Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Протокол закрытого судебного заседания выездной сессии ВК ВС СССР от 6 апреля 1937 года был сух, но обстоятелен: председатель удостоверился в «самоличности подсудимого» и спросил его, вручена ли ему копия обвинительного заключения. Николаев ответил утвердительно. Ему разъяснили его права на суде – свидетели и апелляции исключались в принципе – и был объявлен состав суда. Никаких ходатайств, а также отвода составу суда Николаев не заявил. Представление шло как по маслу. По предложению председателя секретарь огласил обвинительное заключение: «Подсудимый полностью виновным себя признал и полностью подтвердил свои показания, данные им на предварительном следствии, и на вопросы председателя ответил, что он всех соучастников на следствии назвал, никого не скрыл и никого не оговорил». Судебное следствие объявили официально законченным. В своем последнем слове Николаев заявил, «что его преступления так велики, что не может просить о пощаде». Он был приговорен по ст. 58-8 и 58-11 к высшей мере наказания с конфискацией имущества.
Неизвестно, был ли приговор объявлен Николаеву. Работники военного трибунала могли сказать осужденному, что «приговор им будет объявлен в камере». Приказ НКВД от 9 июля 1935 года требовал фотографировать осужденных и перед расстрелом сличать смертника с фотографией. В следственном деле Николаева есть 2 фотокарточки – анфас и профиль, хотя трудно сказать, на каком этапе следствия они были сняты. Для казни политзаключенных имелись штатные единицы: начальники тюрем, их заместители, дежурные коменданты и вахтеры. К расстрелам привлекались и начальники городских и районных отделов НКВД и милиции, которым было необходимо пройти закалку. Вероятно, казнил Николаева комендант УНКВД ЗСК Альфред Михайлович Матроз[1309]. Справка о том, что «приговор о расстреле Николаева Григория Рафаиловича приведен в исполнение в городе Новосибирск 6 апреля» 1937 года, была вшита в дело – это его последняя страница[1310]. Где похоронен Николаев, неизвестно: ни одно из захоронений в Новосибирске до сих пор не найдено.
3. Добивание
Не все оппозиционеры из Томского технологического института шли по первой категории: кому-то жизнь сохранили, хотя бы временно. Сосед Николаева по студенческой скамье в 1927 году и его соратник в Барнауле, Илья Трофимович Андриевский 10 апреля 1937 года получил 10 лет лагерей. Приведем данные на еще двух оппозиционеров: малозаметного Самойлова и Филимонова, который изрядно пошумел в 1927 году:
Что дальше случилось с этими людьми, мы не знаем. Война и послевоенное время выпадают из хронологических рамок этого исследования, но мы с уверенностью можем сказать: здоровье их было навсегда подорвано; такие люди были уже не жильцы. Более того, выход из лагеря в результате амнистии или окончания срока еще не означал восстановления в правах. Начинался процесс реабилитации, всегда длинный, не всегда успешный.
«Хождения по мукам» студентов СТИ Федора Никитовича Гриневича мы отследили до 1929 года, а Ивана Софроновича Пархомова – до 1931-го. Последний раз мы встречаем их на страницах протокола допроса члена ВЛКСМ с 1920 по 1930 год Анны Павловны Лившиц, произведенного ОГПУ 11 февраля 1934 года. К моменту ареста экономист уральского треста «Союзмясо» Лившиц признавала, что в союзе с Пархомовым и Гриневичем организовала, по инструкциям своего ментора Х. Г. Раковского, в конце 1932 года троцкистскую организацию в Новосибирске. По приезде в Новосибирск из Москвы, свидетельствовала она, «я первое время никакой нелегальной работы не вела, но в учреждении (Союзмясо) вела себя таким образом, чтобы было понятно, что я человек, который не отошел от оппозиции, что я являюсь оппозиционеркой, чтобы тем самым люди, которые сочувствуют, знали и т. д. и при моих будущих разговорах с ними вели себя более или менее искренне со мной». Нужно сказать, что такая тактика, судя по тому, что было впоследствии, привела все-таки к некоторым результатам. Лившиц намекнули, что в Новосибирске есть один человек, который был оппозиционером и сейчас им является. В январе 1933 года она предложила, чтобы ее свели с этим человеком,
…не называя мне, кто это. <…> Этот человек был Гриневич Федор – красный партизан, член партии, как будто бы главный инженер «Совхоззапчасть». Мы с ним поговорили два раза, договорились о наших политических мировоззрениях. Меня это в первую очередь заинтересовало. И я убедилась, что этот человек очень оторван от того, что делается в оппозиции, каковы политические взгляды троцкистов в настоящий период. Мы договорились по этим вопросам, и он мне сказал, что у него есть еще люди. В этот период времени, в начале февраля 1933 г., трест «Союзмясо» командировал меня в Барнаул и Бийск для помощи мясокомбинатам в проработке промфинплана. Эту командировку я решила использовать для установления связи с Раковским и Бийской группой ссыльных троцкистов.
В Барнауле Лившиц остановилась в той же гостинице, где жил Раковский, и зашла к нему.
Я информировала Раковского, что мною в Новосибирске создана группа, что нужно обеспечить ее материалами и просила Раковского информировать меня о политических троцкистских установках и задачах. Х. Г. Раковский положительно отозвался на мое сообщение об организации группы в Новосибирске и сообщил мне следующее по политическим вопросам: а) свое мнение о крестьянском вопросе, вообще Раковский заявил, что в непродолжительном времени должны разыграться крупные события в СССР, потому, что такое положение в дальнейшем нетерпимо; б) что пятилетний план промышленного строительства и его выполнение требует – специального анализа, потому что он делал специальные подсчеты, и он может доказать, что потерянные нами убытки от одного только животноводства в два раза больше, чем те результаты, которые мы получили от индустриализации, что все строят на разорении трудового народа, на разорении
