Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было
Начальная «историческая» часть «Слова о житии» включает описания битв на Воже и на Куликовом поле, дифирамбы мужеству и прочим талантам Дмитрия Донского, подробный перечень христианских добродетелей почившего, а также плач вдовы князя. На первый взгляд, из этой части можно извлечь нечто стоящее, в частности некоторые дополнительные сведения о Куликовской битве и самом Дмитрии Донском, которых нет в других документах. Увы, это не так.
На деле «Слово о житии» оказывается не оригинальным произведением, а компиляцией ряда других текстов. Так, вся его «героическая» часть не только не содержит никакого фактического материала, но и оказывается простым подражанием житийной «Повести об Александре Невском». Касательно биографии и деяний Дмитрия, в «Слове о житии» не столько рассказывается о них, сколько передается их подвижническая суть и дается им обобщенная характеристика и оценка в свойственном житиям духе. Самое существенное для нас – описания битв, Вожской и Куликовской, – схематично кратки, взяты из соответствующих Летописных повестей и приукрашены типовыми штампами из паримий[18]. В частности, в качестве якобы описания Куликовской битвы в «Слово о житии» вставлено описание сражения XI века между Ярославом Мудрым и Святополком из паримийного чтения о святых Борисе и Глебе. Вставка настолько неаккуратна, что в ней даже сохранилось имя Святополка Окаянного: «И помог бог князю Дмитрию, и родичи его, святые мученики Борис и Глеб; и побежал окаянный Мамай перед лицом его. Треклятый Святополк [выделение мое.-В.Е.] на гибель побежал, а нечестивый Мамай безвестно погиб». Разумеется, и здесь победа досталась Дмитрию исключительно благодаря Божьей помощи, заступничеству святых Петра, Бориса и Глеба и участию в битве ангелов некого «тресолнечного полка». В отношении этого описания Адрианова-Перетц замечает: «...очевидно, что автор «Слова о житии» взял описание битвы из паримийного чтения и лишь одной деталью («Дон река кровью потекла, головы как каменья валились...») воспользовался из Летописной повести».
Даже плач вдовы Дмитрия княгини Евдокии в «Слове о житии», на первый взгляд кажущийся фольклорными причитаниями, на самом деле местами представляет собой почти дословное повторение плача Богородицы у Симеона Логофета Недаром в «исторической» части «Слова о житии» заметно ощущается библейский язык. В тексте фигурируют Авраам и Моисей, Саул и Давид, Амалик и Иов; можно встретить цитаты из притч Соломона и посланий апостола Павла.
В характеристике воинских подвигов Дмитрия Донского автор «Слова о житии» не пользуется какими-либо документальными свидетельствами, он просто копирует соответствующие описания «мужества» из «Повести об Александре Невском», а в восхвалении христианских добродетелей великого князя следует за традиционной житийной схемой, заменяющей реальную биографию святого необходимым для канонизации набором «фактов» о детстве, целомудрии в браке, подвигах благочестия, страданиях за веру, чудесах при кончине.
Таким образом, «Слово о житии» – не просто компиляционное произведение, но компиляция отрывков и цитат из богослужебных книг, абсолютно ничего общего не имеющих с реальной жизнью и действительными событиями биографии Дмитрия Донского. И все же «Слово о житии» полезно было затронуть для понимания событий 1380 года. Во-первых, в общем и целом благодаря «Слову о житии» мы узнаем истинное происхождение и истинную цену всех «исторических фактов», которыми нас угощает Пространная летописная повесть и особенно «Сказание о Мамаевом побоище». Во-вторых, в «Слове о житии» говорится о сражении с Мамаем на Дону, но не упоминаются ни Куликово поле, ни река Непрядва. Поскольку то же самое мы видим в Кратком варианте Летописной повести, можно предположить, что и поле, и река получили свои имена позже, ко времени создания Пространной редакции Повести и даже еще позже, так как в последней поле еще не называется Куликовым. В-третьих, интересны некоторые частности. Например, стоит обратить внимание, что в «Слове о житии» описания сражений на Воже и Непрядве практически не различаются, будучи безликими и лишенными конкретики. При этом Мамай замышляет свой набег на Москву перед битвой на Воже. То есть для автора «Слова о житии» Вожская и Куликовская битвы в историческом аспекте неразличимы.
