Борис Григорьев - Швеция под ударом. Из истории современной скандинавской мифологии
В этот момент на палубе «Вэстервика» началось какое-то неопределенное движение, послышались резкие слова команд, топот каблуков по трапу. В каюту заглянул Бъёрлинг и объявил, что капитан 3 ранга Гущин с политруком доставлены на борт «Вэстервика» и что нам разрешено с ним увидеться до начала опроса.
Мы встали, и в двери показалось знакомое по газетным фотоснимкам лицо. Увидев старшего по званию, командир лодки начал рапортовать:
— Товарищ капитан 1 ранга, командир подводной лодки U-137 прибыл…
Ю. Просвирнин, давая понять, что соблюдение устава в данный момент излишне, подошел к нему и крепко обнял:
— Молодец, Толя! Держись!
Толя улыбнулся в рыжие усы и в свою очередь обнял военно-морского атташе.
— Как обстановка на лодке?
— Всё в порядке. Только плохо с куревом.
Ю. Просвирнин достал из портфеля два блока сигарет и вручил их Гущину.
— Что с лодкой? — В свою очередь спросил командир. — Когда я садился в шведский катер, лодку сильно раскачивало. Боюсь, как бы не было беды.
— Не волнуйся. Сейчас для тебя главное — это.
Мы не собирались инструктировать Гущина, как ему себя вести на опросе, потому что не сомневались в том, что он владеет обстановкой лучше нас. Да и вообще говорить на эту тему в помещении, где вместо двери висела занавеска, было рискованно. Как писали позже шведские журналисты, за ней, пока мы разговаривали с Гущиным, стоял шведский переводчик Пэр Янссон и подслушивал нас. Шведы использовали любую возможность узнать что-нибудь новенькое и поймать Гущина на каких-нибудь противоречиях.
Отпущенные на свидание несколько минут истекали, и шведы поторопили нас, пригласив пройти в кают-компанию, где уже давно собрались члены экспертной комиссии. Командира подлодки и его замполита в кают-компанию пока не приглашали, разместив их в разных каютах.
Примерно в 14.00 «Вэстервик» стал на якорь, и Карл Андерссон занял председательствующее место за овальным столом кают-компании. Остальные члены комиссии и присутствующие лица с трудом протиснулись между столом и диваном и заняли места в следующем порядке: по правую руку от Андерссона — капитан 2 ранга Эмиль Свенссон, главный специалист по навигации в штабе обороны, человек средних роста и возраста с белесыми гладко прилизанными волосами и хитрым лисьим прищуром глаз; слева — переводчики, капитан 2 ранга из штаба обороны Эрланд Сённерстедт, а также упомянутый выше Леннарт Борг. Нам с Просвирниным определили стулья напротив Андерссона, справа от меня разместился полковник Рольф Мальм из штаба Данквардта, а между Мальмом и
Свенссоном, под портретом шведской королевской пары, стоял стул для опрашиваемых отдельно друг от друга советских офицеров-подводников. П. Бъёрлинг сел справа от военно-морского атташе.
Активную роль в расследовании играли Андерссон и Свенссон, остальные члены комиссии присутствовали практически в качестве статистов. Опрос велся на шведском языке, но неукоснительно осуществлялся перевод на русский язык и обратно. Это позволило нам с Просвирниным делать достаточно подробные записи.
Первым пригласили командира U-137.
— Пожалуйста, садитесь, командир, — указал Андерссон рукой на свободный стул.
По напряженному выражению лица командира лодки можно было сделать вывод, что появление на таком авторитетном собрании давалось ему нелегко. Но чувствовалось, что капитан 3 ранга был человеком сильной воли и выдержки, и он с достоинством занял свое место, ожидая первого вопроса.
— Будьте любезны, соблаговолите назвать ваши имя и фамилию, — начал председатель.
— Анатолий Михайлович Гущин.
— Ваше образование и подготовка?
— Десять лет службы в подводном флоте.
— Считаете ли вы себя опытным офицером-подводником?
— Нет, я так не считаю. Полагаю, что мне еще нужны дополнительные знания и опыт.
Когда Андерссон стал задавать вопросы, касающиеся семейного положения и личной жизни, вмешался Ю. Просвирнин и сказал, что Гущин на эти вопросы может не отвечать. Андерссон пожал плечами, но ничего не сказал. По лицам членов комиссии пробежала тень недовольства. Ведь нам определялась роль пассивных наблюдателей, а тут военно-морской атташе вмешивается в процедуру опроса! Но шведы не сделали нам формального замечания, позволив отойти от буквы договоренностей, поскольку и сами соблюдали их не так уж строго.
