Очерк французской политической поэзии XIX в. - Юрий Иванович Данилин
Романтический образ рабочего, созданный Венсаром, характерен для правого крыла утопической поэзии, почти полностью лишен реалистических черт, сентиментален, слащав, неправдоподобен.
Как же, однако, случилось, что Венсар, сам близкий народу, увлеченно бичевавший в своих патриотических песнях 1820-х годов Реставрацию и звавший народ свергнуть ее, отказался от участия в борьбе против Июльской монархии, при которой народу жить стало не легче?
Причин здесь две. Во-первых, Венсар после Реставрации окончательно утвердился на позициях сен-симонизма, видя в нем обновленное христианское учение, только и способное «выполнить великую цель всеобщего братства, которую Христос завещал осуществить, как религиозную задачу, великодушным и благородным сердцам, проникнутым его божественным вдохновением»; эта цель, полагал поэт, разрешима только мирным путем, по никак не «в старой революционной форме»[52]. Во-вторых, Венсар разделял романтическую эстетику правого крыла утопической поэзии, настойчиво подчеркивавшую воспитательные цели искусства во имя следования прекрасной мечте, которая важнее и выше правды жизни. Так, поэтесса-швея Элиза Флёри призывала песенника не «останавливать наши опечаленные взоры на бедствиях, порожденных человеком». «Побуждай к успеху в познаниях эти гордые и пылкие души (народных тружеников. — Ю. Д-) и, указывая нам лучшее будущее, заменяй железные цепи гирляндами цветов», — писала она в стихотворении «К песеннику». Рефрен этой песни содержал важное эстетическое требование: он призывал песенника нести «утешение страдальцам» и помнить о том, что «обнадеживающий припев — это уже почти счастье для труженика!»
Эти требования сен-симонистской эстетики призывали поэтов-утопистов отторгаться от безрадостной действительности во имя веры в то лучшее, к чему нужно стремиться, во имя чарующей романтической мечты. Нелегкая это была задача для поэтов из трудового народа, но те из них, которые искренне веровали, например, во всепобеждающий, всезавоевывающий труд, вкладывали в эту веру всю свою душу. Достойны внимания в этом отношении уже рефрены песен. Мерсье создает свои рефрены еще в духе молитвенных призывов («Гимн тружеников»), но рефрены песен Венсара (например, песни «Порыв») носят подчеркнуто бодрый, волевой, маршеобразный характер.
Утешающая и обнадеживающая установка консервативного крыла утопистской поэзии призывала к примирению с безрадостной буржуазной действительностью во имя социального мира, христианской любви и всепрощения. Обращаясь к высшим классам, поэты сен-симонисты требовали от них истинной доброты к беднякам, а не милостыни. «Милостыня бессильна уничтожить зло!.. — заявляла поэтесса Сесиль Дюфур. — Не золото, а любовь нужна народу, второму Христу, которого язычники наших дней беззастенчиво распинают в своей нечестивой гордости!» Обращаясь же к народу, поэты-утописты призывали его к отказу от восстаний, которые обрекают народ только на бесчисленные и бесполезные кровавые жертвы. Особенно красноречиво писал об этом Савиньен Лапуант, сам бывший участник восстаний 1830-х годов:
… Когда ружье к ружью, сограждане, идете
Вдоль стен, обрызганных комками жаркой плоти,
Когда роняет дуб народный с высоты
За ветвью ветвь в костер злосчастий и вражды,
Небесный судия глядит, нахмуря брови,
На пальцы ваших рук, багровые от крови…
«Нет, братья, будущее не на баррикадах!» — восклицал поэт в стихотворении «Восстание».
Однако, осуждая путь восстаний, поэт в гораздо большей степени осуждал «вельмож», которые осыпали оскорблениями и проклятиями восставших и обрывали их жизнь на эшафоте во имя своего благополучия.
Образцов «утешающей» рабочих утопической поэзии появлялось на рубеже 1830– 1840-х годов предостаточно. Но для многих из них характерна внутренняя противоречивость: невозможно же было не говорить о вопиющей правде жизни, остроте общественных контрастов, хотя бы песня и завершалась самыми оптимистическими нотами. Остановимся на песне Луи Фесто «Рудокопы».
Наряду с яркими картинами изнурительного труда рудокопов поэт упоминает и о противоречиях между рабочими и работодателями («нужда отзванивает часы, которые умеет учесть хозяин»). Он так описывает рудник: «В лоне густых потемок, где снует деятельный Народ, рабочего уже не толкают великолепные бездельники». Далее сказано, что если «двуличный Эгоизм захватил в свою власть поверхность земли, то внутрь ее он не проникнул, и здесь пылко соревнуются, хоть и по одинаковой оплате, те люди, которых равными делает Труд, а опасность превращает в друзей». Интересна следующая строфа: «Смелей, смелей, братья! Судьбы еще изменятся: и наслаждения, и заработная плата будут однажды поделены. Всё с большей отвагой в своих речах свободолюбивые рудокопы шаг за шагом подкапываются под фундамент Социального Шарантона» (т. е. сумасшедшего дома буржуазного строя). Но это будущее еще не наступило, и песня кончается словами утешения: «Работайте же киркою, искусные и бодрые рудокопы, еще немного — и колокол возвестит вам отдых; а там, наверху, в вашей семье, эхо будет вторить вашим песням, там, наверху, под пылающим солнцем зреют хлеб и плоды»[53].
Сатира Лапуанта «Восстание» хоть и была написана во имя социального мира и божьих заветов любви, но по всему своему драматическому и очень горькому тону представляла собой как бы переход к левому крылу рассматриваемой утопической поэзии. Переход этот можно уследить и в песнях Жюля Мерсье («Святая чернь», «Гимн тружеников»), где тона горечи и оптимизма все время перемежаются. Переход этот — и в «Рудокопах» Луи Фесто.
Левое, радикальное крыло поэзии сен-симонистов проникнуто настроениями скепсиса, разочарования, уныния, даже пессимизма; горько и угрюмо констатируют его поэты наличие неисчезающих социальных противоречий, эгоизм, черствость и своекорыстие буржуазии, свирепую эксплуатацию трудовых масс, нищающих и из-за частой безработицы неуверенных в завтрашнем дне.
Остановимся на «Послании маленького человека к большому» Луи Фесто, где так сентиментально, но уже и с резкостью противопоставлен роскошествующему богачу бедняк, сын народа, и где об этом бедняке поэт говорит:
«Тщетно пытается он подняться, противостоять когтям своей судьбы — его нищенская сума подобна для него скале Сизифа. Тщетно направляет он свои шаги к высокой цели — слишком тяжелый груз лежит на нем, оттягивая его вниз. Забитый своими несчастьями, побежденный нищетою, он живет, стареет и умирает точно так же, как прозябал его отец; ничего не остается от него, никто и не заметил, что ремесленник Бастьен жил и страдал… Брат мой во Христе, видишь ли ты разницу, которую случай провел между двумя этими существованиями?.. Все для одного, ничего для другого! Удивляйтесь же после этого, видя илота озлобленным, раздраженным и завистливым!»
Радикальному крылу поэзии утопистов по преимуществу присуща та тема социальных противоречий и горьких жалоб на обездоленность народа, от которой старались воздерживаться Элиза Флёри, Венсар и другие поэты. В отличие от них Савиньон Лапуант писал в стихотворении «Жалоба»:
