Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Главная задача команды («труппы») – охранять доступ в ее закулисные зоны, чтобы помешать посторонним видеть не предназначенные им секреты представления. Секреты, которые могут разоблачить и сорвать спектакль, известны всем исполнителям в команде и охраняются ими сообща. За кулисами команда может репетировать без риска быть освистанной публикой. Здесь натаскивают неумелых участников команды или совсем отстраняют их от участия в исполнении. Последнее может относиться как к подследственному, которого нещадно мучили, так и к следователю, который рисковал оказаться в том же положении, если не соглашался на издевательства и подтасовки. За кулисами исполнитель мог расслабиться, перестать выдерживать безукоризненный вид, выйти из образа – например, Пастаногов угрожал, ругался матом. Гофман отмечает: «Как правило, зона заднего плана располагается в глубине того места, где происходит данное исполнение, и отделяется от него какой-нибудь перегородкой и охраняемым проходом. Имея в распоряжении такие смежные зоны переднего и заднего планов, исполнитель, находясь на самом виду, может получать помощь из‑за кулис, когда представление в самом разгаре, и может мгновенно прерывать свое исполнение для короткого отдыха и расслабления. В общем, зона заднего плана – это в первую очередь такое место, в котором исполнитель может, безусловно, рассчитывать на то, что ни один член аудитории туда не вторгнется». В камере арестованного будут «выпрямлять», «обрабатывать» агенты НКВД, чтобы он был покладистым на суде. Важно, чтобы контекст не выпирал и чтобы обвинительное заключение не упоминало даже намеком обо всем этом[1302]. Бывший сотрудник УНКВД по Алтайскому краю Н. Л. Баев писал секретарю Алтайского крайкома ВКП(б), что «некоторые арестованные надеялись на суд», и испытывал необходимость коснуться вопроса, «…как подготовляли арестованных к военной коллегии. <…> Перед тем, как арестованного выпустить на суд Военной коллегии, его примерно за сутки начинают „обрабатывать“. Суть обработки сводилась буквально к следующему наставлению: „Вы на суде должны признать себя виновным. Если вы перед судом будете лить грязь на следствие, учтите, что из наших рук вы никуда не уйдете, на суде вас слушать никто не будет и клеветать вам на следствие не позволят, а когда вернетесь к нам с суда, то возьмем вас в такой оборот, в каком вы еще не были“». Эта линия обработки была дана начальником Алтайского УНКВД Серафимом Павловичем Поповым, «…который лично обходил арестованных и давал им такие наставления, к тому же козырял перед ними: „Я депутат Верховного совета и вводить вас в заблуждение не намерен“. В заключение от арестованного брали заявление, в котором он на имя председателя Военной коллегии писал, что признает себя виновным и просит пощады у суда»[1303].
Не всегда все получалось гладко. Так, на судебном заседании ВК ВС СССР арестованный 9 ноября 1938 года член особой тройки НКВД СССР Ефим Георгиевич Евдокимов полностью отказался от ранее данных показаний и заявил:
Виновным себя в принадлежности к правотроцкистской организации я признать не могу <…> Я сознаю, что вопрос обо мне уже решен. Но никак не могу признать себя виновным в том, что я служил буржуазии… Шпионом и наймитом буржуазии я никогда не был. <…> Показания с признанием своей вины я начал давать после очных ставок с Ежовым и Фриновским и после особого на меня воздействия. Я назвал на предварительном следствии около 124 человек участников заговора, но это ложь, и в этой лжи я признаю себя виновным. К правым я никогда не принадлежал и не принадлежу. <…> Показания других участников заговора совпадают с моими только лишь потому, что у нас у всех был один хозяин – следователь <…> Я прошу одного – тщательно разобраться с материалами моего дела. Меня очень тяготит, что я оклеветал много лиц.
В своем последнем слове Евдокимов бросил суду:
Я скоро умру, но я хочу сказать суду, что и при новом руководстве [имеется в виду Берия. – И. Х.] аппарат НКВД СССР работает так же, как работал и при Ежове, а отсюда получаются контрреволюционные организации, представителем которых сделан я и другие. Об этом я убедительно прошу донести Сталину. Я не был сволочью, но стал таковым на предварительном следствии, так как не выдержал и начал лгать, а лгать начал потому, что меня сильно били по пяткам[1304].
Понимая, что Евдокимов не был исключением, начальник Шегарского РО НКВД И. Н. Пучкин писал секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Боркову 21 апреля 1939 года, что, если кто-то из обвиняемых пытался заявить суду, что установки, нарушающие революционную законность, шли из УНКВД, им запрещалось об этом говорить, так как «это клевета, и мы сейчас судим Вас, а не работников УНКВД и о них здесь говорить не нужно»[1305].
В апреле 1937 года настало время суда над Николаевым (или представления с его участием, как сказал бы, наверное, Гофман). В составе выездной сессии военной коллегии Верховного суда СССР Новосибирск посетили три юриста. У председателя коллегии, 40-летнего Николая Михайловича Рычкова, была репутация блюстителя революционной законности. Токарь по металлу с Надеждинского завода, в Гражданскую войну он отличился в органах ВЧК на Урале. В 1922–1927 годах он служил прокурором Сибирского военного округа, а с 1931 года – диввоенюристом, членом военной коллегии Верховного суда СССР. Тройку приехавших с Рычковым судей дополняли бригадвоенюристы Г. А. Алексеев и М. И. Добржанский. Военная коллегия Верховного суда СССР являлась судебным органом, обслуживающим запросы, исходившие напрямую из Политбюро и часто лично от Сталина. Согласно изменениям, внесенным после убийства Кирова в уголовно-процессуальные кодексы союзных республик, была отработана схема, позволявшая в максимально упрощенном порядке вести судопроизводство. При расследовании и рассмотрении дел о террористических организациях следствие велось быстро, обвинительное заключение вручалось обвиняемым за сутки до рассмотрения дела в суде. Дела слушались без участия сторон, обжалование приговоров не допускалось. Таким образом, новые процессуальные нормы позволяли выносить смертные приговоры по политическим делам без огласки и волокиты, сохраняя при этом видимость судебной процедуры. В соответствии со списками, ранее подписанными Сталиным и другими членами Политбюро, выездная сессия военной коллегии приговорила к смерти большую группу «врагов народа». 6 и 7 апреля 1937 года были приговорены к высшей мере наказания известные сибирские троцкисты М. И. Сумецкий, И. Н. Ходорозе, И. Е. Райков, Б. В. Орешников. Также были расстреляны бывшие оппозиционеры из системы водного транспорта, к которым присоединили некоторых инженеров и преподавателей вузов[1306].
5 апреля 1937 года в Новосибирске
