Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было
Но вот после всех этих приготовлений московская рать выходит навстречу татарам. Однако Дмитрий не верит в свое войско. В соответствии с рекомендациями митрополита он все надежды возлагает на небо: «Когда же наступил четверг 27 августа, день памяти святого отца Пимена Отшельника, в тот день решил князь великий выйти навстречу безбожным татарам. И, взяв с собою брата своего князя Владимира Андреевича, стал в церкви святой Богородицы пред образом Господним, сложив руки на груди, потоки слез проливая, молясь... И затем приступил к чудотворному образу Госпожи Богородицы, который Лука-евангелист написал, и сказал: «О чудотворная Госпожа Богородица, всего создания человеческого заступница... Не отдай же, Госпожа, городов наших в разорение поганым половцам, да не осквернят святых твоих церквей и веры христианской. Умоли, Госпожа Богородица, сына своего Христа, Бога нашего, чтобы смирил Он сердца врагам нашим, да не будет рука их над нами. И ты, Госпожа наша Пресвятая Богородица, пошли нам Свою помощь и нетленною Своею ризою покрой нас, чтобы не страшились мы ран, на Тебя ведь надеемся, ибо Твои мы рабы...» И потом пришел к гробу блаженного чудотворца Петра-митрополита и, сердечно к нему припадая, сказал: «О чудотворный святитель Петр... И теперь настало время тебе за нас молиться общему Владыке всех, Царю и милостивому Спасителю... И тебе ныне подобает о нас, грешных молиться, чтобы не нашла на нас рука смерти, и рука грешника не погубила нас». И, окончив молитву поклонился преосвященному митрополиту Киприану, архиепископ же благословил его, отпустил в поход против поганых татар; и, перекрестив ему чело, осенил его Христовым знамением, и послал богосвященный собор с крестами, и со святыми иконами, и со священной водой во Фроловские ворота, и в Никольские, и в Константино-Еленинские, чтобы каждый воин вышел благословенным и святою водою окропленным».
И это еще не все. Молитв самому Всевышнему, Богородице и чудотворцу Петру-митрополиту мало. Мало и благословений митрополита Киприана и игумена Сергия. Дмитрию все неймется: «Князь же великий Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, пошел в церковь небесного воеводы архистратига Михаила и бил челом святому образу его, а потом приступил к гробам православных князей, прародителей своих».
Наконец, помолившись всем заступникам и получив полный комплект благословений, московское войско вышло к Коломне тремя дорогами, зачем-то прихватив с собой «купцов – сурожан десять человек как свидетелей» с поименным перечислением этих «свидетелей» непонятно чего. В Коломне войско конечно же «Архиепископ же коломенский Геронтий со всем своим клиром встретил великого князя в воротах городских живоносными крестами и со святыми иконами, и осенил его живоносным крестом».
Дмитрий устраивает смотр войск на поле у Девичьего монастыря и назначает полкам воевод. В этих назначениях, не играющих никакой роли, так как перед битвой все будет без объяснения причин полностью переиграно, знаменателен только один факт. Третьим по рангу военачальником московского войска после самого Дмитрия Московского и Владимира Серпуховского оказывается Глеб Брянский. Так начинают выходить на передний план Куликовской битвы брянцы-«бренки», как называл их А. Журавель.
Далее происходит нечто весьма странное: «Князь же великий, распределив полки, повелел им через Окуреку переправляться и приказал каждому полку и воеводам: «Если же кто пойдет по Рязанской земле, – не коснитесь ни единого волоса!»». Во-первых, причем тут «если»? Очевидно, что путь следования войска в любом дальнем походе оговаривается заранее, и командованию было точно известно, пойдут ли полки в соответствии с принятой диспозицией по рязанской земле или нет. Во-вторых, если предполагалось идти по Рязанщине, то есть с учетом всей предыстории – вражеской земле, то как можно поверить, что войску запрещено было грабить неприятеля и мародерствовать на вражеской территории? Вся история войн, в особенности средневековых, вопиюще противоречит такой вероятности. Да и вообще, голод – не тетка. Питаться войску чем-то надо.
Однако пора, пора в дорогу! «И, взяв благословение от архиепископа коломенского, князь великий перешел, реку Оку со всеми силами». Но архиепископское благословение (уже третье по счету после митрополичьего и игуменского) благословением, а подстраховаться помощью святых заступников тоже не помешает: «А сам государь князь великий, в пути будучи, призывал родственников своих на помощь – святых страстотерпцев Бориса и Глеба».
