История хазар - Михаил Илларионович Артамонов
Ещё Агафий разъяснил причину слабости империи перед варварами в конце царствования Юстиниана. Византийская армия, совершившая перед тем громадные завоевания, была сильно сокращена. Константинопольский гарнизон состоял из плохо оплачиваемых линейных полков и небоеспособной привилегированной императорской гвардии — схолариев. Кроме того, в распоряжении империи не было кавалерии, столь важной для борьбы с конными варварами. Отражение кутригур от Константинополя было поручено прославленному, но в то время уже престарелому полководцу Велизарию, который и вышел против них с большой, но крайне разношёрстной, мало дисциплинированной и плохо обученной армией[386]. Феофан сообщает, что для создания кавалерийского отряда Велизарий забрал коней из дворца, с ипподрома, из богоугодных домов и у всех, у кого они имелись[387]. Благодаря большой военной опытности и благоразумной осторожности, Велизарию удалось нанести варварам небольшое поражение, достаточное, чтобы они не рисковали больше подступать к городу. Но и византийское войско не решалось идти дальше Долгой стены, для возобновления которой вышел сам царь и с ним всё население столицы[388].
Действия двух других отрядов кутригур были менее удачны: отряд, направленный в Грецию, был задержан в Фермопилах и вернулся[389], другой безуспешно осаждал фракийский Херсонес[390]. Узнав, что Византия готовит флот, чтобы отрезать им отступление через Дунай, кутригуры согласились покинуть страну при условии, что им будет обеспечено беспрепятственное возвращение на свою землю вместе с награбленной добычей. Сверх того, они потребовали выдачи значительной суммы денег и выкупа захваченных ими пленных, угрожая в случае отказа избиением последних. Византия поспешила согласиться[391].
Хотя Юстиниан и прислал своего племянника, чтобы организовать безопасное отступление кутригур из империи, это не значит, что Византия примирилась с унижением и не искала средства наказать дерзкого врага. Юстиниан вновь обратился к утигурам с упрёками в бездействии и с угрозами прекратить выдачу обычных даров, так как деньги, предназначавшиеся союзникам, приходилось платить в качестве откупа врагам. Он предупреждал, что вместо утигур заключит союз с кутригурами, как более смелыми и сильными. Подействовали ли угрозы Юстиниана или утигуры соблазнились богатой добычей, с которой возвращались кутригуры после удачного похода, но так или иначе Сандилх собрал войско и вторгся в страну кутригур, подстерёг возвращавшихся из-за Дуная соплеменников, разбил их и отнял всю добычу[392].
По словам продолжателя Агафия — Менандра, Юстиниан, опасаясь новых нападений со стороны кутригур, не давал покоя вождю утигур Сандилху, всеми способами подстрекая его воевать против Завергана. Он обещал ему передать то жалование, которое Византия ежегодно выплачивала кутригурам, если Сандилх их одолеет. Сандилх ответил, что хотя он и желает находиться в дружеских отношениях с Византией, однако считает неприличным и незаконным вконец истреблять своих соплеменников, не только говорящих одним языком с утигурами, но и ведущих одинаковый с ними образ жизни, носящих одинаковую одежду и родственных с ними, хотя и подвластных другим вождям. Чтобы успокоить Юстиниана, он обещал всё же отобрать у кутригур коней, чтобы им не на чем было ездить и невозможно было вредить империи[393]. Ловкая политика Юстиниана вызвала, по сообщению Агафия, ожесточённую войну между двумя родственными народами, которая довела их почти до полного взаимного истребления. Оставшаяся часть их, по словам этого писателя, рассеялась среди других племён и приняла их имена[394]. Впрочем, как отмечает и Агафий, всё это произошло несколько позже; утигуры и кутригуры упоминаются ещё в связи с аварами и тюркютами[395].
Если считать, что гунны представляли собой более или менее сохранившихся выходцев из Монголии, то болгар можно признать за увлечённых ими из Заволжья отюреченных угров, усиленных новой волной того же происхождения во второй половине V в. Так как число гуннов не могло быть значительным, то болгары, в конце концов, полностью поглотили их и, смешиваясь с остатками местного восточноевропейского населения, составили тот народ, который, по крайней мере, с VII в. стал в целом называться болгарами, хотя и не утратил своей племенной организации с её особыми племенными наименованиями. Приведённый у Менандра ответ Сандилха как нельзя лучше характеризует отношения между гунно-болгарскими племенами в VI в. Этнографически они не отличались друг от друга и говорили на одном и том же языке. Это был один народ, хотя и состоящий из ряда племён и разделённый на несколько военно-политических организаций. Консолидация этих племён, начавшаяся на востоке преобладанием савир, на западе в Приазовье привела к появлению утигур, а в Причерноморье — кутригур. Все они родились как военные организации, в значительной степени в связи с политикой, проводимой Византией и Ираном среди кочевников в своих узко эгоистических интересах[396]. У самих этих племён потребность в государственной организации ещё только назревала.
Можно отметить, что гунно-болгарские племена Причерноморья и Приазовья в V–VI вв. остаются на уровне военной демократии. Каждое племя (или даже подразделение племени) управляется своим правителем или старейшиной, а объединение племён возглавляется военным вождём. Только при таком общественном устройстве, при котором власть военного вождя ещё не стоит над обществом и не подавляет значения и самостоятельности отдельных его составных частей, Византийская империя должна была адресоваться не к правителю, а к правителям утигур, а появление Хиниалона или Сандилха в качестве военных вождей мотивировалось их храбростью и опытностью. Вместе с тем вполне вероятно, что положение племенных правителей или старейших было наследственным, а родовая знать и военные предводители сосредоточивали вместе с влиянием на общество значительные богатства и притом не только в виде самого ценного имущества кочевников — скота, но и различных дорогих вещей, награбленных у врагов или полученных в качестве даров от союзников. Большое количество рабов из военнопленных также свидетельствует о далеко зашедшем в гуннском обществе имущественном и социальном расслоении.
Очень характерно, что рабам было позволено обзаводиться семьями. Так, например, пленники из Амида, рассказ которых приведён у Захария Ритора[397], были куплены в рабство гуннами и, пробыв у них 34 года, обзавелись там жёнами и детьми. Ввиду этого можно полагать, что положение рабов у гуннов мало чем отличалось от положения бедняков, которые жили при богатых сородичах и обслуживали их скот и хозяйство. Для пропитания и тем и другим могло выдаваться в пользование небольшое количество скота, но они могли при этом иметь и собственное имущество и даже свой скот, отличаясь от рабов только тем, что сохраняли личную свободу. Впрочем и это различие в большинстве
