Борис Григорьев - Швеция под ударом. Из истории современной скандинавской мифологии

Беседин замялся и обратил свой взор на Просвирнина.

— Отвечайте на вопрос, не обращайте на меня внимания, — посоветовал ему Просвирнин, и замполит назвал свою фамилию.

— Ваше имя?

Опять пауза и взгляд на Просвирнина.

— Если вы так будете отвечать на наши вопросы, то опрос затянется до утра, — напомнил ему председательствующий.

— Василий, — уже смелее ответил замполит. Мне показалось, что вся его неуверенность объяснялась возрастом и необычной обстановкой, в которой он очутился. Тем не менее, Беседин быстро освоился и стал рассказывать о своем звании, служебных функциях. Что касается вопросов навигации, то он практически повторил версию своего командира, за исключением одной детали. Когда ему задали вопрос, в каком месте он полагал местонахождение лодки в момент аварии, капитан-лейтенант ответил:

— В районе острова Кристьянсё.

Шведы едва скрывали свое удовлетворение расхождением в показаниях командира и замполита, потому что Кристьянсё находился далеко в стороне от польского побережья, примерно в 20 километрах северо-восточней от датского о-ва Борнхольм.

— Проложите ваш курс в обратном порядке от предполагаемого места аварии, — предложили ему шведы.

Беседин взял карту и стал прокладывать пальцем воображаемые линии.

— Ну, дорогой, — опять не выдержал Свенссон, — при таком курсе лодка должна была пройти под Борнхольмом и попутно сделать невероятные географические открытия!

Карл Андерссон выразил сомнение в том, что оба офицера находились в момент аварии на одном и том же судне, потому что разошлись между собой по курсу на расстояние не менее 50 километров.

В ответ Беседин смущенно пожал плечами.

Шведы поняли, что от замполита большего добиться невозможно, и опять пригласили Гущина. Отвечая на дополнительные вопросы, он рассказал, что до места аварии лодка 2 часа шла в надводном положении с продутыми цистернами. (Беседин несколькими минутами раньше заявил, что в цистернах находилась вода.) Опять было отмечено расхождение в показаниях: если лодка вошла в шхеры с балластом в цистернах, значит, командир лодки опасался мелей. Шведы также вспомнили о том, как Аврукевич при первой встрече с Карлом Андерссоном рассказывал, что масляное пятно на поверхности воды появилось после продувки балласта. Гущин сказал, что с борта лодки водолазов не спускали, а старший на борту в свое время говорил противоположное.

Когда с момента начала опроса прошло примерно 7 часов, Карл Андерссон заявил:

— На сегодня хватит, продолжим работу завтра.

Шведы уличили советскую сторону в некоторых несоответствиях в изложении ее версии о причинах и обстоятельствах захода лодки в карлскрунские шхеры, но получить однозначные доказательства в пользу своей так и не смогли. Однако они не теряли надежды добиться своего на следующий день.

Нам было ясно, что второго опроса капитана 3 ранга Гущина быть не должно, поскольку он не предусматривался договоренностями, достигнутыми накануне в Стокгольме, но полностью исключать такую возможность не могли, потому что рассерженные шведские военные могли пойти и на нарушение собственных обязательств.

С тревожным настроением мы попрощались с Гущиным и Бесединым, которых должны были доставить обратно на уже снятую с мели лодку, и сразу после этого тоже тронулись в обратный путь в Карлскруну.

…Что же происходило в это время на лодке, пока ее командир присутствовал на встрече со шведскими экспертами?

В 14.14 Туру Виделлю, 58-летнему капитану 2 ранга, находившемуся на борту буксира «Карлсхамн», доложили, что русские на подводной лодке выпустили красную ракету и продублировали сигнал бедствия по радио. При этом были соблюдены все необходимые формальности, в том числе подводники указали точные координаты местонахождения своей лодки. Это было рассчитано явно не на шведов, потому что дюжине шведских судов, окруживших лодку в Гусином проливе, и без этого было ясно, где она находится. В проливе, защищенном близлежащими островками от порывов ветра, достигавшего 30 м/с, вода «кипела» белыми барашками. Низкие плотные облака, словно дым лесного пожарища, заслонили солнце, и вокруг стало темно, как поздним вечером. Можно было себе представить, что сейчас творилось в открытом море.

Виделль бросил взгляд на лодку: амплитуда ее колебаний с носа на корму значительно увеличилась. Из рубки он увидел, как Аврукевич поднялся на мостик лодки и стал энергично размахивать руками, призывая начать спасательные работы.

