Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

Фрезинский Борис Яковлевич

Писатели и советские вожди: Избранные сюжеты 1919–1960 годов

От автора

Исторические легенды и документы на тему «Писатели и правители (монархи, диктаторы и проч.)» существуют, наверное, столь же давно, как появились на свете писатели (правители-то были всегда)… Благословенные времена, когда писатели имели возможность работать совершенно свободно и независимо от власти, в истории, скорее, редкость. Применительно к российской истории таких времен, пожалуй, не припомнить. В этом смысле тема «Писатели и правители» у нас редко утрачивала актуальность; здесь она представлена избранными документальными сюжетами из советского периода нашей истории, когда правителей именовали старославянским словом «вожди».

Отечественные вожди, принадлежа к одной и той же политической партии, заметно различались между собой — чертами характера, склонностью к диктату, уровнем образования и культуры, мерой догматичности, интересом к идеологии и литературе, представлениями о том, насколько свободна или несвободна может быть литература и каковы должны быть требования к ней власти.

Случались такие периоды (короткие), когда советским писателям казалось: литературная жизнь налаживается и впереди их ожидают счастливые времена. Тогда они особенно старались идти в ногу со своими вождями. Как ни странно, это вызывало большой энтузиазм и у их западных коллег левой ориентации. Скажем, 19 июня 1936 г., на второй день своего первого и последнего пребывания в СССР, французский писатель и будущий Нобелевский лауреат Андре Жид в речи с трибуны мавзолея Ленина (в присутствии прохаживавшегося рядом Сталина), сравнивая положение советских писателей с положением левых писателей в капиталистических странах, заявил: «Сейчас в Советском Союзе вопрос впервые стоит иначе: будучи революционером, писатель не является больше оппозиционером. Наоборот, он выражает волю масс, всего народа и, что прекраснее всего, — волю его вождей. Эта проблема как бы исчезает, и эта перестройка настолько необычна, что разум не может ее сразу осознать. Это лишь одно из многого, чем может гордиться СССР в эти замечательные дни, которые продолжают потрясать наш старый мир. Советский Союз зажег в новом небе новые звезды…»[1]. (Следует, правда, заметить, что, повидав СССР своими глазами, А. Жид уже четыре месяца спустя написал о советской жизни иначе: «Важно не обольщаться и признать без обиняков: это вовсе не то, чего хотели. Еще один шаг, и можно будет даже сказать: это как раз то, чего не хотели»[2]).

Хотя индивидуальные писательские судьбы в различные десятилетия советской истории и складывались по-разному, но они неизменно оставались сложными, подчас неоднозначными и зачастую трагическими. (Заметим попутно, что с установлением диктатуры Сталина судьбы самих вождей Революции складывались одинаково трагически и завершались тоже одинаково — казнью).

В книге речь идет о многих вождях: о Троцком, Ленине, Каменеве, Зиновьеве, Бухарине, Радеке, затем о Сталине и его, как их тогда называли, соратниках — Молотове, Кагановиче, Ворошилове, Андрееве, Жданове, Маленкове, да еще о секретарях ЦК, которых, пожалуй, вождями и не считали — Щербакове и Шепилове, ну и, наконец, о Хрущеве.

Что касается писателей — персонажей этой книги, — то об одних речь заходит часто и подробно, о других — скорее эпизодически. Если называть имена, то это Горький и Зощенко, Федин и Эренбург, Пастернак и Бабель, Ходасевич и Сологуб, Ремизов и Волошин, Слонимский и Павленко, А. К. Воронский и Вс. Иванов, Сейфуллина и Пильняк, Кольцов и Безыменский, К. Чуковский и Сельвинский, Н. Тихонов и Вс. Вишневский… Есть писательские моносюжеты, есть сюжеты групповые. Один «групповой» сюжет, занимающий в книге немало места, — это история международных писательских конгрессов 1930-х гг. Именно в связи с этим сюжетом в книге представлены не только советские авторы, но и зарубежные — Ромен Роллан и Виктор Серж, Андре Жид и Анри Барбюс, Луи Арагон и Андре Мальро, Лион Фейхтвангер и Эльза Триоле — им тоже приходилось иметь дело с советскими вождями — прямо или косвенно…

Информацию о лицах, чьи имена встречаются в книге, помимо постраничных примечаний читатель найдет также в аннотированном именном указателе; в конце книги приводится и расшифровка встречающихся в тексте аббревиатур.

Л. Б. Каменев и писательские просьбы (1991–1924)

(С эпилогом, относящимся к 1934–1936 гг.)