«Сказание» впервые дает хоть какие-то, хоть и фантастические, сведения о действиях Олега Рязанского и Ольгерда Литовского во время похода Дмитрия к Дону.
Олег «...начал остерегаться... и с места на место переходить с единомышленниками своими, так говоря: «Вот если бы нам можно было послать весть об этой напасти к многоразумному Ольгерду Литовскому, узнать, что он об этом думает, да нельзя: перекрыли нам путь. Думал я по старинке, что не следует русским князьям на восточного царя подниматься, а теперь как все это понять? И откуда князю помощь такая пришла, что смог против нас трех подняться». И тут выясняется, что не иначе как в Троицком монастыре окопался рязанский резидент, так как тщательно скрываемое ото всех посещение Дмитрием Сергия Радонежского – никакая не тайна, о нем уже давно знают в стане врага: «Отвечали ему бояре его: «Нам, княже, сообщили из Москвы за пятнадцать дней до сего, – но мы побоялись тебе передать, – о том, что в вотчине его, близ Москвы, живет монах, Сергием зовут, весьма прозорлив он. Тот сверх меры и вооружил его, и из своих монахов дал ему помощников»».
В свою очередь Ольгерд «... собрал литовцев много и варягов, и жмуди и пошел на помощь Мамаю. И пришел к городу Одоеву, но, прослышав, что князь великий собрал великое множество воинов, – всю русь и словен, да пошел к Дону против царя Мамая, – прослышав также, что Олег испугался, – и стал тут с тех пор недвижимо, и понял тщетность своих помыслов, о союзе своем с Олегом Рязанским теперь сожалел, метался и негодовал, говоря:«... теперь побуду я здесь, пока не услышу о московской победе»». Вот такая многослойная чушь. Автор, книжник-затворник, ничего не знает о настоящей битве и фабрикует подробности, заимствуя готовые штампы из известных ему произведений. Так из «Повести временных лет» попадает классика о регулярном сборе Вещим Олегом, Владимиром Крестителем и Ярославом Мудрым «словен, чуди, всей руси и многих варягов» для походов на Киев, причем «словене» и «вся русь» логично достаются Дмитрию Московскому, а остаток – «варяги» и «жмудь» (вместо чуди) – Ольгерду.
Тем временем в заварушке решают принять участие Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Разумеется, исключительно по Божьему промыслу: «В то же время прослышали князья Андрей Полоцкий и князь Дмитрий Брянский, Ольгердовичи, что великая беда и забота отяготили великого князя Дмитрия Ивановича Московского и все православное христианство от безбожного Мамая. Были же те князья отцом своим, князем Ольгердом, нелюбимы из-за мачехи их, но ныне Богом возлюблены были и святое крещение приняли. .. И посылает князь Андрей к брату своему, князю Дмитрию, тайно письмо небольшое, в нем же написано так: «Знаешь, брат мой возлюбленный, что отец наш отверг нас от себя, но Отец наш Небесный, Господь Бог, сильней возлюбил нас и просветил святым крещением, дав нам закон Свой, – чтобы жить по нему, и отрешил нас от пустой суеты и от нечистой пищи; мы же теперь чем за то Богу воздадим? Так устремимся, брате, на подвиг благой для подвижника Христа, источника христианства, пойдем, брате, на помощь великому князю Дмитрию Московскому и всем православным христианам... Не сомневайся же, брат, будто отцу мы противиться будем, ведь вот как евангелист Лука передал слова Господа нашего Иисуса Христа: «Преданы будете родителями и братьями и умрете за имя Мое; претерпевший же до конца – спасется!»». Существует мнение, что Ольгерд вместо Ягайла был вставлен в «Сказание» его автором не по незнанию, а вполне сознательно. Действительно, с Ягайло у Дмитрия Московского отношения были скорее родственные, чем враждебные – все-таки Ягайло чуть не стал зятем Дмитрия. И до серьезной конфронтации между ними как великими князьями дело как-то не доходило. А вот долгое противостояние Дмитрия и Ольгерда, включая три похода последнего на Москву, могли стать хорошим основанием для подмены имени великого князя Литовского в «Сказании». Кроме того, как мы видим по тексту, подмена Ягайла на Ольгерда сильно драматизирует участие в Куликовской битве на московской стороне Андрея Полоцкого и Дмитрия Трубчевского. Теперь они выступают не против сводного брата-узурпатора, а поднимают руку на родного отца! И это, разумеется, подается в «Сказании» как подвижничество во имя Христа.