Председатель перешел к вопросам, касающимся лодки и экипажа, и Гущин давал на них исчерпывающие ответы, ничего не скрывая, поскольку шведы и так всё уже знали и задавали их для соблюдения формы.
— В чем состояло задание лодки?
— Мы находились в учебном плавании в район острова Борнхольм.
— Из какой базы вышли в море?
— На этот вопрос отвечать не уполномочен.
К опросу подключился Эмиль Свенссон.
— Где вы полагали себя при аварии лодки? — Спросил он, ехидно улыбаясь.
— В соответствии с нашими расчетами, мы находились в районе Столбовой банки на польском побережье27.
Шведы недоверчиво заулыбались, и тогда Гущин поправился:
— Сразу после того, как мы сели на мель, мы сделали несколько пеленгов и поняли, что на самом деле попали в шведские воды.
— Черт меня побери, но такие ошибки достойны занесения в книгу рекордов Гиннеса, — не удержался от комментария Андерссон. Переводчик не рискнул переводить эту эмоциональную фразу, но мы с Просвирниным, естественно, ее поняли.
Эмиль Свенссон так и взвился со своего места и обратился ко всем присутствующим с риторическим вопросом:
— Интересно, такое отношение к требованиям навигации является общепринятым во всём Красном флоте?
Вопрос показался нам оскорбительным и неприемлемым для чести советского военного моряка, и Просвирнин опять сделал замечание шведам по поводу соблюдения этики и приличия при опросе советского офицера. Эмиль Свенссон обиженно сложил губы и сел на место. Андерссон ответил, что шутка Свенссона была действительно не совсем уместна и он готов принести за него извинение.
— Хорошо, я удовлетворен, — ответил атташе, и опрос продолжился.
Командир подлодки, нисколько не смущаясь, объяснил, что такая грубая ошибка в навигации возникла из-за поломки навигационного оборудования.
— Но ведь так крупно ошибиться в Балтийской луже практически не возможно, — настаивали шведы. — Вы ведь видели маяк на острове Утклиппан? Его высота 31 метр.
— Мы думали, что это огни кораблей, — невозмутимо отвечал Гущин.
Шведы попросили реконструировать курс подлодки, отталкиваясь от места аварии, и Гущин вытащил из атташе-кейса карты и стал показывать шведам, как всё получилось.
— Но тогда, согласно вашим расчётам, лодка должна была пересечь острова Стюркё и ещё несколько шхер?
Гущин в ответ пожал плечами, давая понять, что больше ему сказать нечего, и сколько шведы ни бились, пытаясь спровоцировать его на какой-нибудь опрометчивый ответ, командир лодки продолжал упрямо повторять свою версию.
— Какие навигационные приборы имеются на борту лодки?
— «Декка», радиопеленгатор, гирокомпас, — начал перечислять Гущин28.
— А радар и эхолот?
— Эти приборы не считаются навигационными.
В этот момент Просвирнин сказал, что опрос командира длится уже 2 часа, между тем как шведская сторона согласилась на проведение короткой беседы. Это не понравилось Андерссону, и он раздраженно ответил:
— Вы здесь присутствуете в качестве наблюдателей и задавать вопросы не имеете права. Мы будем продолжать опрос командира столько, сколько понадобится.
Во время процедуры опроса Гущина в кают-компанию зашел командир «Вэстервика» и доложил о том, что лодка снята с мели.
После такого известия на душе стало спокойней. А. Гущин, как писали потом шведы, воспринял это сообщение спокойно, словно ему принесли бутерброд с кофе. Ему дали возможность связаться с лодкой, и когда он услышал, что на лодке всё нормально, он сказал:
— Ставлю вам «пятерку».
Мнительные шведы потом долго гадали, что имел в виду Гущин: отличное поведение экипажа во время спасательных работ или удачное проведение в жизнь плана провоцирования шведов на преждевременные спасательные работы29.
Гущина опрашивали 3 часа, прежде чем сделали перерыв перед опросом Беседина. Мы видели, что удовлетворения от беседы с Гущиным члены комиссии не получили. Теперь они надеялись на опрос замполита.
Гущина отвели в каюту. Минут через десять перерыв кончился, и шведы пригласили в кают-компанию капитан-лейтенанта Василия Беседина.
— Ваши имя и фамилия? — Задал первый вопрос Андерссон.
Беседин замялся и обратил свой взор на Просвирнина.
— Отвечайте на вопрос, не обращайте на меня внимания, — посоветовал ему Просвирнин, и замполит назвал свою фамилию.