У Льва Борисовича Каменева в интеллигентных кругах была репутация человека, живо интересующегося литературой и искусством и при этом отнюдь не лишенного чисто человеческого внимания к людям культуры. Уцелевшая часть почты Каменева это подтверждает. Но прежде чем перейти непосредственно к этой почте, напомним краткую биографическую канву жизни одного из лидеров послереволюционной России.

Ю. Каменев — давний литературный псевдоним Льва Борисовича Розенфельда. Он родился 18 июля 1883 г. в Москве; его отец окончил Технологический институт в Петербурге, мать — Бестужевские женские курсы. Родители смолоду вращались в радикальной студенческой среде (отец был сокурсником знаменитого Игнатия Гриневицкого, бросившего 1 марта 1881 г. бомбу в Александра II). Вскоре после рождения сына семья переехала в Виленскую губернию, где отец получил место главного инженера на небольшом металлическом заводе. Учебу будущий член ленинского Политбюро начал во 2-й виленской гимназии и завершил — во 2-й тифлисской (в 1886-м семья перебралась на Кавказ). Когда в 1901 г. Лев Розенфельд закончил тифлисскую гимназию, он уже был тесно связан с марксистскими кружками, что в его аттестате сказалось на оценке по поведению, а это лишало права поступления в университет. Чтобы выхлопотать такое право, пришлось специально обращаться к министру народного просвещения Боголепову, и в итоге Лев смог поступить на юрфак Московского университета. Там его революционная настроенность лишь укрепилась: он ездил на студенческие сходки в Петербург, участвовал в демонстрациях и вскоре был из Москвы выслан в Тифлис, уже окончательно утратив право продолжения учебы.

Дальнейший жизненный путь молодого Каменева обозначим пунктирно: 1902 г. — Париж, знакомство с Лениным (еще одно знакомство стало не менее значимым в его судьбе: встреча на собрании по случаю пятилетия Бунда с сестрой Троцкого, Ольгой Бронштейн, вскоре ставшей его женой), затем Женева, редакция «Искры», подпольная работа в России; Тифлис — Москва — арест и пятимесячная отсидка, затем пресеченная полицией попытка стать студентом в Юрьеве и снова Тифлис, работа в Кавказском комитете большевиков (вместе с Михой Цхакая, Кобой и Кнунянцем); 1905 г. — Петербург, Лондон, III съезд партии, где он становится агентом ЦК; 1905–1907 гг. — Петербург (с Лениным); 1907 гг. — Лондон, V съезд партии (делегат от Москвы); 1908 — арест в Петербурге и заключение с апреля до июля; 1908–1914 гг. — Париж (с Лениным и Зиновьевым), участие в международных социалистических конгрессах; 1914 г. — Краков (с Лениным и Зиновьевым), затем направление в Петербург, работа в «Правде»; арест в Озерках и Туруханская ссылка (вместе со Сталиным, Свердловым, молодым Молотовым); весной 1917 г. — возвращение в Петербург, в апреле встреча с Лениным; участие в апрельской конференции большевиков, избрание членом ЦК РКП(б) и членом ЦИКа Советов, работа одним из редакторов «Правды», публицистика…

Осенью 1917 г. Каменев (вместе с Зиновьевым) выступил против немедленного захвата власти большевиками. Эту позицию большинство ЦК отвергло на двух заседаниях, что Каменев и Зиновьев (ближайшие ученики и соратники Ленина) посчитали смертельным для партии, и накануне восстания, чтобы спасти дело своей жизни, разгласили опасные радикальные планы ЦК в газете Горького «Новая жизнь». Это вызвало ярость Ленина: он требовал немедленно исключить Каменева и Зиновьева из партии, но ЦК Ленина не поддержал. (В вопросе о восстании позиция Сталина осенью 1917-го отличалась от каменевской разве что меньшей определенностью и меньшей решительностью). В дни восстания, исчерпав все возможности его предотвратить, Зиновьев и Каменев принимали в работе ЦК действенное участие. Впоследствии Троцкий (едва ли не главный организатор Октябрьской революции), которого Сталин в 1925 г. руками Зиновьева и Каменева убрал с постов наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета Республики, вспоминал октябрь 1917 г.: «К ночи 24-го члены Революционного Комитета разошлись по районам. Я остался один. Позже пришел Каменев. Он был противником восстания. Но эту решающую ночь он пришел провести со мною, и мы остались вдвоем в маленькой угловой комнате третьего этажа, которая походила на капитанский мостик в решающую ночь революции»[3].