были инициаторами их. <…> Я <…> не сообразил тогда обследовать состояние критики и самокритики и следственной работы в отделах УНКВД, чтобы доложить собранию конкретные факты, а такая постановка не развернула критики на собрании, но беда в том, что сейчас это для меня, когда коммунисты в результате критики раскрыли глаза ясно, а тогда я не заметил совершаемой ошибки, понадеялся, что собрание само по отчету парткома расскажет, где и что есть[1390].
Но изменение политики руководства страны было невозможно игнорировать. Берия приказал не приводить в исполнение те смертные приговоры, которые тройками были уже вынесены, но не исполнены. Еще недавно западносибирские обкомы партии обвинялись в недостаточно энергичном «выкорчевывании» врагов народа; теперь же новые руководители стали обвинять своих предшественников в ином – в избиении кадров. «Исправление» очередных перегибов теперь обрушивалось на прежних исполнителей сталинских установок о беспощадном выкорчевывании троцкистских и иных контрреволюционеров, диверсантов и двурушников. Вскрывались случаи произвола, необоснованных преследований, незаконных методов ведения следствия. В газете «Омская правда», например, еще недавно предлагавшей образцы публичного доносительства, появились заголовки: «Печать обязана реабилитировать оклеветанных», «К ответу клеветников» и др. Такие же заголовки можно найти и в газетах «Советская Сибирь» (Новосибирск) и «Красное знамя» (Томск). Пресса сообщала об антипартийной линии райкомов и горкомов, которые допускали коллективные массовые исключения из партии по письмам клеветников и доносителей.
У нового руководства области было свое оправдание: это их предшественники, враги народа, умышленно уничтожали кадры и коммунистов области. Омский обком направил в ЦК ВКП(б) письмо, в котором был даже представлен персональный список этих врагов. При проверке органов прокуратуры в 1938 году обнаружилось, что повсеместно «нарушалась законность». За полугодие из поступивших от народных судов в уголовно-кассационную коллегию облсуда дел 52% приговоров были отменены как вынесенные с нарушением закона, а 15,8% всех рассмотренных приговоров отменены с прекращением дела из‑за отсутствия состава преступлений обвиняемых. Чекистов начали массово исключать из партии, переводить во «второй эшелон», в лагерную охрану, в милицию, в отделы кадров крупных предприятий. Омский обком докладывал Г. М. Маленкову, что многие начальники райотделений уволены из органов НКВД как «не оправдавшие доверия», «политически ненадежные», иногда даже прямо «враги»[1391].
Времена изменились. 2 ноября 1938 года, еще до объявления общей смены курса, ЦК ВКП(б) принял постановление «Об ошибках руководства Новосибирской областной партийной организации». в котором обком ВКП(б) обвинялся в том, что партийные руководители «встали на путь массовых огульных арестов»[1392]. Секретарь обкома И. И. Алексеев был смещен с поста «как не оправдавший доверия партии» и арестован. Его преемником стал 34-летний Геннадий Андреевич Борков, приехавший в Новосибирск из Воронежа.
Уцелевшие арестанты начали отказываться от своих показаний, уверять, что их к ним вынудили. «Арестованные фактически разнуздались до невозможности», – возмущался помощник начальника 3‑го отдела УНКВД по Новосибирской области В. Д. Качуровский. Он