А. Журавель[19] в своем исследовании «Слова о житии» делает два вывода. Во-первых, по его мнению, все приведенные в «Слове о житии» даты биографии Дмитрия Донского неверны. Во-вторых, он утверждает, что в нем не упомянута Куликовская битва! Здесь не место ни подтверждать, ни оспаривать эти парадоксальные выводы. В них можно усомниться, так как некая битва Дмитрия с Мамаем на Дону в «Слове о житии» точно фигурирует, но все же трудно пройти мимо заключения профессионального историка. Ничего себе биография, в которой ни одной верной даты и лишь мельком сказано о важнейшем с нашей точки зрения событии в жизни московского князя, по которому он получил свое бессмертное прозвище и благодаря которому стал известен потомкам! Да, конечно, мы понимаем, что «Слово о житии» не биография в современном понимании этого слова, а типичная агиография. Но и в этом случае ошибки в датах и принижение великого подвига благоверного князя по защите православной веры и церкви на Руси от «безбожного сыроядца Мамая» совершенно необъяснимы.
То есть, конечно, объяснимы, но только готовы ли мы принять единственно возможное в этом случае объяснение?
Сценка четвертая «ЕЩЕ ОДНА «ПОВЕСТЬ»
«Сказание о Мамаевом побоище» – наиболее позднее, написанное более века спустя после описываемых событий, обширное и подробное произведение Куликовского цикла. Именно из него традиция, выраженная в сценарии «Руси защитник», взяла большинство подробностей Куликовской битвы. Поразительно, но, получается, источником основных данных о великом сражении стало произведение, жанр которого в самом его названии определен как сказание, что абсолютно не соответствует придаваемому ему источниковедческому значению. Но еще удивительнее то, что вопреки устоявшемуся названию, в самом тексте «Сказания» произведение называется отнюдь не сказанием, а... опять же повестью! Вот его первые строки: «Начало повести (выделение мое. – В.Е.) о том, как даровал бог победу государю великому князю Дмитрию Ивановичу за Доном над поганым Мамаем...». Итак, произведение, которое в современной литературе повсеместно называется «Сказанием», на самом деле его автор называл повестью. Так что перед нами еще один пример того, как слово повесть поменяло свое значение в современном русском языке по сравнению с древнерусским. Отечественные историки, по существу молчаливо признавая за ним это утерянное в современном языке древнее значение, традиционно «переводят» название произведения словом сказание, с одной стороны, будучи не в силах отрицать явную его сказочность, а с другой, все-таки упорно пытаясь вложить в его содержание некий якобы реальный подтекст. Их иезуитская хитрость в том, что согласно «Литературной энциклопедии», сказание – «в настоящее время термин, не прикрепленный к определенному литературному жанру. Даже специалисты употребляют часто безразлично слова – сказание, легенда, предание, сага». Вот так вот: назвали сказанием, и понимай как хочешь, а с историков взятки гладки.
Что ж, видимо с надеждами прочесть о Куликовской битве хоть что-нибудь «летописное», отражающее некую реальность, придется расстаться. Делать нечего, будем читать повесть, именуемую сказанием, то есть, согласно «переводу», легенду, предание, сагу, а по значению исходного слова повесть – мифы, слухи и сплетни.
Но прежде чем окунуться в эту повесть-сказание (легенду, предание, сагу, миф, слух и сплетню), не могу не вернуться к еще одной повести, «Повести временных лет». Если откровенная фантастичность содержания «Повести о Мамаевом побоище» все же заставила историков, чтобы не краснеть, втихую подменить в ее названии слово повесть словом сказание, то в точь в – точь такой же фантастике, таком же собрании преданий и легенд – «Повести временных лет» – почему-то слово повесть было заменено не на сказание, а на летопись, вследствие чего «Повесть временных лет» часто называют «Начальной летописью»! Видать, у отечественных историков повесть – что дышло...