Сигнал «SOS» — всегда сигнал бедствия и призыв о помощи, даже если он исходит от подводной лодки, без спроса зашедшей в акваторию базы. Поэтому Тур Виделль сразу позвонил на пункт управления войсками южного оборонительного района полковнику Карлосу Данквардту и доложил о принятом сигнале. Полковник поставил в известность Леннарта Фошмана, а тот по цепочке — Бенгта Шубака в Стокгольме. Начальник штаба обороны, не согласовывая свое решение с главкомом Льюнгом, тут же отдал приказ начать операцию по снятию лодки с грунта.

На катере береговой охраны сигнал бедствия приняли в то же время, что и на базе, и тут же вступили в контакт с Аврукевичем, чтобы узнать, что послужило причиной для экстренного призыва о помощи. Капитан 1 ранга пояснил шведам, что из-за сильной качки имеются протечки электролита аккумуляторных батарей, и на лодке возникла опасность взрыва.

А Тур Виделль, которому было поручено снятие лодки с мели, уже отдавал распоряжения о начале спасательных работ.

В это время пост радиолокационного наблюдения военно-воздушных сил южного укрепрайона доложил, что корабли русского отряда, державшиеся до сих пор на рейде базы, приближаются к шведской границе с явным намерением перейти ее. У шведских военных началась форменная паника. Все подразделения были приведены в состояние боевой готовности, чтобы отразить вторжение русских, которые, по всей вероятности, услышали сигнал бедствия с U-137 и спешили ей на помощь, поскольку шведы пассивно наблюдали за тем, как она погибает.

В карлскрунской истории с советской подводной лодкой, пожалуй, наступил один из самых драматических моментов. Главком Л. Льюнг доложил обстановку Т. Фельдину, и тот дал жесткое указание защищать границу во что бы то ни стало. К. Данквардт отдал приказ береговой артиллерии приготовиться к стрельбе боевыми снарядами.

Обстановку разрядил патрульный катер береговой охраны, вышедший навстречу русскому отряду. Подойдя к границе, шведы увидели, что никаких крейсеров под флагом с серпом и молотом и в помине нет. Дежурная служба пункта радиолокационного наблюдения укрепрайона приняла за них… мирные западногерманские торговые суда. Немцы прошли сквозь строй советских кораблей, отделились от них и показались на экранах радаров, чтобы испытать на прочность нервы шведских военных. Гражданские лица — на сей раз из береговой охраны — в который раз доказали, что в критической ситуации шведские военные ведут себя, мягко говоря, не вполне адекватно. Достаточно было выстрелить хотя бы одному шведскому орудию, и трагедии было бы не избежать. Страх и сверхусердие — плохие помощники в деле.

…По радио Виделль спросил Аврукевича, готовы ли на лодке продуть балласт? Тот ответил утвердительно. Для того, чтобы смягчить качку корпуса лодки, в ее кормовые цистерны перед штормом была принята вода. Теперь нужно было приподнять корму, чтобы попытаться стащить ее с грунта.

При первой попытке буксира «Карлсхамн» стащить корму лопнул буксировочный трос. Его прикрепили снова, и теперь лодку тянули два буксира: «Карлсхамн» с кормы и «Ахилл» с носа. Но лодка по-прежнему стояла на месте.

Тогда Аврукевич предложил опять заполнить водой кормовые цистерны, чтобы приподнять нос.

Шведский спецназ в боевой готовности

— Давай, — согласился Виделль и повторил попытку. На сей раз лодка медленно стала сползать с грунта кормой вперед и скоро оказалась свободной. Чтобы предотвратить попытку ухода — шведы боялись, что лодка может запустить моторы и на глазах всей спасательной флотилии шведов беспрепятственно удрать к своим в открытое море, — Виделль отдал команду «Ахиллу» подтянуть корпус лодки носом внутрь пролива, а малому буксиру «Гермес» встать поперек пролива, преграждая лодке путь на свободу.

— Есть ли у вас течь на борту? — Осведомился Виделль у Аврукевича.

— Нет. Всё о'кэй, — ответил тот.

После снятия лодки с мели Виделль посетил ее и был с энтузиазмом встречен экипажем. Виделль давно понял, что Аврукевич — никакой не политрук, а высокопрофессиональный строевой офицер, в совершенстве владеющий судовождением. Между ними уже до этого установились короткие отношения, они перешли на «ты» и звали друг друга «Йозеф» и «Тоссе».