Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса - Коллектив авторов
Результатом усиления военной организации было возникновение кочевых империй, олицетворявших военную централизацию скотоводов. Объединение кочевников в целях грабежа и завоевания соседних народов происходило в первую очередь в интересах верхушки кочевого общества: военных и племенных предводителей. Новые условия жизни порождали соответственные формы субординации, и власть предводителей усиливалась. Но по мере распадения империи и децентрализации племен, по мере роста самостоятельности кочевых групп власть и влияние военно-племенных предводителей ослабевала, чему способствовало поголовное вооружение кочевников и многое другое. Одновременно усиливалось влияние зажиточной прослойки общества совместно с племенными старейшинами, образующей верхушку последнего. Кочевые империи – временные, эфемерные образования – не имели прочного специфического экономического базиса и во многом отличались от государств оседло-земледельческих областей[108].
Государства в оседло-земледельческих областях первоначально возникали на территориальной основе как формы общественной организации по мере разложения первобытнообщинных отношений и в процессе становления нового способа производства, возникали как следствие появления непримиримых классовых противоречий между группами людей, наделенных средствами производства и лишенных их[109].
В ходе исторического развития раннеклассовые государства сменялись рабовладельческими, феодальными и т. д. С гибелью населения государство могло временно исчезнуть, но если природные условия позволяли, новое население воссоздавало государство. Итак, до определенного момента истории земледельческое государство – явление необратимое. Видоизменяясь, государство не может исчезнуть, пока живы антагонистические классовые противоречия.
Что касается кочевников, то факты свидетельствуют: переход общественной организации из «общинно-кочевого» состояния в «военно-кочевое» и обратно – явления обратимые. После распада кочевых империй в подвластных им земледельческих областях появлялись новые государства, тогда как у подвижных скотоводов в том или ином виде возрождалась общинно-кочевая организация. Это объясняет, почему там, где ранее были древние кочевые империи, впоследствии встречались аморфные племенные образования. Характерно, что племенная и уж во всяком случае общинно-кочевая структуры с гибелью империи не разлагались, а функционировали до гибели кочевничества.
Рассматриваемые процессы отражались и в формировании этнических общностей Азии.
Архипова Марьяна Николаевна, Туторский Андрей Владимирович
Советская повседневность и соционормативные практики через призму автобиографии
Аннотация. Автобиография – это особый жанр повествования, который сам по себе достоин отдельного исследования в этнологии и может выступить в роли прекрасного источника по антропологии повседневности. Представленная статья – это первая попытка рассмотреть, как автобиография рядового жителя может послужить этнографическим источником. В автобиографии отражено то, что информант рассказывает не по просьбе этнографа, а то, что он сам посчитал нужным зафиксировать, то есть то, что для него было действительно важным в момент записи своей биографии.
Ключевые слова: советская история, автобиография, коллективизация, колхозы, голод, самосуд, межэтнические отношения.
Изучение повседневности и социнормативных практик – одно из важных направлений исследований кафедры этнологии МГУ имени М. В. Ломоносова на рубеже XX–XXI столетий [Карлов 2016]. Это первый подлинно научный проект отечественной этнографии, связанный с систематическим сбором информации о народной культуре. В 1860-е гг., в период председательства Н. В. Калачева в Этнографическом отделении Императорского Русского Географического общества [Александров 1984: 17] исследования народных юридических обычаев сменили поверхностные и написанные ненаучным языком описания крестьянской жизни, издававшиеся в первых выпусках Сборников РГО. Интерес к этой тематике возрождался в 1920-е и в 1990–2000-е гг. Последний этап связан с научной и организационной деятельностью А. А. Никишенкова [Право 1998; Никишенков 1999; Закон 2000; Никишенков, Перстнева, Туторский 2010]. Среди ученых, не работавших на кафедре этнологии МГУ, значимые работы по соционорматике опубликовали Б. Х. Бгажноков, А. И. Першиц, А. К. Байбурин и А. Л. Топорков [Бгажноков 1983; Першиц 1979; Отношения 1986; Байбурин, Топорков 1990].
Основной источник в этнографии – это устные интервью, которые дают информанты. Фактически они рассказывают впервые увиденному человеку свою биографию, со всеми переживаниями, радостями и горестями. Автобиография – это особый жанр повествования, который сам по себе достоин отдельного исследования в этнологии. В отечественной историографии существует множество автобиографий известных людей – деятелей культуры, реформаторов, учёных. В этнографической науке известны крестьянские дневники – особый жанр описания значимых для человека событий, но делались эти записи непосредственно «по горячим следам» (особенно этот жанр был популярен в начале XX в. [История 2011]). Автобиографии, то есть описания собственной жизни, сделанные рядовыми колхозниками, в историографии практически не встречаются. Не будем рассуждать о причинах такой непопулярности автобиографий среди обывателей. Возможно, их жизненные истории им самим не кажутся значимыми и интересными. Хотя эти воспоминания могут стать прекрасным источником по антропологии повседневности, особенно ушедших исторических эпох.
Категория повседневности является предметом целого комплекса научных дисциплин: социологии, этнологии, истории, психологии, психиатрии, лингвистики, теории литературы и философии. Повседневное – это упорядоченное, близкое, известное подавляющему большинству повторяющееся действие или явление. Как писал философ Б. Вальденфельс, «повседневное – это то, что происходит каждый день, что прорывается сквозь “упорядоченную суматоху” праздников» [Вальденфельс 1991: 40]. То есть повседневная культура включает в себя те нормы и традиции, которые становятся сами собой разумеющимися в социуме (при этом они, несомненно, могут быть представлены диаметрально противоположными явлениями в разных культурах). Повседневное является сферой, где, по выражению Б. Вальденфельса, собираются и хранятся своего рода «смысловые осадки», и процессом, в котором происходит формирование и организация человека и общества [Вальденфельс 1991: 40].
Жизненный путь и исторический процесс идут рядом, однако не всегда бок о бок. Зачастую человек продолжает жить в своём замкнутом мире. Однако бывают случаи, когда в повседневную рутину врываются глобальные перемены, и в жизни одного человека причудливо отражаются основные исторические события[110]. Через призму жизни такого человека можно не только посмотреть на быт и нравы конкретного времени, но и проследить историю целого государства от его становления до распада.
В августе 2009 года экспедиция кафедры этнологии исторического факультета МГУ в Краснодарском крае записала рассказ Александры Сергеевны Кодаш, 1921 года рождения, в жизни которой отразились основные культурные и социальные изменения советской истории. Имя героини намеренно сохранено, поскольку сама она не только охотно шла на контакт и рассказывала о своей судьбе, но и показала и позволила сфотографировать свою «тетрадь», как она сама
